— Кому показали? — тут же спросил милиционер.
— Членам фотостудии… Я уж не помню точно, кто там был.
— Откуда же постороннему знать, что в школе, в фотостудии, лежит кинокамера стоимостью в полторы тысячи рублей? — взглянул на директрису лейтенант. — Не-ет, Татьяна Ивановна, это, думается мне не посторонний… Это, кажется мне, ваш школьник совершил кражу, да к тому же, вполне вероятно, член вашей фотостудии… А почему дверь не была закрыта?
— Да меня к телефону позвали, в учительскую, — развел руками Сергей Матвеевич, — и я отлучился… ну буквально минут на десять-пятнадцать… А так всегда фотостудия закрыта, если там никого нет.
— Это ужасно… — покачала головой директриса Татьяна Ивановна.
— Ситуация… — подтвердил лейтенант. — Что ж, будем расследовать. Вы мне списочек членов вашей фотостудии не дадите, пожалуйста?
— Да, да, конечно, — поспешно закивал Сергей Матвеевич.
— …Тот, кто это сделал, — не только бесчестный человек. Я не буду говорить, что эта кинокамера принадлежала всем нам, — подрагивающим от негодования голосом говорил Сергей Матвеевич, ״-— и этот подлый поступок пятном ложится на всех членов нашей фотостудии… В общем, летопись нашей школы мы теперь снимать не будем.
Ребят в фотостудию набилось много, и все подавленно молчали. А за столом сидели директриса Татьяна Ивановна, учителя — Вера Николаевна, Яков Павлович и другие. У самого края примостился лейтенант милиции. Он до сих пор внимательно перечитывал список учеников — членов фотостудии, изредка поглядывал на подавленно молчавших ребят…
— Может быть, у того, кто это сделал, все же хватит мужества признаться? Тогда пусть придет ко мне в кабинет. Несмотря на то, что тут по долгу службы сидит наш участковый, товарищ лейтенант Гуськов Сергей Анатольевич, я обещаю, что разговор останется между нами. — Татьяна Ивановна даже с некоторым вызовом посмотрела на лейтенанта и повторила: — Да, да, между нами…
— …Принимайте товар, друзья-приятели! — Димка-жестянщик уверенно похлопал по крылу машины. — Фирма качество гарантирует.
Аня, Генка и Мишка осмотрели машину, которую Димка предварительно выгнал из гаража. От былых повреждений не осталось и следа.
— Ой, спасибо вам огромное, — прочувствованно сказала Аня. — А вы обратно на стоянку ее не отгоните?
— Другу больше не доверяете? — усмехнулся Димка. — Добро, отгоню. На старое место поставлю.
Он запер просторный гараж (длинный ряд таких гаражей тянулся через пустырь), сел в машину, пригласил ребят:
— Прошу, друзья-приятели!
…Он пригнал «Жигули» на автостоянку во дворе дома, где жила Аня, отдал ключи и был таков. Сказал на прощание:
— Если что — всегда к услугам.
— Где деньги на ремонт достал? — спросил Мишка, когда они пошли со стоянки.
— Отец дал… — после паузы ответил Генка.
— Отец? — недоверчиво переспросил Мишка.
— А что тут такого? — ответил Генка, но при этом отвел взгляд в сторону.
— Генка, ты настоящий мужчина! Дай я тебя поцелую! — Аня обняла его и расцеловала в щеки.
— Скорей уж, настоящий мужчина его папаша, — с иронией проговорил Мишка.
— Ох, Мишка, тебе обязательно гадость сказать нужно, — обиделась Аня.
— Почему — гадость? — вступился за приятеля Генка. — Отец у меня действительно настоящий мужик.
— И ты во всем берешь с него пример. — Мишка был по-прежнему ироничен.
— Ты со своей матери берешь пример, а я с отца, — парировал Генка.
Мишка нахмурился, лицо сделалось жестким:
— Хотел бы я посмотреть, каким настоящим мужчиной был твой отец, если б у него не оказалось денег на ремонт машины. И что тогда сделал бы ты, настоящий мужчина, — последние слова Мишка процедил презрительно.
— Генка! Мишка! Перестаньте сейчас же! — попыталась остановить разгоравшуюся ссору Аня.
— Интересно, кем ты стать хочешь? — насмешливо спросил Генка. — Доктором наук, как мой отец? Или гримером в театре, как твоя мамаша?
— Я побольше, чем доктор наук, стану, — вскинул голову Мишка. — А вот ты… Ты будешь всю жизнь… никем. Даже если папаша заплатит за институт и ты его закончишь!
— Ты-ы… завистливая морда! — задохнулся от возмущения Генка и рванул Мишку за отвороты пальто. — Ты всегда был завистником! Ты же от этой зависти всех нас ненавидишь, га-ад!
Он раза два встряхнул Мишку с силой, и ремешок, на котором висел фотоаппарат, соскользнул у Мишки с плеча. Поймать аппарат он не успел, и тот ударился об асфальт.
Даже Генка растерялся, опустил руки, тяжело дыша.
— Дураки… — поморщилась Аня. — С ума сошли…
Мишка поднял аппарат, отстегнул крышку. Объектив был разбит, и осколки стекла посыпались на землю. Выражение лица, у Мишки было такое, что Аня испуганно пробормотала:
— Ой, Мишенька, прости, пожалуйста…
— Ничего, заработаем… — прохрипел Мишка, — у мамы выпрашивать не будем…
Он пошел от них прочь, ссутулившись, держа в руке разбитый фотоаппарат. А Генка стоял как истукан и растерянно смотрел ему вслед.
— Догони его, слышишь? — потребовала Аня. — Извинись хотя бы.
— А чего я? — передернул плечами Генка. — Он же точно нас за людей не считает — только себя… Козел закомплексованный!
— Хам ты, — сказала Аня, — обыкновенный хам!
— Да идите вы все! — Генка сплюнул и зашагал в другую сторону. — Все меня учить собрались! Себя учите, чистоплюи паршивые!
…В мастерской по ремонту мастер сказал Мишке, вернув фотоаппарат:
— Нет, друг, дело дохлое. В корпусе трещина, и резьба сорвана. Это уже металлолом. Хотя машинка стоящая. Сколько платил, сто восемьдесят?
— Сто восемьдесят, — вздохнул Мишка.
— Жаль. Ничем не могу помочь… — И вернул аппарат Мишке.
— Спасибо, — тот кивнул и вышел из мастерской.
Постоял секунду-другую, а потом бросил аппарат в мусорную урну…
…В классе Мишка и Генка сидели теперь за разными партами и всем своим поведением старались не обращать друг на друга внимания.
— Рубцов, что это ты место жительства сменил? — спросил историк Яков Павлович.
Мишка не ответил, отвернувшись кокну.
— Из-за чего хоть поссорились? — опять спросил Яков Павлович.
Аня оглядывалась то на Генку, то на Мишку. Ей хотелось сказать, но она сдерживалась.
— Неисповедимы пути любви… — с громким вздохом проговорил в это время длинноволосый узкоплечий парень и тут же «заработал» оглушительную затрещину от Генки.
— В чем дело, Куликов? — строго спросил Яков Павлович. — Опять удалить тебя из класса?
— Могу выйти, — зло ответил Генка. — Теперь знаю, за что и почему.
— Дурак и не лечится… — пробурчал длинноволосый.
— Закрой варежку… — угрожающе процедил Генка.
— Ладно, хватит вам, петухи, хватит, — сказал историк и продолжил уже официальным тоном: — Тема сегодняшнего урока — начало революции 1905 года в России…
…После школы домой возвращались порознь.
— Аня! Да подожди ты! — Генка догнал девушку, остановил ее за руку. — Ты-то чего? Тебя, что ли, обидели?
— Отстань! — Аня вырвала руку. — Я думала, ты мужчина, а ты…
— А я тряпка и хам, — договорил за нее Генка. — А вот Мишка — настоящий мужчина, так, да?
— Дурак… — с сожалением сказала Аня. — Еще попрекни меня тем, что тебе деньги пришлось доставать… что ты из-за меня пострадал…
— Ты меня еще и за жлоба держишь? — криво усмехнулся Генка. — Спасибо, Анна Борисовна.
Аня молча пошла вперед по переулку.
— Кретинка… — пробормотал Генка. — Кругом — сплошь шизофреники.
…Мишку Генка встретил вечером у прудов, недалеко от того горбатого мосточка, с которого Генкин отец бросил камеру. Поджидал, мерз на лавочке. Мишка узнал его издали, хотел пройти мимо. Над голубоватым ледяным пространством прудов сияли гирлянды разноцветных лампочек, гремела музыка и кружились катающиеся.
— А я тебя жду, — сказал Генка, загораживая Мишке дорогу.
— Чего надо?
— Ну, извини, что ли… Ну честно, не хотел тебя обидеть. Друзья мы или не друзья, Мишань?
— Были друзья…
— Ладно тебе, не лезь в бутылку. На аппарат мы тебе соберем, лучше старого купим. Ну, давай пять… — И Генка протянул Мишке руку.
Тот помедлил, потом пожал ее. Дальше пошли вместе, и Генка с облегчением заговорил:
— Ты поговори с Анькой, ладно? А то фыркает, как кошка…
— А ты что, без нее не можешь?
— Могу, конечно… — Генка опустил голову. — Но вообще-то… она мне здорово нравится… А тебе?
— Ни капли.
— Ладно врать-то… А чего ж тогда к ней клеишься?
— Я? — Мишка вскинул на него глаза. — С чего ты взял? Просто школьный приятель — и все.
— Правда? — недоверчиво переспросил Генка.
— Ну а какой смысл мне тебе врать?
— И то верно! — Генка с облегчением хлопнул друга по плечу. — Значит, поговоришь?
— Хорошо, поговорю… — пожал плечами Мишка.
— А фотик мы тебе купим, железно! Я у отца попрошу. Он даст.
— С чего это вдруг?
— Даст, никуда не денется, — с многозначительной ухмылкой проговорил Генка. — Ты, вообще-то, зря на него бочку катишь, он правда ничего мужик. Все понимает.
— Это верно, — согласился Мишка. — Поэтому и человеком стал.
— Кем-кем?
— Че-ло-ве-ком, — по слогам повторил Мишка. — В сорок три года — доктор наук. Через несколько лет — член-корреспондент будет, а потом — академик.
— Ну и что?
— Ничего. Такое мало кто может, — прищурился Мишка.
— А ты?
— Не знаю… Во ВГИК буду поступать, на операторский… А там посмотрим, кто чего стоит… — Мишка смотрел вдаль, словно разглядывал там свое будущее.
— Будешь лауреат Государственной премии. А лучше — Ленинской. Снимешь что-нибудь такое… — улыбнулся Генка. — А ты на папашку моего тянешь… Хочешь, я тебе один секрет скажу? По дружбе, а? Только никому ни слова.
Мишка с любопытством посмотрел на приятеля.
— Ведь это я камеру украл, — бухнул Генка, и Мишка даже остановился:
— Как — ты?
— Ну так. Все ломал голову, где денег на ремонт достать, а тут в вашу фотостудию случайно зашел — открыто было… Ну и… А фатер узнал. Два часа меня пытал. А потом камеру в пруд закинул и денег на ремонт дал. И матери ни слова — железный мужик, в полном порядке! — с гордостью закончил Генка.