Слушай.
– Вторак, уведи чародеев! – закричала женщина. Как её зовут?
– Что с лесной ведьмой?
– Это больше не она. Уведи чародеев! Быстрее бегите по тропе, найдите источник.
– Ты не справишься с ней.
– Быстрее! Делай, что я сказала, Вторак. Бегите, все бегите вперёд.
Медленно, беззвучно, ощущая под пальцами окаменевшую промёрзлую мёртвую землю, ворон перевернулся на живот, огляделся. Только снег и деревья вокруг. Впереди, прямо над ним, стояла девушка. Белая, бледная, волосы и глаза, точно молоко, а внутри огонь. Пахло кровью. На руках этой девушки крови ещё больше, чем у лесной ведьмы. Она смешана с гнилью прелых листьев и пеплом на земле, она текла из-под камней прямо в подпол. Туда, где спрятано тело. С него содрали кожу. Белая носила чужое лицо, чужая шкура была натянута на её кости.
Лесная ведьма всего этого не замечала. Ворон всегда мог увидеть прикосновение смерти.
– Что ты такое? – прошептал кто-то губами Дары, но говорила уже не она. Вместо неё – ворон.
Птицы закричали над бором. Милош выглянул из окна, сощурился и отшатнулся, сбитый порывом ветра.
Посерело небо, и вихрь пронёсся над верхушками деревьев. С насиженных мест сорвались стаи птиц, взмыли с жалобным плачем вверх.
С крыши прямо на землю спрыгнул дух. Милош даже не успел его разглядеть, как тот уже убежал. Но десятки новых и новых теней выглянули из окон, из подполов, из конюшен и кухонь. Точно сумерки поползли они по столичным улицам. Вниз, к реке.
– Какого лешего? – нахмурился Милош.
Он бросил собранную суму на пол прямо там, где стоял, накинул шубу, на ходу просовывая руки в рукава. Вниз, по длинным лестницам княжеского дворца.
– Милош! – окликнул его княжич. – Что стряслось?
Он даже не оглянулся.
На улице всё было по-прежнему. Люди натягивали шапки на уши, подвязывали шубы покрепче, но никто из них не видел и не чувствовал ничего, кроме разыгравшегося ненастья. Они ощущали, как дрожала земля под ногами, слышали, как ревели реки подо льдом. Но для людей то было простым ненастьем.
Они не видели бесплотных теней с золотыми глазами, что вырывались из изб и конюшен, не слышали, как плакали духи, и плач их не разрывал им уши.
Вниз, к реке. Туда, где сходились Звеня и Вышня, туда спешили духи и туда устремился Милош. Со всех ног, задыхаясь, он пронёсся по разбитой дороге, не в силах протолкаться по деревянной мостовой. И дальше, дальше, к городским воротам.
– Пропусти! – закричал он стражнику.
Тот покрепче взялся обеими руками за топор.
– А это куда ты так спешишь? – скривился он с подозрением.
– Я княжеский чародей, – прохрипел Милош, руками обхватив себя под рёбрами. Грудь вздымалась бешено, сердце колотилось. – Пропусти.
Стражник оглядел его с недоверием, задумался, и Милош не выдержал.
– Я предупреждал.
Он слегка дёрнул за нить, что обвивала скренорца, и тот повалился без чувств. Его напарник попятился, плюнул через плечо, закрутился на месте.
– Я же не нечистая сила, дурак, – скривился Милош.
Что скренорцы, что ратиславцы – невежественные тупицы.
На стене прямо над его головой раздались крики. Лучники! Почему Милош о них не подумал?
– Эй, стой!
К воротам бежал княжич.
– Он со мной! Не трогать, – крикнул он. – Эй, чародей, что стряслось?
– Это я и хочу узнать.
Он вырвался за ворота.
Река впереди горела золотом, точно солнце вылили в воду.
– Дара, вспомни, кто ты. Не поддавайся ей. Слышишь?
Ворон поднялся на четвереньки, покачиваясь на непослушных ногах и медленно привыкая к новому странному телу. Кожа покрылась перьями, ноги искривились по-птичьи, изломались, но он так и не стал до конца птицей. Тело осталось почти человеческим, таким, чтобы могло сражаться и плести заклятия. Таким, чтобы ворон нашёл источник. Таким, каким нужно было пряхе.
– Дара, – ведьма говорила ласково, заискивающе. От неё воняло страхом. – Остановись. Или мне придётся остановить тебя.
Впереди звучали голоса. Чародеи. Она привела в лес чародеев. Они захотят забрать источник себе. Они не пропустят.
Ворон заметался. Позади лес такой плотный, что человеку не пройти. Но ему и не нужно было обратно, а дальше, к сердцу, к истоку.
Впереди вилась узкая тропинка, а на ней стояла ведьма. Белая, окровавленная, гниющая изнутри.
– Уйди, – потребовал Ворон.
Ведьма промолчала, скинула варежки прямо на землю. Ворон засмеялся, закашлял. Готовиться к бою? Он будет коротким.
Он набросился первым, когтями впился в шею и отбросил в сторону, скручивая, выворачивая, сдирая кожу, срывая обман. Смерть тебе не обмануть!
Ведьма заплакала, запричитала. Она отбивалась отчаянно, яростно, но куда ей против птичьих когтей? Оболочка слетела с неё окончательно. Больше не было девчонки с длинной косой. Умерла Третьяна, давно умерла. Сдохла, сгнила в подполе собственного дома, а вместо неё воришка с белыми глазами. Ведьма! Ведьма!
Затрещали деревья за спиной. Ворон оглянулся. Тропа исчезала, сужалась, как будто две стены наезжали друг на друга. Хозяин почувствовал, что лесная ведьма пропала, и Ворон вместо неё.
И он бросился вперёд по тропе, не чувствуя новое странное тело. Изломанное, изуродованное. Не птица и не человек. Человека заперли внутри, под перьями, под когтями, под птичьей душой. Он бился, кричал, но не мог вырваться. Ворон сильнее.
Лес рычал, догонял. Ледяная тропа была скользкой, корни деревьев лезли под ноги. Ворон бежал, взмахивая бессильно руками. Крыльев не было, ему не взлететь. Ему нужны руки, чтобы творить чары.
Ноги поскользнулись на льду, глупые, непослушные ноги. Ворон прокатился по земле, влетел в дерево, пришиб руку.
И тогда Дара очнулась, точно от дурного сна. Что с ней творится? Где она?
За деревьями мелькнуло золотое озеро. Даже зимой оно не замерзало. Там были люди. Чародеи. Она вспомнила, зачем их привела, зачем пришла сама. Чтобы принести жертву.
Дара застонала от боли, пытаясь подняться. Собственные руки больше ей не принадлежали, они были покрыты перьями, но все кости остались человеческими. А разум… разум снова потухал, засыпал…
Чем слабее была боль, чем меньше страх, тем беззащитнее Дара.
Вместо неё Ворон снова оказался на поляне.
Дальше они побежали вместе с княжичем, и больше их никто не останавливал.
– Что происходит?
– Эта буря, – выкрикнул Милош на бегу. – Духи её боятся, они бегут из города.
Они вылетели на высокий голый холм, оттуда открывался вид на реку. Милош остановился, переводя дыхание.
– Какого лешего испугались духи? – Вячеслав закрутил головой по сторонам.
Лес качался, точно пьяный, под порывами ветра. Лёд на реке ломался.
– Это же духи. Мы их боимся, а не наоборот.
– Не знаю, – раздражённо процедил Милош.
Может, и не боялись ничего духи? Может, напротив, бежали на зов? На крик о помощи.
Расплавленное золото текло по реке с востока, и лёд ломался, плавился, льдины наезжали одна на другую. Треск стоял такой, что слышно было издалека.
– Что с водой? – Даже княжич заметил огонь.
– Эта река, – Милош вскинул руку, – которая с востока. Откуда она течёт?
– Звеня? Из Великого леса.
– Пошли тогда быстрее.
Против беспощадного ветра по голому берегу они двигались уже медленнее. Снег тысячью иголок сыпал им в лицо, кружил вокруг, и тени с горящими зрачками плясали в тех вихрях.
Река разрасталась вширь, разбивала ледяные стены. Золото сияло всё ярче. Сила лилась так мощно, что можно было ослепнуть. И громкий голос завывал протяжно.
– Кто кричит? – спросил Вячеслав, щурясь от ветра.
Милош не ответил.
– Сюда! – он потянул княжича к воде, где у обледеневших камышей всё стало черным-черно, и только огонь пестрел угольками. Вокруг, куда ни посмотри, стояли безмолвные духи.
Вячеслав замер, растерянный, испуганный, вдруг попятился и выхватил меч. Он увидел их. Не всех, не тех, кто оставался бестелесен, но некоторых, что привыкли ходить по земле в оболочке из плоти: водяного, что выбрался на берег, речных дев, дрожавших в зарослях, мохнатых домовых, залезших на ветви голой ивы.
– Тихо, – предупредил Милош. – Не тронь их.
Медленно он пошёл среди теней, приглядываясь, прислушиваясь. Не страх пригнал их к реке.
От самого города духи тянулись к Звене. На соседнем берегу они стояли на опушке леса, точно так же недвижимые, молчаливые, смотрели на разбушевавшуюся реку и будто скорбели по кому-то.
Осознание ударило, как топор по затылку. Милош прошёл мимо чёрных теней, и ни один не встал у него на пути. Он остановился у самой воды, та сияла, переливалась ярко, жарко, маняще. Он хотел испить её до дна, набраться силы, которую однажды вкусил с фарадальским чудом и которую не смог удержать. Жажда и жадность оглушили его, ослепили, но пронзительная боль в груди заставила очнуться.
– Что с лесной ведьмой?
Среди безликих навьих тварей Милош задал вопрос, не обращаясь ни к кому и ко всем.
– Она изменилась.
Милош оглянулся и среди десятков мельтешащих теней различил переливчатый рыбий хвост и уродливую морду. Водяной сидел на снегу и единственный из всех смотрел не на реку, а на чародея.
– Лес теряет силу, она убегает из него. А лесной ведьмы больше нет.
– Что? – Милош шагнул вперёд, прорвался сквозь тёмную поволоку духов, точно в кисель окунулся, подскочил к водяному, сел рядом, впился взглядом в его рыбьи глаза. – Она мертва? Что леший сделал с ней?
Дух не моргал.
– Не знаю. Но я чую её кровь, которую попробовал на вкус. Теперь она бежит иначе, горит иначе. И она пуста… как зима и смерть.
– Кровь бежит? Из лесной ведьмы или в ней? Она жива?
– Ещё да или уже нет, – водяной отвернулся, глаза его сверкали, отражая огненную воду.