Высоко в синеве неба, оставляя за собой рыхлые молочные полосы, пролетел серебристый лайнер, держащий путь в северные скандинавские страны. «Велика премудрость человеческая, – подумал Антипа, провожая глазами уходящий вдаль самолет. – Вот так же скоро пролетят седмицы Великого Поста и вместе с весною придет Пасха – Светлое Христово Воскресение. Дай Бог мне дожить до праздника». По опыту он знал, что многие умирают Великим Постом. Смерть похищает их, не дав вкусить Праздника праздников. Но Христос упразднил смерть. Ад был обманут в своих надеждах, привыкнув принимать в свои мрачные недра ветхозаветных человеков, зараженных Адамовым грехом. Но Христос не имел греха, и Его естество не было подвластно смерти и тлению. Своим Воскресением Он разрушил древние традиции ада, ниспроверг привычный ход смерти и даже вывел из ада души праотцев наших и ветхозаветных праведников. И от полноты чувств Антипа с умилением запел:
Христос воскресе из мертвых,
Смертию смерть поправ —
И сущим во гробех живот даровав!
Удивленный мерин, моргая заиндевевшими ресницами и прядая ушами, слушал это необычное пение.
Отец Антипа, наполняя бочку, продолжал размышлять о том, что мы здесь, еще будучи на земле, в теле, сами предвосхищаем себе меру суда Божия: своей жизнью, своим поведением. Своим отношением к другим людям мы сами определяем себя или в уготованные Богом обители для вечной радости, или в тартар кромешный на вечную погибель и муку.
Вода стала переливаться через край бочки, и Антипа, опомнившись, взял в руки вожжи и, чмокнув губами, дал знак мерину поворачивать домой.
Когда отец Антипа зашел в келью скитоначальника Арефы, то застал того в праведном гневе на отца хлебопека Фрументия, который был уличен в тайноядении. Отец Фрументий стоял на колеях и плачем каялся, прося себе епитимию. В свое оправдание он говорил, что хлеб стал жевать от ужаса, когда ночью в хлебной увидел бесов, ворочающих веслом в бочке квашню.
– В Великий Пост, – говорил Арефа, – бесы наваливаются на всех монашествующих и от них надо отбиваться крестом, молитвой и постом, а не тайноядением. А к тебе, отец Фрументий, бесы пристали за маловерие и помыслы постоянные о ястии и питии. Особенно за питие, и не воды, конечно.
Согрешивший отец хлебопек был поставлен на поклоны и отпущен в свое послушание.
Получив благословение от скитоначальника на приготовление каши, гороховой лапши и овсяного киселя, и все, по случаю субботы, с возлиянием елея, отец Антипа отправился на кухню, где отец Коронат уже растопил плиту, вычистил котлы и кастрюли и сидел в ожидании своего начальника.
Насельники скита были все старые, а где старость – там время летит быстролётно, мелькают дни за днями, как телеграфные столбы за окнами поезда, и не все прибывали на конечную станцию, некоторые незаметно скрывались серыми тенями на ходу, исчезая на полустанках. Так тихо ушел и упокоился на скитском кладбище хворый отец Африкан, в глубокой старости уснул навеки схимник отец Сергий. Скованные морозом нетленно лежали они в своих гробах до Светлого всеобщего Воскресения. А время Великого Поста шло своим чередом. Прошли недели Торжества Православия, Крестопоклонная, Преподобной Марии Египетской, Благовещение. Вместе со снегами растаял и ушел март месяц, подкатило Вербное воскресение и началась Страстная седмица. Теплое солнышко, южные ветры и дожди согнали с полей снег, залежи которого еще были по оврагам и в лесных чащобах. В начале апреля на Страстной седмице, когда уже было много света, солнца и тепла, а лес оглашался птичьим пением, из монастыря пришел послушник и принес скитоначальнику письмо от наместника Успенского монастыря. В письме призывалось благословение Божие на всю скитскую братию и предписывалось всем на Великую Субботу прийти в монастырь, чтобы вместе с монастырской братией встретить Святую Пасху. А чтобы скитская братия, изнемогшая от поста, не утруждалась идти десять верст пешим ходом, отец наместник обещался прислать трактор с прицепом.
– А что, отец Антипа, – спросил Коронат, недавно живущий в скиту, – ведь в монастыре на трапезе поди нам подадут рыбу, яйца, творог. Не согрешить бы против скитского устава.
– А что делать, Коронатушка, за послушание придется вкушать, что подадут. Святым пустынникам даже шашлык подавали в гостях для смирения, ну а нам это не грозит. На этот случай апостол Павел в своем послании нам разъяснил, что пища к Богу нас не приближает и не удаляет от Бога.
От скитоначальника был дан наказ: всем почиститься, постираться, чтобы в монастырь прибыть в благопристойном виде. В Великую Субботу по полудни с дороги послышалось тарахтение, и монастырский тракторист лихо подкатил и остановился у скитских ворот. Каштан бегал кругом и добросовестно облаивал трактор. Братия собралась во дворе, и иеромонах отец Пахомий прочел молитву на путь шествующих. Архимандрит Арефа с посохом уселся в кабине, а монахи разместились в прицепе. В скиту оставили безрукого отца Филагрия читать неусыпаемую Псалтирь и Каштана, чтобы охранял двор. Ехали лесной дорогой, молча, бледные, исхудавшие Великим Постом, но все были спокойны и улыбались, глядя на Божий мир. Прицеп трясся и подпрыгивал на корнях, но это не мешало монахам сосредоточенно думать о грядущей Пасхе и пребывать в тихой радости. Лес кончился, и выехали в поле, где глаз радовали зеленеющие посевы озимой ржи, над которой в воздухе трепетали и пели жаворонки. Приложив козырьком к глазам руку, отец Антипа разглядел вдали белые монастырские стены и золотые купола храмов. Когда подъехали ближе, то увидели множество стоящих машин и снующих между ними паломников, приехавших на празднество со всей округи. Отец тракторист погудел перед хозяйственными воротами монастыря и въехал во двор. Монахи слезли с прицепа и, построившись парами, пошли к собору. Впереди шел, степенно переставляя посох, архимандрит Арефа.
Целый день, и особенно к вечеру, ручейками к собору стекался народ. Все были в состоянии торжественного ожидания. Говорили тихо, но больше молчали. К половине двенадцатого в соборе началось пение канона Великой Субботы. Это было последнее великопостное пение.
При пении ирмоса «Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе» священнослужители переносят Плащаницу и полагают на Престол. До полуночи осталось несколько минут. Несмотря на множество народа, в храме царит торжественная тишина. Народ в напряженном ожидании. Но вот из-за закрытых Царских Врат начинается тихое пение стихиры «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити…» Пение становится все громче и громче, медленно открываются Царские Врата, и в красных золотых ризах выходит священство. Начинают звонить колокола. Звонари стараются во всю мочь. И под пасхальный перезвон все направляются вокруг собора. Начинается шествие крестного хода. Впереди с горящим фонарем на шесте идет высокий крепкий инок в стихаре, за ним, с тяжелыми святыми хоругвями, богатыри-хоругвеносцы, за ними большой монастырский хор, поющий стихиру крестного хода, за хором несут внушительных размеров Запрестольный Крест, по бокам его двое с зажженными свечами на жезлах, далее священники в красных фелонях в расшитых рушниках несут святые иконы, за ними монахи несут большой чудотворный образ Божией Матери с Младенцем Христом, далее иподьяконы с золотистыми рипидами на шестах идут, окружив иеромонаха, несущего большое, окованное серебром, напрестольное Евангелие. Следом за Евангелием в преднесении дикирия и трикирия в сопровождении двух архимандритов идет, опираясь на посох, сам архиерей в полном облачении, а сзади уже со свечами в руках идет православный народ. Звонят колокола, беспрерывно поет хор, и все радуются торжеству из торжеств. Обойдя храм, процессия останавливается перед закрытыми дверями собора. Архимандрит Арефа крестообразно машет кадилом и начинает Пасхальную Заутреню: «Слава Святей, Единосущей, Животворящей и Неразделимей Троице!» Хор во всю мочь поет пасхальный тропарь:
Христос воскресе из мертвых,
Смертию смерть поправ —
И сущим во гробех
Живот даровав!
Духовенство и народ подхватывают, и тропарь поют уже все. Двери храма открываются. Он весь наполнен фимиамом. Внутрь церкви волнами входит народ. Уже поют Пасхальный канон: «Воскресения день, просветимся людие: Пасха, Господня Пасха. От смерти бо к жизни, и от земли к небеси Христос Бог нас преведе, победную поющия».
Архимандрит в новом сверкающем золотом и пурпуром облачении, стоя на солее, широко кадит весь-весь храм. В левой руке у него трехсвечник со крестом.
– ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ! – обращается он к народу.
И народ с радостными слезами на глазах громогласно отзывается:
– ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!
Вот он, долгожданный праздников Праздник. Беспрерывно на всю окрестность громким бронзовым звоном гремят монастырские колокола, возвещая, что сегодня на Русскую землю пришла Пасха Христова.
15 декабря 2002 г.
День памяти и скорби
Это был чудесный заливчик на Онеге, огражденный двумя мысками, поросшими густым еловым лесом. У берега, привязанная за веревку к дереву, стояла деревянная ладья – пузатенькая и валкая, похожая на половинку арбуза. На борту она несла сугубо морское название «Медуза».
У хозяина этой посудины – старого военного моряка – на одной стороне тела не было руки, на другой – ноги. Но он ловко управлялся со своими протезами и цепко передвигался по кораблику, который он называл по-старинному – шнява, хотя она двигалась не парусом, а посредством дизельного мотора. Сверху была устроена порядочная будка с вперед смотрящей иконой Николы Чудотворца, прилаженной на винтах к стенке. На мачте развевался потрепанный годами, выжженный солнцем, еще советского образца военно-морской флаг, который являл собой в наше время музейную редкость. Сама будка служила и каютой с лежанками, и камбузом с газовой плитой. На корме был надежный двигатель и на возвышении штурвал рулевого управления.