И американец, да это уже не американец — Антипов, во фраке и цилиндре, — зловеще ухмыляясь, подносит зажженный фитиль к запалу.
Стреляет пушка… и падают, роняя перья, подстреленные мертвые Витькины голуби…
Раскинув руки, словно крылья, ни дать ни взять артист Столяров в фильме «Цирк», летит Витька на помощь своим голубям… и подлетает к стоящей на трапеции Маше. Они стоят на трапеции, оба в белых спортивных костюмах.
А вот уже в колонне физкультурников в таких же белых костюмах идут они с Машей по площадям и улицам Москвы.
— Вить, а Вить, ты здесь? — послышался откуда-то голос Маши.
Витька открыл глаза.
— Витя… — снова послышался в темноте Машин шепот. — Ты здесь?..
Витька молчал. Маша протиснулась в голубятню, села рядом.
— Ну какой ты, Витька, дурачок, ей-богу… Ну, прогулял, ну, случилось такое, приди — объясни… Они ведь люди хорошие, не злые — поймут…
— Ага… А как поймут, тут же и посадят…
— Да брось ты, в самом деле. — Маша дотронулась до его руки. — Ну, накажут… Отработаешь прогул. А потом уедешь отсюда… Я денег достала. Вот деньги… Уедешь, а там все образуется!
— Это где ж ты такие деньги взяла? — криво улыбнулся Витька.
— Это уж не твоя забота, Витя! Пошли.
— Нет, Маша…
— Не дури, Витька… Мы же с тобой друзья.
— Нет, мы не друзья… — покачал головой Витька.
— Ты за меня Антипова просить будешь?.. Не надо, я сам за себя отвечу… Я не трус…
— Витя, я тебе помочь хочу…
— Ты лучше сама себе помоги.
— Ты о чем? — растерялась Маша. — Я не понимаю…
— Все ты понимаешь!.. — Витька отвернулся к стене. — Притворяетесь только… — Вдруг он повернулся к ней и крикнул с исказившимся от злости лицом: — Вот возьму и прибью вашего Антипова! Мент чертов!
Маша медленно поднялась, пошла к выходу.
Витька всхлипнул, и слезы потекли у него из глаз. Проволочная дверь голубятни закрылась. Витька плакал, стиснув зубы.
— …Ты знаешь, сколько ты прогулял, обормот?! — суровым голосом спрашивал Антипов. — Неделю! Ты понимаешь, что за это полагается по законам военного времени? Что молчишь? Сказать нечего! А я должен оформить на тебя дело и передать прокурору, понимаешь или нет?
— Понимаю… — вяло отозвался Витька, стоя перед столом.
— Колония тебе светит! Года на три! Это ж надо, а? Трагедия у него, видите ли, голубей украли! А то, что война идет! И тыл — это тоже фронт! А ты есть дезертир, предатель! Ты наше общее дело предал!
— А ты не предатель? — вдруг тихо спросил Витька.
— Что? — поперхнулся Антипов. — Ты что мелешь?
— Пусть я предатель, а ты? — вновь тихо спросил Витька, и глаза его непримиримо сверкнули. — У Маши мужик на фронте, а ты тут к ней приклеился… Я б тебя за это самое… я бы…
— Что ты в этом понимаешь? — тихо и сдавленно ответил Антипов, поднимаясь из-за стола и подходя к столу. — Ничего не понимаешь…
— Зато ее мужик все поймет… Вот вернется с фронта и пристрелит тебя, как…
— Замолчи! — крикнул Антипов. — Садабаев! Проводи его!
В комнату вошел Садабаев, и Витька направился к двери. Они вышли. Антипов, крякнув, крепко потер затылок. В комнату влетела Маша:
— Ну, что, Николай? Что решили?
— Не я решаю! — резко ответил Антипов. — Прокурор требует, чтобы его судили показательно. На заводе, чтобы другим наука была…
— И что с ним будет?
— Года три колонии могут дать… А могут и больше…
— Он несовершеннолетний, ему нет восемнадцати.
— Было бы восемнадцать, ему бы все десять влепили, — махнул рукой Антипов. — Законы военного времени, по-твоему, для чего существуют?
— Он там погибнет, Николай, — она проговорила с силой. — Он там погибнет. Может, Керим поговорит с прокурором? Чтобы не возбуждали дело. Ведь можно же, Николай, можно!
— Керим на это никогда не пойдет, — покачал головой Антипов. — Ты же знаешь Керима.
— Вы все такие принципиальные, даже тошно! — Маша стала торопливо собирать бумаги со стола, заперла их в сейф.
— Прости, Маша, на такой работе иначе нельзя.
Она стремительно вышла, хлопнув дверью. Антипов удрученно поскреб в затылке.
На барже заканчивалась облава на беспризорных. Большинство из них уже сидело на подводе под охраной двух милиционеров. Трое с визгом носились по палубе, увертываясь от Садабаева и Ступина.
Нефедов тащил за руку упирающегося оборванца в лохмотьях. Оборванец внезапно вывернулся и укусил Нефедова за палец. От неожиданности Нефедов разжал руку.
— Катька, беги, — звонко крикнули с подводы.
Нефедов цепко ухватился за полу дырявого пальто.
— Заканчивайте быстрее — и в баню всех живо! — крикнул Керим. Он с Антиповым стоял поодаль.
— Так ты, того… девка, что ли? — поинтересовался Нефедов.
— А вот в бане и разберемся! — звонко захохотала та.
Наконец подвода со скрипом двинулась в город. Керим с Антиповым пошли следом.
— Ну, так что с Витькой? — продолжил разговор Антипов.
— Нет, — твердо выговорил Керим. — Ты уговариваешь меня совершить должностное преступление. Почему ты решил, что я способен на это? Как ты после этого можешь считать меня своим другом?
— Жалко парня, хороший парень, мать больна, с трудом работает. У него на плечах семья.
— Понимаю… — Керим остановился, опустил голову. — Мы начальники. У нас власть, мы все можем… замять, покрыть… родного человечка пожалеть…
— Мне ты мог бы этого не говорить, — нахмурился Антипов.
— Тебе говорю! Зачем мы тогда жили?! Зачем подыхали на гражданской? Зачем сейчас самые лучшие умирают на фронтах?!
Керим с силой ударил себя в грудь и закашлялся, согнувшись, зажав рот ладонью, и кровь засочилась между пальцев.
Керим присел, кашель бил его, как молотом, сотрясал все тело. Антипов помог ему лечь на жесткую пожухлую траву, подложил под голову полевую сумку.
В углу рта показалась тонкая струйка крови. Антипов вытер ее носовым платком, но она показалась снова.
— Надо к врачу, Керим.
— Не надо… сейчас пройдет… — прохрипел Керим. — Дай платок.
Антипов протянул свой платок, и Керим вытер от крови губы. Наконец затих, попросил слабым голосом:
— Посидим немного…
Антипов смотрел на лицо друга, осунувшееся, густо покрывшееся каплями пота. Ладонью он вытер у него пот со лба. Не открывая глаз, Керим сказал:
— Я не одобряю твоих отношений с Машей…
— Никаких отношений нет… — грустно улыбнулся Антипов. — Я люблю ее… Но ничего нет, Керим… Вот такое проклятье — ничего…
Керим открыл глаза, посмотрел на него, потом протянул руку, худую и жилистую.
…Маша вышла из своей комнаты в коридор барака с большим тазом, полным выстиранных пеленок, и столкнулась с тетей Дашей.
Таз упал с грохотом на пол, пеленки вывалились на грязные, затоптанные доски. Маша присела на колени, стала собирать пеленки.
А тетя Даша прошла мимо, будто и не заметила ее.
— Тетя Даша… — робко позвала Маша, сидя на корточках. — Тетя Даша…
Тетя Даша обернулась, в глазах блеснуло недоброе:
— Это из-за тебя он Витьку в тюрьму упек…
— Неправда, тетя Даша! — крикнула Маша. — Неправда! Он просить за него ходил! И еще пойдет! Он кассацию в областной суд написал!
— Из-за тебя все это, сучка… — громко хлопнула дверь, тетя Даша ушла к себе.
Маша прикусила губу, чтобы не разреветься, несколько соседей наблюдали за ней. Кто гремел рукомойником, кто стаскивал грязную рабочую одежду, кто чистил картошку, сидя у стены, и все исподволь смотрели, как Маша собирала в таз пеленки…
Однажды утром, когда выпал первый снег, Маша вышла на работу и услышала разбойничий посвист.
Шестерка голубей, разбившись на пары, кружила в ярко-синем небе, а на верхотуре голубятни пританцовывали и размахивали руками два счастливых подростка.
Изумленными глазами Маша смотрела на голубей. И выходившие на работу женщины тоже невольно останавливались.
— Где ж вы их достали? — спросила громко Маша.
— На базаре купили! Вскладчину! — восторженно заорали сверху. — Витька вернется — вот рад будет!
Мимо Маши быстро прошел Антипов, поздоровался на ходу:
— Доброе утро, Маша.
— Доброе утро, Николай Андреич.
В конце барака две женщины (одна из них тетя Даша) в ватниках пилили на козлах поленья. Третья колола их на тонкие чурки. Визгливые звуки пилы и звонкий стук топора далеко разносились в чуткой тишине утра. Потом зачихал, захрипел репродуктор на столбе перед входом в барак, и голос Левитана произнес:
— Передаем утреннюю сводку Совинформбюро. Вчера в районе Сталинграда продолжались ожесточенные бои…
Люди выходили из барака и останавливались, слушая. Ожидание и надежда светились в запавших глазах.
А птицы продолжали вольно кружить в небе, и Маша, улыбаясь, смотрела на них и слушала голос Левитана.
У дверей горотдела Керим столкнулся с Антиповым, глянул на него:
— Твой Витька Парадников из колонии сбежал…
— Как — сбежал?
— Очень просто. — Керим вдохнул поглубже морозный воздух и закашлялся. — А ты за него ручался… И я с тобой, ччерт…
Керим, кашляя, пошел к машине…
…А Антипов остался на месте, пораженный новостью. А в это время из черного репродуктора на телеграфном столбе раздался голос Левитана:
— …Войска Красной Армии завершили полный разгром окруженной группировки противника под Сталинградом! Главнокомандующий гитлеровских войск фельдмаршал фон Паулюс вместе со своим штабом взят в плен! Перестала существовать шестая армия, четвертая танковая армия, отдельная 39-я армейская группа гитлеровцев. Также полностью разгромлены 144-я, 62-я, 38-я румынские дивизии, специальная итальянская бригада…
Обернулся от машины Керим.
Завороженно молчала слушающая вместе со всеми Маша.
Люди застыли на местах, многие стояли с мешками на плечах, будто не ощущали их тяжести, и слушали, впитывая в себя каждое слово.
— …Невиданное по размаху, по количеству участвовавших войск, танков, артиллерии и авиации сражение завершилось полным разгромом крупнейшей группировки противника!