икто мне ничего путного сказать не мог, а один монах надо мной смеялся и сказал, что прежние старцы все вымерли, а новые еще не завелись. Я хотел войти в собор, где, по слухам, была чудотворная икона Ильинской Божией Матери «Руно орошенное» с чудодейственным истечением слез, но неведомая сила из притвора выбрасывала меня на паперть. Я плакал, катался с воем по каменным плитам, залез монаху под рясу и на карачках хотел с ним пройти в храм, но он мне отвесил по шее и спихнул со ступенек во двор. Из храма вышел иеромонах с кропилом и стал гоняться за мной и кропить святой водой. Я чуть не задохнулся от бешенства и, схватив кирпич, запустил им в черноризца. Но на меня навалились богомольцы, скрутили веревкой и потащили ко святому источнику, где по грудь сидели и спасались мужики и бабы. Вода была ледяная, и на стариках на плечи были наброшены тулупы, а на головах – шапки-ушанки. Из будки вышел иеромонах и позвенел колокольчиком, чтобы все вылезали из воды. Положено было окунаться с головой, но многие женщины берегли прическу и выходили с сухими волосами. Я увидел, что на их головах у каждой сидела целая куча бесов, о чем я стал кричать и ругаться, что зря они старались и попусту сидели в святой купели. Иеромонах дал знак, и богомольцы кинули меня прямо в одежде в купель. Я стал вопить, как зарезанный, вокруг меня вода возмутилась и как бы закипела, веревка развязалась, и я выскочил на берег. Немного оглядевшись, я увидел: на ближних кустах и деревьях развешано множество тряпок, нижнего белья, квачей, костылей и посохов. Здесь были и бюстгальтеры, трусы, колготки, чулки, кальсоны, шапки, косынки и масса трепещущих на ветках разноцветных тряпочек и лент. Оказывается, что нынче пошла такая мода у исцеленных – цеплять на кусты и деревья части одежды, которая прикрывала больное место. Мода пришла с католического Запада, где у чудотворных икон, мощей и источников в костелах на стенах развешивают костыли, трости, а также небольшие серебряные и золотые изображения больного органа, получившего исцеление. Но мы, по бедности своей, пока до этого не дошли и поэтому знаменуем свое исцеление развешиванием кальсон и бюстгальтеров. А к чему это? И зачем такой срам в святом месте? Никто сказать не может, и бесы, сидящие во мне, потешались и глумливо выкрикивали всякие непристойности. Иеромонах одной рукой взял палку, другой поднял свой наперсный крест и пошел на меня, явно желая отколотить палкой и ожечь крестом. Я вскочил на ноги и убежал в лес. И опять я пошел по дорогам искать неведомого святого старца. Где-то на перекрестках дорог или на кладбищах, где любит собираться всякая нежить, в меня вошел еще один бес. Бес стяжательства. Я завел себе еще одну картонку, на которой написал, что у меня рак желудка и мне нужны деньги на операцию. И жалостливые люди стали мне щедро подавать деньги, я жадно запихивал их в чулок, который вскоре приобрел форму колбасы. Конечно, это была наглая ложь, а отец лжи – дьявол, но я и сам был его слугой и поэтому мучился и работал на него. С Украины я вышел в Россию и везде показывал людям картонку, что ищу праведного старца-пустынника. И где-то около Курска мне люди сказали, что жил неподалеку старец по фамилии Тяпочкин, но уже лет десять, а может и более, помер. Но я и этому известию был рад. Значит, где-то есть и живой старец.
Наконец я вышел к Арзамасу и прошел к Дивееву. Долго я ходил кругом и около, показывая и простым людям, и священникам свою картонку, но никто ничего мне сказать не мог. И только около Оптиной пустыни повстречавшийся мне в лесу старый монах, посмотрев на мою картонку, спросил:
– А ушами ты слышишь?
Я кивнул головой. Он подумал, перекрестился и сказал:
– А ступай ты, мил человек, в Вологодскую губернию на реку Сухону к Великому Устюгу. Там в лесах около Коченьги ищи праведного старца Нила. Если он еще жив, то должен тебе помочь и от бесов твоих освободить.
Как только он это сказал, живот мой заходил ходуном, бесы всполошились, запрыгали там и стали срамно ругаться и проклинать старого монаха. Старик перекрестился и ушел от меня, а я обрадовался. Поскольку бесы перепугались, значит, вологодский старец жив и поможет мне.
Недолго думая, двинулся в сторону Великого Устюга. На Вологодчине уже чувствовалось дыхание приближающейся осени. Все же это Север – не то, что наша теплая Полтавщина, где у меня остался дом и жена. Поскольку деньгами у меня был набит целый чулок, я приоделся на барахолке, купил крепкие десантные ботинки и даже остановился в дешевой колхозной гостинице. Неудивительно, что меня, бродягу, заедали вши и, по этому случаю, я остригся наголо, снял бороду и посетил баню. Старую одежду я выбросил на помойку. Теперь оставалось главное: как найти старца? Но где его искать, сказать мог, пожалуй, только священник. Но в собор зайти я не мог, так как бесы сразу отнимали силу в ногах и я падал на землю или закрывали дыхание, если я пытался войти в храм Божий. Обосновался я около старейшего на Севере Гледенского монастыря в четырех километрах от Великого Устюга при слиянии двух рек: Сухоны и Юга. На мое счастье, после долгого ожидания, на Успение Божией Матери из монастыря вышел крестный ход. Несмотря на то, что бесы начали давить меня, я приблизился к нему и стал всем подряд показывать свою картонку с надписью: «Где мне искать старца-пустынника Нила?» И вот две добрые женщины рассказали, как до него можно добраться. Вначале я доехал до Коченьги, а потом лесной дорогой двинулся к старцу. На пути мне попадались небольшие лесные деревушки, где люди показывали правильный путь к отцу Нилу. Вскоре я добрался до лесной кельи старца. Это была небольшая изба с пристроенным к ней бревенчатым сараем. На мой докучливый стук в окно из избы вышел высокий благообразный старец явно постнического вида, с большой седой бородой, густыми кустистыми бровями, одетый в старый закапанный воском подрясник с широким кожаным поясом и наперсным крестом на груди. Отдав мне поясной поклон, он посмотрел на меня проницательным взглядом своих голубых глаз и сказал мне:
– Говори, чтобы я мог тебя видеть.
Я открыл рот и оттуда полилась густая матерная брань на старца и Святую Троицу.
– Так ты не один пришел, а вас, оказывается, целая компания, – с улыбкой сказал отец Нил. – А теперь молчи и терпи, если хочешь быть исцеленным от злокозненных бесов. «Сей род изгоняется постом и молитвой», – сказал наш Господь Иисус Христос.
Бесы при этом святом имени бурно запрыгали и заворчали в моем чреве.
– Раздевайся до трусов. Бери эту старую шубейку, миску для воды и пойдем в сарай.
Сарай был просторный и крепко сбитый, с деревянным полом. По сухому навозу было видно, что раньше здесь стояли кони. В бревенчатую стенку была вделана цепь с железным поясом на конце. Старец одел на меня этот пояс и замкнул его висячим замком. Налив в миску воды, он принес мне горсть разных сухарей. Потом из кельи он принес большие листы бумаги с крупно написанными на них молитвами и прикрепил листы к стене напротив меня.
– Чадо, – сказал он, – претерпевый до конца, той спасется.
С этими словами он ушел и запер двери. Итак, я был, как бешеный кобель, посажен на цепь, на воду и черные сухари. Я стал лаять, скакать и рваться на цепи. Мне показалось, что у меня даже вырос собачий хвост. Я бранился на старца и угрожал ему вырвать бороду. Воду я выпил, а сухари разбросал. В развешанные по стенам молитвы кидал сухим конским навозом. На этот крик пришел старец с кропилом и плетью. Встав на безопасное расстояние, он кропил меня святой водой, а потом доставал и плетью. Я немного утихомирился, а старец беседовал с моими демонами. Бесы кричали, что они хорошо устроились потому, что я вел свинский образ жизни: курил, пил водку, в церковь не ходил, в Бога не верил, да еще корчемствовал: гнал тайно самогон и продавал его пьяницам. Да еще кроме жены имел любовницу. Закопанная в могилу рубашка тут ни при чем и не имеет никакого значения. И соседка не ведьма, а такая же бесноватая баба, как и тот, в коем сидим. Хорошо сидим и не выйдем, а ты, старец Нил, не пугай нас. Видали мы таких и раньше. Бог за беззакония Филиппа попустил нам войти в него для его истязания. Вот и сидим в нем. Хорошо сидим! Будем мучить Филю, пока опять в петлю не залезет. На что старец ответил:
– Бес свирепый и лукавый, я вместе со Христом Иисусом допеку вас и выгоню из этого грешного страдальца. Так и знайте! Я слов на ветер не бросаю!
Бесы ответили ему глумливым смехом, свистом и бранью. К утру я ужасно проголодался, потому что всю ночь продрожал под ветхим тулупом. Я стал вопить и рваться на цепи:
– О, злой калугере, принеси мне хоть каких-нибудь объедков, а то я с голоду околею.
Но старец не приходил. Видно, он стоял на молитве. Но вот ворота распахнулись, и старец налил мне в миску воды и посохом подтолкнул ко мне разбросанные по всему сараю сухари. Я жадно грыз сухарь и смотрел в открытые ворота на волю, где шел мокрый снег. После двухнедельного сидения на цепи, на воде и сухарях, я ослаб духом и телом и даже стал понемногу читать развешанные на стенах покаянные молитвы, хотя бесы забивали меня своими нечестивыми криками и удушьем. Бывали у меня небольшие просветления ума, когда я начинал понимать, что страдаю и наказан за свое неверие и свинский образ жизни, страстно желая освободиться от своих мучителей и стать достойным сыном церкви. Но сам, без Божьей помощи и помощи старца, ничего не мог сделать. На третью неделю, когда я телесно ослаб, старец освободил меня от держания на цепи и из сарая перевел в баньку, где я мог согреться, протапливая каменку, и даже хорошо помыться.
Калугер Нил стал приходить ко мне чаще. Входил старец со словами: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную; а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем».
Услышав это, бесы прыгали у меня во чреве и глумливо хохотали. Старец осенял меня крестом, кропил святой водой, кадил ладаном и читал запретительную молитву святого Василия, над страждущими от демонов. Он повторял эту молитву по десять раз, кадил ладаном, бросал меня на лавку и давил большой Богородичной иконой «Достойно есть», а если я начинал буйствовать, хлестал меня плетью.