В голове все сильнее и сильнее пульсировала боль. А потом она взорвалась, и мир вокруг исчез в ярких белых вспышках.
У всего есть предел. Предел моего дара был обнаружен в этот день. Меня доставили в клинику спустя десять минут после потери сознания. Эпилепсия и судороги могли причинить вред моему телу, но лонгиец, что был со мной, вызвал «скорую» и позаботился обо мне в первые минуты припадка. Правда, к тому времени, когда пришлось объясняться с врачами, его уже не было.
Меня привезли в больницу, где работала Алана, но о том, что я стала пациенткой клиники, она узнала через полчаса. Первый же медицинский осмотр выявил причину припадка — внутримозговая опухоль. Доброкачественная опухоль в височной доле развивалась медленно, в течение полугода или чуть больше, но дала о себе знать только сейчас.
Операцию провели сразу после того, как получили мое согласие на хирургическое вмешательство. Слишком высока была вероятность нового припадка, грозившего кровоизлиянием в мозг, поэтому тянуть было нельзя. Подобные операции были редки на нашем острове с населением около полумиллиона человек, но меня решили не везти в крупный медицинский центр, а довериться местным хирургам, тем более что медицинская аппаратура в клинике была на высокотехнологичном уровне. Саму операцию я не помнила — меня погрузили в искусственный сон, а когда я проснулась, единственным свидетельством вмешательства были выбритый левый висок и проходившая по нему тонкая полоска шрама, покрытая прозрачной защитной пленкой. Мои же способности были все еще со мной.
На следующие сутки я уже могла сидеть в кровати и принимать гостей. Правда, видеть кого-то кроме Кронберг пока не хотелось.
Алана была необыкновенно расстроена и подавлена.
— Ты никогда не говорила, что плохо себя чувствовала.
— Все было нормально, — пожала я плечами, — не считая головных болей. Но мне казалось, что они начали проходить.
— Опухоль в височной доле. Должны были быть симптомы: галлюцинации, видения, голоса…
— Ну, они, собственно, и были, — фыркнула я, — почти всю мою жизнь. Как я могла понять, что теперь дело не в даре?
— Ох, и в самом деле… — спохватилась Кронберг.
Она уселась на мою кровать и осторожно, словно я была из стекла, обняла меня.
— Полгода. Опухоль появилась полгода назад. Ты понимаешь, с чем это связано?
— Да, понимаю. — Я отвела глаза.
Медицинская страховка позволяла пройти дополнительное обследование для выявления причины заболевания, но я от него отказалась. Причина была одна.
У эсперов, чей дар чрезмерно эксплуатировали, нередко бывали инсульты, неврологические нарушения, а порой и внутримозговые опухоли. Я использовала телепатию и эмпатию на пределе своих возможностей и тем самым спровоцировала болезнь, от которой могла умереть. Врачи уверили, что злокачественных образований не обнаружено и последствий и рецидивов быть не должно. Но я знала: продолжи я и дальше использовать эмпатию и телепатию для того, чтобы влиять на других людей, это снова уложит меня на больничную койку и в конечном счете сведет в могилу. А умирать я не хотела. Но и жить без своих способностей не умела, да и не желала. Значит, мне нужно было постоянно себя ограничивать и стараться не использовать внушение.
Я не могла применять свое единственное оружие именно тогда, когда мне это было необходимо.
— Эрика, мне сказали, что ты с кем-то была, когда у тебя был приступ… Это был Том? Почему он не сообщил, что тебя отвезли в больницу? — Алана встревоженно провела ладонью по моему лицу, заглядывая в глаза.
— Не Том. Это был лонгиец.
Кронберг вздрогнула.
— Что? Зачем он здесь?
— На нем был чип, так что я не знаю. Он сказал, что ему приказали следить и, если это будет необходимо, устранить.
— Ты в этом уверена? Неужели Альге может пойти на это?!
— В моей голове хранится много его тайн, — тихо напомнила я.
Алана, как и я, сразу поняла, что бежать бесполезно.
— Мы должны сообщить в полицию, — в отчаянии предложила она.
— Если полиция начнет копать, они могут узнать обо мне.
— Да если и так? Здесь нет рабства, и лучше работать на Космосоюз, чем умереть.
— В Космосоюзе нет рабства, но есть симарглы, которые убивают и похищают таких как я. Ты не думала, как скоро они выйдут на нас? Это не выход.
— Но мы не можем просто сидеть и ждать, пока случится что-то плохое.
Больничная дверь с легким шорохом отъехала в сторону, заставив нас вздрогнуть, и на пороге комнаты возник робот — местная больница экономила на медицинском персонале, заменяя медсестер ловкими, но не особо умными железяками. Их делали похожими на людей, что отталкивало меня, выросшую в Независимых мирах, где на человекоподобные механизмы, обладающие искусственным интеллектом, было табу.
— К вам посетитель, — сообщил робот. — Вы будете его принимать?
— Кто именно? — спросила я без особого интереса.
Вместо того чтобы ответить, робот включил запись. Встревоженный голос я узнала сразу.
«…Ты понимаешь, мне просто нужно убедиться, что с ней все хорошо… А? Я? Томас, ее друг…»
— Впусти его минут через десять, мне нужно обсудить кое-что с доктором Кронберг.
Когда за роботом закрылась дверь, я повернулась к ней, нервно ходившей по палате.
— Алана, могу ли я спросить тебя кое-что? Как знатока эсперов?
Она остановилась и удивленно склонила голову набок: я всегда избегала говорить об эсперах вслух, боясь, что нас могут подслушать. Но мой взгляд был настойчив, и она все-таки ответила:
— Конечно.
— Может ли пропасть дар после подобной операции?
— Ну, еще никому не удалось понять механизмы возникновения дара, как и узнать, какая именно часть мозга отвечает за телепатию и эмпатию. Но были случаи, когда после хирургического вмешательства… Стоп! Твой дар пропал?!
— Да, именно это я и хочу сказать. Я больше не эспер, все мои способности испарились.
— Но…
— Ты мне не веришь? — с напором спросила я. — Ни эмпатии, ни телепатии… больше ничего.
В этот момент я коснулась ее сознания, давая понять, насколько мои слова расходятся с реальностью.
Кронберг всегда хорошо соображала.
— Мне жаль, — сказала она. — Это, наверное, тяжело.
— Такая потеря для меня — большой удар. Не знаю, справлюсь ли я.
Боюсь, прозвучало несколько фальшиво. В глазах Аланы блеснула насмешка, но тут же пропала.
Я не знаю, что случилось бы на самом деле, если бы мои способности исчезли сами по себе. Возможно, я бы справилась с тем, что мир вокруг стал тусклым. А может, меня это уничтожило бы или свело с ума. Тем не менее изображать безумие на потеху лонгийцам я не собиралась. А вот притвориться, что пытаюсь вернуть дар, пусть и безуспешно… почему бы и нет? Даже если почти нет шанса, что мне поверят, стоило попытаться.
Возможно, тогда лонгийцы решат, что нет смысла меня убивать. Да, я кое-что знаю, но кто будет слушать простую нянечку с Вельхо? Вот эспера — другое дело.
Если Альге узнает о потере дара, я стану для него бесполезной. Эта мысль глухой болью отозвалась в груди. Но это было слабым эхом той боли, которую я испытала, когда догадалась, что он готов меня устранить.
Ничего, со временем страдания мои пройдут вместе с дурацким желанием его увидеть. Как глупа я была, думая, что Ядгар чем-то отличается от прежних моих хозяев. Такие люди, как он, всегда руководствуются только расчетом, а не чувствами.
За неделю, что я провела в больнице, Том посетил меня восемь раз — за день до ухода из клиники он забегал дважды, выспрашивая всякие глупости. Причину такого интереса поняла в день выписки: он собирался устроить вечеринку в мою честь.
Я уж и забыла, что в самом начале нашего знакомства Том спросил, когда у меня день рождения. Точную дату я не помнила, знала лишь приблизительно. Если бы я была на Лонге, она выпала бы на позднюю осень, что соответствовало весне на Вельхо. Я придумала число и месяц и сообщила Томасу. А он, оказывается, запомнил.
И через пару дней после выписки мне должно вроде как исполниться двадцать шесть.
Настроения праздновать не было, тем более я так и не узнала, собираются ли лонгийцы что-либо предпринять или нет. Но Алана неожиданно настояла:
— Мы не можем постоянно трястись от страха за свои жизни. Ты должна развлечься. Да и мне, если честно, не помешает. Можно даже пригласить месье Франсуа. Чем больше людей, тем веселее.
И я согласилась. В итоге гостей набралось две дюжины, что скорее пугало, чем радовало. Неужели у меня столько знакомых?! К счастью, мне ничего не нужно было организовывать — Том взял все на себя. А я, по его словам, должна была «просто благосклонно принимать поздравления и мужское восхищение».
Несмотря на скепсис, в свой день рождения я была необыкновенно взволнована, а три часа до выхода и вовсе провела у зеркала, доводя свой образ до совершенства.
Левая часть головы, выбритая перед операцией, уже покрылась короткими волосами, и теперь можно было не прикрываться платками, а щеголять странной прической: пряди на правом виске я тоже укоротила, а длинные волосы на макушке теперь забирала в высокий хвост, что, по мнению Тома, выглядело весьма дерзко. Мне хотелось и быть такой — дерзкой, смелой. И наряд я выбрала для этого подходящий — длинную юбку, но с такими разрезами, что она ничего не скрывала, и тоненькую маечку с открытым животом.
— Ты под топ хоть что-нибудь надела? — спросила Алана, пытаясь опустить маечку вниз. Потом, подняв глаза и увидев, что грудь от этого почти полностью обнажилась, тяжело вздохнула и бросила свои попытки. — Вижу, что нет.
— Не положено, — уверенно сказала я, прикидывая, не сильно ли просвечивает ткань на груди. Нет, в самый раз.
— Не знаю, то ли попросить Тома не отходить от тебя весь вечер, то ли убедиться, что он держится подальше. И биочип не успели обновить…
— Биочип? — рассеянно переспросила я, вертясь перед зеркалом.
— Противозачаточный. Твой старый, скорее всего, уже распался. Так что никаких близких контактов с Томом или Франсуа!