– Глупый ублюдок! Глупый храбрый маленький ублюдок! – долетел ко мне из темного далекого туннеля голос Лорена, и этот звук странно отозвался в моей голове. Мне в лицо плеснули холодной водой, благословенная влага смочила губы, и я открыл глаза. Лорен сидел на земле, держа мою голову у себя на коленях и брызгая мне в лицо водой из бутылки.
– Кого это ты называешь ублюдком? – прохрипел я, и радостное облегчение, сменившее тревогу на его лице, стало одним из самых светлых впечатлений моей жизни.
Тело мое онемело и болело, плечо и спину покрывали синяки и царапины, на затылке вскочила шишка, к которой больно было притронуться.
– Идти можешь? – суетился надо мной Лорен.
– Попробую. – Оказалось не очень больно, и я даже захотел сфотографировать огромного мертвого зверя: слон упирался большими желтыми бивнями в землю, а Лорен и Ксаи сидели у него на голове.
– Сегодня мы заночуем у Воды-В-Скалах, – сказал мне Ксаи, – а завтра вернемся и заберем бивни.
– А далеко это? – с сомнением спросил я.
– Близко! – заверил меня Ксаи. – Очень близко.
Я неуверенно поморщился. Я уже слышал, как он точно такими же словами предупреждал о переходе в пятьдесят миль.
– Хорошо бы, чтоб действительно близко, – сказал я по-английски, и, к моему удивлению, действительно идти оказалось недалеко, гораздо ближе, чем я ожидал. Да и многого другого я тоже не ожидал.
Мы пересекли один хребет – я шел, опираясь на руку Лорена – и оказались на широкой гранитной площадке, большом куполообразном камне размером почти в четыре акра. Достаточно было одного взгляда на мелкие круглые углубления, усеивавшие всю ее поверхность, чтобы я испустил крик радости. Неожиданно я перестал нуждаться в поддержке Лорена, и мы побежали по камню, задыхаясь от радости, осматривая правильные контуры углублений, сглаженных погодой.
– Большой был рудник, верно, Бен? – возбужденно воскликнул Лорен, подсчитывая отверстия. – Тысяча?
– Больше! – возразил я. – Больше двух тысяч!
Я остановился, вообразив длинные правильные ряды голых рабов, склонившихся к скале, каждый над своим углублением, каждый связан цепью с соседом, у каждого в руках тяжелый железный пест, каждый бьет по куску золотоносной породы, зажатой между коленей.
В своем воображении я видел, как вдоль рядов расхаживают надсмотрщики с кожаными хлыстами в руках: следят, как руда превращается в порошок. Видел бесконечные колонны рабов с корзинами руды на головах, которые они несут из забоев. Все это происходило здесь почти 2 000 лет назад.
– Интересно, где шахта, – мысли Лорена развивались параллельно моим.
– И вода? – добавил я. – Нужно много воды, чтобы промывать золото.
– К дьяволу воду! – крикнул Лорен. – Мне нужна шахта. Эти ребята в старину разрабатывали руду только при содержании золота в три унции и больше и прекращали работу, добравшись до воды; тут где-то поблизости настоящая сокровищница.
Именно из-за этого оказались уничтожены все древние шахты. Нужно отдать должное искусству древних геологов и металлургов: почти все современные шахты в Центральной Африке были открыты ими 2 000 лет назад. Современные шахтеры, торопясь обнажить золотоносную породу, в спешке уничтожили все следы древних разработок. Я дал клятву, что по крайней мере сейчас буду первым, прежде чем эти вандалы пустят в ход свои буры и динамит.
Вода нашлась на дне пятидесятифутового колодца, вырубленного в скале; его стены были отделаны обтесанным камнем. Лучший образец древнего колодца, какой мне приходилось видеть; очевидно, бушмены содержали его в порядке, и я радовался этому, пока Ксаи доставал из тайника в скалах сыромятную веревку и кожаное ведро. Он вытащил его из колодца, до краев полное прозрачной водой, в которой плавало несколько мертвых лягушек и утонувшая кустарниковая крыса. Я принял решение пить воду, только прокипятив ее.
Лорен ровно тридцать секунд восхищался колодцем, а затем спустился в узкое ущелье между двумя гранитными хребтами. Я следил, как он скрывается среди деревьев, усердно отыскивая следы шахты; двадцать минут спустя до меня долетел его слабый крик.
– Бен! Иди сюда! Быстрее!
Я с трудом слез с перекрытия колодца и захромал в ущелье.
– Сюда, Бен. – Лорен был страшно возбужден, и меня вновь изумила власть золота, убыстряющая даже самый вялый пульс, придающая жадный блеск даже самому усталому взгляду. Сам я не жаден, но магия золота, его таинственная власть участили и мое дыхание, когда я, стоя рядом с Лореном, глядел на шахту древних.
Само по себе это не очень впечатляющее зрелище: мелкая яма, траншея три-четыре фута глубиной – стены мягко закруглены – вьется среди деревьев, как тропа, проложенная по земле.
– Открытая разработка, – сказал Лорен. – Они шли вдоль золотоносной жилы.
– А потом засыпали выемку, – прокомментировал я странный обычай древних заполнять свои выработки землей, прежде чем покинуть их. Эта мелкая траншея появилась вследствие оседания насыпанной в выемку земли.
– Ну-ка, – сказал Лорен, – пройдемся вдоль нее.
Мы почти полторы мили шли вдоль траншеи по лесу, пока она не кончилась.
– Если бы только удалось найти их отвалы, – бормотал Лорен, когда мы пробирались через буйную растительность в поисках груд обработанной породы. – Или хоть кусок руды, который они не заметили.
У меня заболела спина, и я присел отдохнуть на поваленный ствол, а Лорен продолжал поиски. Он отошел, оставив меня одного, и я наслаждался тем ощущением первозданности, которое охватывает в таких местах.
Вода в колодце блестела в пятидесяти футах от поверхности земли; я предположил, что до этого уровня и довели свой забой древние. У них не было насосов, и как только в забой проникала вода, приходилось искать другую жилу.
Мы нашли открытую шахту. Полторы мили длиной и пятьдесят футов глубиной, высеченную железными теслами и железными клиньями, которые вгонялись каменными молотами. Когда скала оказывалась особенно прочной и не поддавалась, на ее поверхности разжигали костры и поливали раскаленный камень смесью воды с прокисшим вином, чтобы расколоть его. Именно такой способ использовал Ганнибал, чтобы дробить камни, преграждавшие его слонам проход в Альпах – так сказать, старая карфагенская уловка. Расколовшийся золотоносный кварц грузили в корзины и кожаными веревками вытаскивали на поверхность.
Используя такой метод, древние добыли на обширном пространстве Центральной и Южной Африки примерно 700 тонн золота плюс большие количества железа, меди и олова.
– Это дает двадцать два миллиона унций золота по сорок долларов за унцию. Восемьсот восемьдесят миллионов долларов, – вслух произнес я. – Солидный кусок пирога.
– Бен, ты где? – среди деревьев показался Лорен. – Я нашел кусок породы. – В руке он держал обломок камня. – Что ты об этом скажешь?
– Голубой сахарный кварц, – сказал я. Лизнул, чтобы увлажнить поверхность, и подставил лучам солнца. – Фью! – присвистнул я, когда влажно вспыхнуло природное золото, заполнившее трещины и щели в кварце, как масло в сэндвиче.
– Действительно, фью! – согласился Лорен. – Богатая руда. Я отправлю своих ребят застолбить весь район.
– Ло, не забудь обо мне, – сказал я, и он нахмурился.
– Ты получишь свою долю, Бен. Разве я когда-нибудь пробовал…
– Не будь дураком, Ло. Я не это имел в виду. Не хочу, чтобы твои псы все тут перевернули, прежде чем я здесь поработаю.
– Хорошо, Бен. Обещаю, – он рассмеялся. – Ты будешь здесь, когда мы возобновим разработку. – Он взвесил на руке кусок кварца. – Пошли обратно – хочу размолоть это и получить представление о его ценности.
Используя углубление в граните как ступу и кусок бурого железняка как пест, Лорен превратил кусок кварца в тонкий белый порошок. Потом водой из колодца промыл порошок в нашем кухонном котле. Он промывал его легкими круговыми движениями, с каждым оборотом выплескивая немного через край. Потребовалось пятнадцать минут, чтобы выделить золотой «след». Он лежал на дне котла, грязновато-желтый, блестящий.
– Красиво, – сказал я.
– Красивее не бывает! – улыбнулся Лорен. – Не менее пяти унций на тонну.
– Ах ты алчный ублюдок! – издевался я.
– Между прочим, Бен, – он продолжал улыбаться, – дохода отсюда, вероятно, хватит, чтобы финансировать твой Институт добрых двадцать лет. Не артачься, партнер, золото и деньги не обязательно зло, если их правильно использовать.
– Не буду, – пообещал я.
Мы заночевали у колодца, ели вареный слоновий язык с картошкой и до утра поддерживали костер, чтобы компенсировать отсутствие одеял. Утро мы провели, вырубая бивни. Закопав их под скалой, чтобы не достались гиенам, уже после полудня мы двинулись туда, где оставили «лендровер».
Ночь застала нас в пути, но к середине следующего утра мы добрались до «лендровера». На подошвах у меня вздулись волдыри, ушибы сильно болели. Я с благодарностью опустился на пассажирское сиденье.
– До сих пор я недооценивал изобретение двигателя внутреннего сгорания, – серьезно заявил я. – Можете отвезти меня домой, Джеймс.
Оставив Ксаи и его семью продолжать бесконечные странствия, мы вернулись в Лунный город через восемь дней после отъезда, почерневшие от солнца и грязи, обросшие, с сизыми от пыли и пепла волосами. Ярко-рыжая борода Лорена сверкала на солнце.
За время самовольной отлучки Лорена в радиорубке накопилась огромная кипа сообщений. Не умывшись и не побрившись, он битый час просидел за радио, решая самые неотложные из вопросов, возникших за время его отсутствия.
Выйдя из рубки, он сказал:
– Мне придется немедленно улететь. Сейчас четыре тридцать. Пожалуй, успею. – Он поколебался и решил: – Нет, черт возьми! Украду еще одну ночь. Доставай «Глен Грант», я пока приму ванну.
– Вот теперь ты говоришь разумно, – рассмеялся я.
– До конца, партнер. – Он сжал мое плечо.
– До конца, Ло, – заверил я.
Мы много разговаривали, немного пели и до полуночи выпили немало виски.