Жаль, что даже если я буду что-нибудь посылать тебе время от времени, скорее всего, пройдет целый год, прежде чем ты увидишь сразу все мои работы и мы сможем обсудить, что и как следует делать. Уверяю тебя: то, что я нарисовал сейчас, принесет свою пользу. Возможно, у меня получится то, что не вышло в январе.
Главное, не думай, что я безразлично отношусь к возможности заработать: я намереваюсь пойти по кратчайшему пути в этом направлении.
При этом речь идет о настоящих и постоянных заработках, на которые я смогу в будущем рассчитывать только при условии, что мои вещи станут чем-то стоящим благодаря серьезному изучению природы, но не в том случае, если буду работать только ради продаж: впоследствии это вызовет горькие сожаления.
Если ты увидишь, что эти картины имеют больше всего шансов на успех, то я, разумеется, не откажусь написать еще. Однако если ты посчитаешь, что пройдет немало времени, прежде чем они начнут пользоваться спросом, я буду первым, кто скажет, что мы должны оставаться очень бережливыми, ведь благодаря рисованию можно избежать больших расходов и медленно, но верно развивать свое мастерство. Я вижу некие изменения в этих полотнах и пишу о них потому, что ты можешь лучше меня определить, как это повлияет на возможные продажи. В любом случае мне кажется, что масляные этюды смотрятся лучше, чем нарисованные мной. Сам я придаю меньше значения тому, что приятнее на вид и создает менее скудный эффект, и стремлюсь достичь в изображении большей строгости и мужественности, и для этого мне нужно еще много трудиться. Но если ты скажешь: «Поработай над лесными ландшафтами, пейзажами или маринами», я не буду против, ведь это не помешает мне заниматься более крупными и серьезными работами.
Только я хочу быть уверенным, что на них стоит тратить кисточки, краски и холст и что, если я напишу много подобных вещей, они принесут доход и не обернутся бессмысленной тратой денег. Если бы у меня была такая уверенность или я мог рассчитывать, что она появится, это помогло бы мне браться за более сложные вещи.
В этом случае я бы работал над ними с большей целеустремленностью. Я хочу сперва дать им дозреть и детальнее проработать их. Тогда через пару месяцев, например, я опять пошлю тебе что-нибудь, и мы решим. Полагаю, большинство художников именно так продвигались к своим более сложным работам. Мне не хотелось бы и дальше рисовать то, что изначально было плохо, основывалось на ложных и неправильных предпосылках, потому что я слишком люблю природу. Но это ставит нас перед дилеммой: чтобы достичь определенного уровня и стать искусным мастером, мне нужно создать много этюдов. Что выйдет дешевле: рисовать или писать их маслом? Если этюды маслом не будут пользоваться спросом, рисовать углем или чем-нибудь еще, несомненно, будет выгоднее.
Я очень доволен тем, что занимаюсь живописью, но не потому, что мне нравится, как это выглядит: она проливает для меня свет на проблемы тона, формы и материала, перед которыми я пока что был бессилен и к решению которых я, с ее помощью, теперь могу приступить. Например, если сейчас я вновь начну работать углем, у меня есть очень большой шанс преуспеть в этом.
Но допустим, что расходы на масляные этюды могут окупиться: в этом случае, признаюсь тебе, я в принципе не стал бы возражать, ведь я вижу, что у меня что-то получается, а это могло бы дать шанс на успех.
Принципиально я лишь против того, чтобы тратить краску на то, чему можно обучиться с помощью иного материала, пока о продажах еще нет речи. Я не хочу вводить в напрасные расходы ни тебя, ни себя самого, но я отчетливо вижу, что написанные маслом картины смотрятся лучше. И поэтому я испытываю сомнения, не понимая, что мне делать.
У меня еще не совсем закончились деньги, но их осталось немного: сегодня двадцатое число, если не ошибаюсь; в этом месяце на ведение домашнего хозяйства я потратил не больше, а скорее меньше, чем обычно. Мне пришлось единовременно выплатить большую сумму за принадлежности для занятий живописью, но их хватит надолго. Однако все стоит довольно дорого. Надеюсь, ты сможешь вскоре что-нибудь мне выслать. Мысленно жму руку, и верь мне.
Искренне надеюсь, что ты не воспримешь это письмо как предположение о том, что эти первые этюды можно как-то использовать. В свое время К. М. именно так понял некоторые мои слова, хотя я совершенно не имел этого в виду. Во всяком случае, раньше я мог лучше, чем сейчас, определить стоимость той или иной вещи или оценить, стоит ли выставлять ее на продажу. Теперь же я ежедневно убеждаюсь в том, что больше ничего в этом не смыслю и для меня важнее исследовать природу, чем цены на картины.
Мне кажется, я вижу, что масляные этюды гораздо более приятны на вид, чем те черно-белые рисунки или акварели, которые ты недавно видел. И потому я раздумываю, не может ли живопись в качестве основного занятия оказаться более доходным ремеслом, несмотря на более высокие затраты.
Будет лучше, если подобные решения будешь принимать ты, а не я, ибо считаю тебя более сведущим в вопросах коммерческого успеха и полностью полагаюсь на твое верное суждение.
И если я время от времени что-то присылаю тебе, то для того, чтобы поинтересоваться твоим мнением на этот счет, а не для того, чтобы заявить о готовности выставить на продажу ту или иную свою работу, – я больше не способен выносить суждения на этот счет. В любом случае я посылаю это еще и для того, чтобы ты знал, над чем я работаю.
Ты посоветовал мне приложить все усилия для создания маленькой акварели – полагаю, когда я опять займусь этим, я буду более подготовлен, чем раньше, и как раз благодаря живописи.
Однако мы с тобой не должны падать духом, если порой не все будет получаться. И не стесняйся меня критиковать. Нет, я не игнорирую раз за разом замечания в свой адрес, но зачастую на то, чтобы произвести изменения, требуется больше времени, чем на выяснение их необходимости. Таким образом, я только сейчас смог применить на практике приемы, про которые Мауве говорил мне в январе. И, например, этот комок земли написан после беседы об одном из его этюдов.
Воскресенье, утро
Дорогой Тео,
только что получил от тебя долгожданное письмо и хочу сразу на него ответить, учитывая, что сегодня я решил сделать небольшую передышку. Я благодарю тебя за него, за то, что к нему прилагалось, и за твои слова.
Описание сцены с рабочими на Монмартре вызвало у меня большой интерес, потому что ты добавил в него красок, чтобы я смог все четко представить, – благодарю тебя за это.
Я рад, что ты читаешь книгу о Гаварни, я нашел ее очень интересной и вдвойне полюбил из-за этого Гонкуров.
Париж с его окрестностями, может, и красив, но мы здесь тоже не жалуемся. На этой неделе я кое-что написал маслом, и, полагаю, в этой работе Схевенинген изображен почти таким, каким мы видели его, когда вместе там прогуливались. Это большой этюд: песок, море, высокое небо светло-серого и теплого белого цвета, сквозь который проглядывает одно-единственное нежно-голубое пятнышко; песок и море – светлые, из-за чего все становится бледным, при этом весь вид оживляют броские и своеобразно окрашенные фигуры и лодки. Я также использовал это в эскизе, сюжет которого строится вокруг двухмачтовика, поднимающего якорь. Лошади стоят наготове; когда их запрягут, они стащат судно в море. Прилагаю к письму его набросок. Мне пришлось немало потрудиться над этим эскизом: по-моему, на дереве или холсте получилось бы лучше. Я пытался сделать его более красочным, то есть добиться большей глубины и яркости цвета.
Это странно, но, похоже, нас с тобой часто посещают одни и те же мысли. Например, вчера вечером я возвращался из леса с этюдом и, как и всю эту неделю, был поглощен проблемой глубины цвета. Мне не терпелось обсудить это с тобой, в особенности на примере написанной мной вещи, – и вот в письме, пришедшем сегодня утром, ты пишешь, насколько впечатлили тебя яркие краски Монмартра, которые при этом смотрятся очень гармонично. Не знаю, поразило ли нас одно и то же явление, но, уверен, ты непременно почувствовал бы то, что так тронуло меня, и, вероятно, увидел бы это так же, как и я. А пока начну с того, что пошлю тебе набросок сюжета и расскажу, в чем заключалась занимавшая меня проблема.
Лес становится по-настоящему осенним – там встречаются такие цветовые эффекты, которые я редко вижу на картинах голландских мастеров.
Вчера вечером я работал над небольшим участком лесной земли, которая находилась на небольшом подъеме и была покрыта сгнившими сухими листьями бука. Почва была красно-коричневой, порой светлее, порой темнее, оттенок еще больше проявлялся за счет теней, которые отбрасывали деревья, – полустертых полос, то ярких, то бледных. Вопрос – он оказался очень сложным для меня – заключался в том, как добиться глубины цвета, чтобы передать мощь и твердость этого участка почвы, при этом, работая кистью, я впервые заметил, как много света все еще есть в темных местах. Нужно было сохранить не только этот свет, но и яркость и глубокую насыщенность цвета, потому что невозможно представить себе такой же прекрасный ковер, как эта почва глубокого красно-коричневого оттенка, в сиянии вечернего осеннего солнца, приглушенном деревьями.
Из той почвы прорастают молодые буки, на которые с одной стороны падает свет, – и там они приобретают ослепительно-зеленый оттенок; с теневой же стороны стволы имеют теплый, глубокий черно-зеленый цвет. Позади этих молодых деревьев, позади красно-коричневой почвы виднеется невероятно нежное голубовато-серое небо – теплое, искрящееся, почти без синевы. И на фоне этого – расплывчатая кромка зелени и паутина тонких стволов и желтоватой листвы. Повсюду, словно темная вереница загадочных теней, бродят несколько фигур, собирающих хворост. Белый чепец женщины, нагнувшейся за сухой веткой, неожиданно выделяется на фоне глубокого красно-коричневого цвета почвы. Юбка ловит свет – падает тень – темный силуэт мужчины появляется вверху, на опушке леса. Белый чепец, платок, плечо, бюст женщины вырисовываются на фоне неба. Эти крупные и полные поэзии фигуры, помещенные в глубокий мрачный тон сумерек, кажутся большими терракотовыми скульптурами, созданными в мастерской. Я описываю тебе натуру, и я сам не знаю, насколько мне удалось передать все это в этюде, но меня поразила гармония зеленого, красного, черного, желтого, голубого, коричневого и серого. Очень похоже на де Гру,