Малодушней всех оказался отец.
После двухчасового «циркового аттракциона» он заявил, что нервы у него не купленные, схватил пальто и шапку и выскочил из дому. Суматоха усиливалась прямо пропорционально приближающимся экзаменам.
19
Петер явился в класс со страшным синяком под левым глазом. Синяк загадочным образом изменял свой цвет. Поначалу он казался совершенно синим, но вскоре его края пожелтели, а середина окрасилась в черное. Любопытная игра природы!
— Кто его тебе посадил? — выпытывали ребята.
— А вам-то что? — огрызался потерпевший.
Он почему-то все время куда-то спешил: то отточить карандаш, то разлиновать бумагу — или садился зубрить математические формулы.
— Ну, Петер, не выкручивайся и выкладывай! — сказал ему Вашек. — Не станешь же ты рассказывать нам бабушкины сказки о том, как стукнулся о канделябр.
— Мне вчера шайбой влепили, если уж вам так необходимо знать!
— На пруду тебя не было, — заметил Славечек.
Петер вяло пожал плечами.
Больше он ничего не сказал.
20
Милан остался дома совсем один. Мама с Лилиной уехали в Прагу, отец утром сообщил, что у него собрание и он вернется поздно.
На улице шел дождь, и Милану вовсе не хотелось выходить из дому. В холодильнике он обнаружил остатки колбасы, намазал хлеб маслом, нашел в чулане бутылку минеральной воды и решил, что это здорово — так вот кормиться самому.
Милан включил радио, полагая, что будут передавать легкую музыку, но лекция о средневековой церковной музыке его не привлекала. Повернув рычажок, он выключил радио. Потом он вытащил из коробки Пузырька, улегся на диван и стал возиться с ним. Пузырек карабкался к нему на грудь, водил мордочкой по складкам его свитера, а он хохотал, понимая, что любопытство свинки вызвано тем, что она учуяла колбасный дух. Милан отломил кусочек хлеба и дал Пузырьку. Зверек жадно разинул рот.
Наступило кормление «хищного зверя». Вдруг тишину кухни нарушил звонок.
Милан посадил свинку на плечо, подошел к дверям и отворил их.
Вендула!
Перед дверями их квартиры стояла самая настоящая, живая, невыдуманная Вендула.
— Привет! — сказала она тихо, с явным смущением.
Милан заметил, что в руках она держит тетрадь.
— Тебе чего? — не слишком вежливо спросил Милан и шагнул из передней на лестницу.
Вендула улыбнулась, словно желая извиниться за неожиданное вторжение.
— Я хотела… Ты уже сделал математику?
Милана, видимо, испугала ее улыбка.
— Нет… Хотя да, да, сделал… — Он заикался на каждом слове.
— Никак не могу решить. А завтра математика первая. Если Шикола станет проверять примеры — я пропала.
— Не дрейфь… — выдавил Милан. — Я тебе дам свою тетрадку…
Он неловко повернулся, исчез в передней и через секунду возвратился с тетрадью.
— Ты хороший… — сказал Вендула благодарно.
— Вот еще…
С минуту они молчали.
На лестнице хлопнули двери, и появилась пани Кулганкова, их соседка.
— Здрасте… — поздоровался Милан.
— Здравствуй… — ответила она и, неимоверно медленно запирая двери, принялась разглядывать Вендулу.
Милан понимал, что она это делает нарочно. Потом соседка смерила их уничтожающим, полным презрения взглядом, и лестница загудела от стука ее каблуков.
Они смотрели ей вслед, пока Кулганкова не исчезла в прямоугольнике ворот.
— Противная баба… — облегчил душу Милан.
— Почему?
— До всего ей дело…
— Ну, я пошла, — сказала Вендула.
— Ладно… привет! — Милан прикрыл дверь, успев заметить, что через щель к нему обращен ее взгляд. Удивленный, смущенный…
Милан колебался: может, ему следовало попросить Вендулу зайти?.. Нет, они и так очень долго были одни. Он захлопнул двери и, приложив ухо, слушал, как Вендула уходит.
21
«Когда Ферда устанет, Ганжлик запросто может вместо него запрячь меня. Я глупее самой тупой лошади. О господи… Вендула пришла ко мне, хотела поговорить, наверное, о чем-то страшно важном, а я ее выставил за дверь! Я готов сам себя отхлестать по физиономии!!! Как это я не понял, что задачки пустяковые и решить их она могла без меня!..
Если будет созван Всемирный конгресс дураков, я там буду председателем. Факт».
22
Лилина с мамой возвратились с приемных экзаменов. Наверное, все прошло успешно, потому что Лилина молчала и держалась таинственно, предоставляя обо всем рассказывать маме. У Лилины был бешеный аппетит — так по крайней мере она утверждала, — и потому она съела полкусочка хлеба и два ломтика ветчины.
Мама взяла слово. Она весь вечер говорила не переставая; до мельчайших подробностей рассказывала о каждом, с кем они встречались, и беспрестанно поворачивалась к дочери, чтобы та подтвердила ее слова хотя бы кивком головы.
— Значит, тебя приняли? — спросил Милан.
Мать возмутилась.
— Что за глупый вопрос?! — перебила она его.
— Так все-таки — приняли или нет? — присоединился отец, который тщетно искал свою пижаму.
— Ответ пришлют по почте, так ведь, Лилиночка?
— Значит, еще не приняли? — добивался истины Милан.
— Конечно, нет. Никому ничего не сказали. Но наша Лилина!.. Вы бы ее видели и слышали! Ну, отец, я и не знала, что она такая смелая. Ты понимаешь, наша девочка совсем не волновалась…
— Мама, ну, пожалуйста… — вмешалась дочь.
— Оставь ее, — потихоньку уговаривал сестру Милан, — ты же знаешь, что для нашей мамы просто наслаждение, когда мы сдаем экзамены.
Он улегся рядом с сестрой на диван.
— Сколько схватила? — спросил он фамильярно.
Сестра усмехнулась:
— Трудно угадать…
— Думаешь, тебя примут?
Лилина пожала плечами и перевернулась на спину.
— Там были и лучше тебя?
Она ответила не сразу. Но после паузы все-таки сказала:
— Конечно!
— Но мама считает, что ты… — попытался он возразить.
— Ты же ее знаешь!
— Пора спать! — нарушила их доверительную беседу мать. Она уже была в ночной рубашке и взволнованно металась по кухне.
«Опять ее будет мучить бессонница», — подумал Милан.
— Ты дашь мне наконец пижаму? — недовольно ворчал отец.
Мать хлопнула себя по лбу:
— У меня после этой Праги совсем память отшибло. Что тебе дать? Ага, пижаму…
Лилина поднялась с дивана и удалилась в спальню. Через минуту она вернулась с отцовской пижамой.
— Где она была? — спросил отец таким тоном, будто обнаружил исчезнувший клад.
— В постели, как обычно, — многозначительно заметила Лилина.
Мать вздохнула: «Ты — есть ты!»
Отец что-то пробормотал и исчез в спальне.
Милан погасил в кухне свет.
23
Перед математикой Вендула вернула ему тетрадку.
— Ты на меня злишься, да? — спросил Милан.
Она, не понимая, взглянула на него:
— За что?..
— Я думал, ты…
Он не договорил: Славечек вернулся к парте и стал искать задачник. Видно, и у него совесть была нечиста. Он открыл Миланову тетрадку и, увидав три длинных примера, скроил кислую гримасу.
— Ого!.. Уже не успею списать…
— Что же ты будешь делать? — спросила Вендула.
— Рискну! Может, пронесет…
— Смотри…
Звенел звонок. Класс понемногу утихал. В дверях появилась тощая физиономия математика Шиколы.
— Привет… — прошептала Вендула и незаметно проскользнула к своей парте.
«Если Шикола ее заметил, то обязательно вызовет, — подумал Милан. — Тогда она пропала. Придется мне что-нибудь придумать. Например, упасть в обморок… или нет — порезать палец, тогда Шикола кинется перевязывать…»
Но урок математики прошел, по обыкновению, тихо и нудно.
Милана это огорчило, даже самому себе он не смог доказать, что ради Вендулы готов… готов — ну, скажем, порезать палец!
После математики — история. Учитель Фиширек уже переходил от прихода Кирилла и Мефодия к правлению князя Вацлава, как в класс вдруг явился директор.
— Извините, пожалуйста… — сказал он без долгих объяснений историку.
Фиширек отложил в сторону указку, при помощи которой он уже довольно долго пытался показать девятому «Б» на карте приблизительное расселение чехов в девятом веке.
— Мне срочно необходимы Голуб и Мразек!
Фиширек вежливо поклонился:
— Пожалуйста… — и ткнул ореховой указкой в Петера и Милана.
— Идите, идите, — подбодрял их директор, улыбаясь историку.
Ребята вышли в коридор. Директор подал знак следовать за ним и направился к своему кабинету. Они без энтузиазма плелись следом.
— Что стряслось? Не знаешь? — спросил Милан товарища, синяк под глазом которого сегодня отливал золотисто-синим цветом.
— Вроде бы знаю… — ответил тот загадочно.
Милан ткнул его локтем:
— Давай выкладывай, в чем дело?
— Отцепись! — отрезал Петер и прибавил шагу, стараясь очутиться у дверей директорской первым.
Милан оттопырил нижнюю губу. Он размышлял. На ум пришло одно-единственное слово: «Анкета».
Он не отдал анкету! Что говорить? Надо поскорее придумать причину. Чтоб была убедительна и точна, как удар кузнечного молота. Ну, хотя бы… что потерял, или…
И вдруг — стоп! А при чем тогда Петер? Ведь он уже свою анкету отдал!
Петер постучался.
Они услыхали: «Войдите».
И тут Милан увидал, что их в кабинете пятеро: директор, Петер, Лупоглазый, он и… милиционер!
А этот что тут делает? Неужели Лупоглазый опять?..
— Садитесь, товарищи ученики! — предложил директор.
Ну и ну! Если директор вместо ребята говорит ученики — значит, дело совсем плохо!
Ученики сели. Милан погрузился в глубокое кресло. Оно подозрительно застонало. Милан метнул извиняющийся взгляд на директора. Но лицо у того оставалось непроницаемым.
Милан увидал, что Лупоглазый сидит на стуле красный как рак и грызет ногти, беспокойно обводя глазами комнату.
— Значит, так, ребята, послушайте! — произнес седовласый милиционер и, нацепив очки, стал читать бумагу, которую вытащил из пишущей машинки: — «Показания Ярослава Кадержабека…» Ага, вот отсюда!.. «Дней десять назад я находился на станции неподалеку от угольного склада. В это время два человека разгружали вагон. Я заметил, что один из них, гражданин Франтишек Длоугий, положил на перила свое пальто. Я проходил мимо и увидал в его кармане зажигалку…» — Седовласый многозначительно посмотрел сквозь очки на Лупоглазого и продолжал: — «…Я влез в его карман и присвоил зажигалку».