— Что толкаем? Брючата? Еще что? — Он пощупал брюки, пыхнул дымом. — Костюм? Сколько?
— Полторы косых, — сказал Костя.
— Офонарел? Небось ворованный? — Опять пощупал. — Полтыщи дам, кореша, по рукам?
— Отвали, — мрачно процедил Богдан. — Новый костюм, не видишь?
— А если ворованный?
— Не твоя забота, понял? — сказал Робка.
— Понял. — Он опять пощупал брюки. — На тыще сойдемся?
— Отвали, — отрезал Костя.
Дядя «отвалил», продолжая издали наблюдать за ними. Он, как коршун, ждал удобного момента, чтобы «спикировать» снова. Но тут подошел мужик лет сорока, с виду работяга, в поношенном пиджаке, в сандалетах и соломенной шляпе.
— Продаете, ребята? — Он пощупал брюки, примерил на свой рост, посмотрел пиджак, спросил: — Сколько хотите?
— Полторы косых. Новый, бостоновый. Он все три стоит.
— Хорош костюмчик, — вздохнул человек и бесшабашно улыбнулся: — Ладно, ребятки, цена божеская. — И достал из кармана сложенные пополам полсотенные, послюнявил пальцами и принялся отсчитывать, приговаривая:
— Хорош, хорош костюмчик, грех не взять. Держите, полторы ровно. Чей костюм?
Костя взял деньги, пересчитывать не стал, запихнул в карман.
Ребята пошли к выходу с рынка, протискиваясь сквозь толчею женщин, старух, небритых дядек и жуликоватого вида парней. Когда они вышли на улицу, Костя протянул Робке деньги:
— Передай кассирше привет от тимуровцев.
— Заработаю — отдам. — Робка взял деньги.
— А щас пивка холодненького, а? — Богдан хлопнул Робку по плечу: — Гуляй, Вася, жуй опилки, я директор лесопилки!·
— В парке культуры «Пльзень» открылся. Чешское пиво со шпикачками, — добавил Костя.
И вдруг они услышали сзади перепуганный голос:
— Робяты! Робяты! — За ними бежал мужчина, купивший костюм.
Ребята остановились. Мужчина подбежал, тяжело дыша.
— Вы что мне продали, а? — Смятые брюки и пиджак он прижимал к груди.
— Тебе шикарный бостоновый костюм продали за полцены! Он еще спрашивает! — разозлился Костя.
— А вот это… в кармане… эт-то что? — Он разжал кулак, и на ладони у него оказались два ордена Ленина и орден Трудового Красного Знамени. — Эт-то к-как п-понимать?
— Фу ты черт! — растерялся Костя. — Надо было карманы проверить.
— Заберите, робяты… от греха подальше… — Мужчина стал совать Косте костюм и ордена. — Я вас не видел, вы меня не знаете…
— Чего ты испугался, папаша?
— Не, робяты, не… а то загребут с вами — пропадешь…
Робка почувствовал, как волна стыда прилила к голове. Он вынул деньги, отдал их мужчине:
— Извини, отец… обмишурились…
Мужчина схватил деньги, мигом исчез. Ребята помолчали.
— Можно еще раз толкануть, — неуверенно предложил Костя.
— Домой его отнеси! — резко сказал Робка. — Дешевки мы, барыги паршивые! — Он быстро зашагал по улице.
— Чего он разорался, чистоплюй? — скривил губы Костя. — Для его соседки старались, а он разорался…
…Компания из Гавроша, Вальки Черта и Дениса Петровича все еще пировала в углу столовки. Курили, разговаривали громко. Гаврош то и дело оглядывался на раздаточную, где с подругой работала Милка. Вошли двое дружинников, окинули взглядом зал столовой и сразу направились к компании, хотя бутылок на столе не было.
— Распиваем? — спросил дружинник постарше. — Придется пройти в отделение.
— Кто распивает? — выпучил глаза Валька Черт. — Ты видел?
— Через дверь видел, как вы разливали.
— Ну, раз видел, тогда ищи. — Валька Черт поднял руку, предлагая себя обыскать. — Найдете — ваша взяла.
Дружинники посмотрели под столом, под соседними столами, потом старший, стесняясь, неловко обыскал Вальку Черта, похлопал по карманам Гавроша, проговорил:
— Водярой от вас несет, а говорите, не пили.
— А ты найди, найди, — ухмылялся Валька Черт.
Бутылок нигде не было, и дружинники выглядели сконфуженными.
— Ладно, ребята, покажите, — попросил старший. — Ей-ей, я же видел, как вы разливали.
— А отстанете? — спросил Валька Черт.
— Ладно, привлекать не будем.
У Вальки Черта брюки были клеш, шириной сантиметров тридцать. Он поманил дружинника пальцем, поднял штанину — на сандалете стояла пустая бутылка. Валька опустил штанину, и она накрыла бутылку. Компания рассмеялась. Дружинники тоже заулыбались.
— Соображать надо, майоры Пронины, — торжествующе произнес Валька Черт.
Сконфуженные, дружинники отошли.
— Зачем показал, козел? — спросил Денис Петрович. — Теперь они вашего брата ловить будут.
— А мы еще чего-нибудь придумаем! Шиш тому, кто ловит шпану!
— Ладно, теперь слушайте внимательно. — Денис Петрович наклонился ближе к столу. — Магазинчик у самой станции, небольшой, деревянный. Делов там на пять минут, орлы. Дверь на замке, никакой сигнализации. Если в ночь с субботы на воскресенье подвалить — все будет тихо и спокойно.
Гаврош и Валька Черт слушали, наклонившись к голове Дениса Петровича.
— Я на будущей неделе еще разок туда съезжу, все окончательно проверю, и тогда — по коням. Ну как?
— Заметано… — не совсем уверенно ответил Валька Черт.
— Трус в карты не играет, — усмехнулся Гаврош.
— Только один совет, корешочки, гулять лучше дома и деньги не швырять, а то вас, как котят, заметут.
— Ясней ясного, — кивнул Валька Черт.
— Тогда снимаемся с якоря. — Денис Петрович поднялся первым, быстро вышел из столовой.
Ребята потянулись за ним. На ходу Гаврош погладил по голове какую-то девицу, осклабился:
— Ох, какой кадр. Пошли со мной, киса?
Девушка вздрогнула, испуганно взглянула на него, а Гаврош уже подошел к другой, погладил по плечу, наклонился:
— И кто ж таких красивых лапает, а?
Девушка резко оттолкнула его:
— Такие же кретины, как ты! — и гневно посмотрела на парня, который сидел с ней и онемел от страха.
Гаврош и Валька Черт дружно захохотали. Гаврош сказал, отходя:
— В моем вкусе шалава.
— Вон в твоем вкусе. — Валька Черт кивнул на раздаточную, где работала Милка. — Королева красоты.
Гаврош толкнул дверь в подсобные помещения, попросил пробегавшую мимо девушку в белом халатике:
— Милку позови.
— Нету! Домой ушла, — ответила девушка.
— Точно, домой?
— Это ты у нее спроси! — отозвалась девушка, убегая по коридору.
…Гаврош заявился к Милке домой. Квартира пустая — все еще на работе, а Милка мыла полы. В коротком платьице, босая, с мокрой тряпкой в руке. Она открыла дверь, рукой неловко поправила упавшую на лоб прядь волос.
— Хозяйствуешь?. — Гаврош затоптался на пороге.
— Ноги вытирай. — Милка бросила ему под ноги мокрую тряпку.
Гаврош с преувеличенной тщательностью вытер ноги, прошел в коридор. Милка зашлепала босыми ногами впереди:
— Зачем пришел?
— Соскучился. Че это ты марафет наводишь? Гостей ждешь? — Он остановился у входа в «пенал», покуривал, привалившись к дверному косяку.
— Зачем пришел? — уже резко спросила Милка.
— Вечером у меня соберемся?
— Нет, — отрезала Милка. — Разошлись как в море корабли. Не понял, что ли?
Гаврош долго смотрел на нее, потом медленно двинулся вперед. Выплюнул окурок на вымытый пол, и вот уже руки его потянулись к Милке.
— Ты чего? Отстань, кому сказала… чокнулся, да? Отстань!!!
Милка яростно сопротивлялась, но Гаврош был сильнее. Он заломил ей руки и стал валить на узенькую кушетку, приговаривая сдавленно:
— Ладно тебе… Забыла, да? Кончай дурочку валять, Милка… Ну чего ты, а? — Он повалил ее, руки жадно зашарили по груди.
— Нет… — задыхалась Милка. — Никогда больше… нет! — Она хлестнула его ладонью по лицу, раз, другой.
Он рванул на ней платье, и Милка вскрикнула, вцепилась ногтями ему в лицо. Гаврош чуть не взвыл от боли — несколько кровяных бороздок проползли по щекам. Милка выскользнула из-под него, прижалась к стене, запахивая на груди разорванное платье.
— Нет! Никогда больше, понял?! Нет!
— Сука ты… Я твоему Робертино козью рожу сделаю…
— Только попробуй! Лучше скажи, откуда у тебя денег столько?
— Не болтай, тварь! Денис Петрович дал!
— За красивые глаза, да? А может, сам взял? В пустом магазине, куда за водкой ходил? А теперь эта кассирша за тебя в тюрьму сядет! А ее детей ты кормить будешь? Морда ты позорная, понял? Тоже мне, вор в законе! Дрянь!
Гаврош коротко ударил ее в скулу. Милка охнула, колени подогнулись, а Гаврош ударил еще и еще. Милка ойкала, закрывала лицо руками, стоя на коленях.
— Только вякни кому-нибудь, убью как мышь, — со свистом прошипел Гаврош. — Не я, так другие найдутся, запомни… И Робертино твоему голову отвернут, как шайбу с болта…
Он медленно вышел из «пенала». Слышны были его шаги по коридору, потом хлопнула парадная дверь. Милка повалилась на пол и глухо завыла, заплакала, и все ее худенькое тело вздрагивало…
…В просторном цехе с высоченными окнами в два ряда стояли линотипы — громадные, неумолчно гудевшие и щелкавшие машины. Девушки-линотипистки, сидевшие за клавиатурой, казались маленькими куколками в сравнении с этими громадными агрегатами.
Печатник Семен Григорьевич, одетый в синий халат, провел Робку и Богдана через цех линотипов, потом они пошли через наборный цех, где десятки печатников-наборщиков подбирали шрифты у длинных оцинкованных столов. Ребята зачарованно глазели по сторонам, а Семен Григорьевич что-то им рассказывал, иногда здоровался с кем-то из рабочих, с улыбкой показывал на подростков.
— А это цех цинкографии. — Они вошли в следующее помещение, поменьше, но с такими же большими, светлыми окнами. — Кирилл, ты где?
— А сколько нам платить будут? — спросил Робка.
— Здесь я. — Из маленькой конторки вышел плечистый парень в темном халате, надетом на майку.
— Вот пацаны интересуются, сколько печатник-пробист получает, — усмехнулся Семен Григорьевич, пожимая Кириллу руку.
— Тыщу, — ответил Кирилл. — Да премия, да квартальная. Но вы сперва у меня в учениках походите. Надо поглядеть, что вы за субчики.