Он остановился напротив Мстислава. Мальчишка был младше Вячко, когда того приняли в дружину, а уже правил целым государством. Он сжал кулаками мех своей волчьей шубы, распахнул глаза широко, точно блюдца. Это были голубые глаза его отца и деда, двух предыдущих Великих князей.
И Вячко вынул меч из ножен, положил к ногам ребёнка. Мстислав чуть не подскочил на месте, его удержала рука матери.
– Великий князь Мстислав! – воскликнул Вячко громко, твёрдо, так, чтобы голос его был слышен далеко от помоста, чтобы убедил его самого в словах, которые он произносил. – Я, Вячеслав, сын Великого князя Мстислава, сын твоего деда и младший брат твоего отца Великого князя Ярополка. Моя мать…
Он запнулся. Исподлобья, склонив голову, Вячко глянул украдкой на Гутрун. Княгиня легко кивнула.
– Ты мой дядя, – вдруг слабым детским голоском произнёс Мстислав.
Вячко поднял глаза. Мальчишка смотрел, нарочито по-взрослому хмуря брови.
– Мы с тобой из рода Вышеславичей, – продолжил мальчик. – Ты привёл мне войско могу-учих чародеев, – протянул он с нескрываемым восторгом. – И я знаю, что ты лучше всех поведёшь моё войско к победе. Я хочу, чтобы ты был воеводой над моей дружиной. Служи мне верно, и я отплачу тебе с княжеской благодарностью и…
Он оглянулся на мать с таким испуганным видом, что Вячко не сдержал улыбки. Гутрун прошептала что-то одними губами, но Мстислав не смог разобрать.
– И-и-и, – протянул он. Он выглядел растерянным, таким несчастным, что Вячко решил, что лучше будет перебить его теперь.
– Я рад служить тебе, Великий князь. Клянусь Создателем, Константином-каменоломом и своей жизнью, что не пощажу ни себя, ни врага твоего ради государства и ради здравия и процветания твоего. Для меня нет большего счастья.
Глава 28
Ничего не останется от нас,
Нам останемся, может быть, только мы.
Дальше идти было нельзя. Западнее стоял Яролог, а севернее только Златоборск. Они потеряли на южной границе два города, которые защищали столицу от степей. Если войско степняков разобьёт ополчение, ничто уже не защитит Златоборск.
Ополчение разбилось по частям, обосновалось в деревнях и сёлах вокруг Лисецка, ожидая весны. В одно из поселений и прибыл Вячко с отрядом скренорцев, ранее там расположился Горыня.
Дядька встретил его хмуро, молча, только пробормотал:
– Да озарит Создатель твой путь.
И прошёл в длинную избу старосты.
Пришлось идти за ним. Чичак фыркнула недовольно, попыталась что-то сказать о дерзости Горыни, но Вячко сердито гаркнул:
– Тихо.
Служанки вздрогнули, ахнули. Чичак даже бровью не повела.
– Слушался бы ты меня, и сидел бы теперь во дворце.
– Мне там никогда не было места.
Он поправил отцовский меч на поясе. Не власть государя ему подарил родитель, не мудрость правителя и справедливость судьи, а силу воина. Он всегда относился к Вячко иначе, чем к старшим братьям, точно наперёд знал судьбу. Значит, такова воля Создателя.
Но Горыня был с ним не согласен.
Дверь закрылась за ними, все вышли, даже слуги. Остались только Вячко, Горыня и Чичак.
– Глупый мальчишка! – воскликнул тут же дядька. – Я обо всём договорился, нашёл тебе союзников.
– Кого? – Вячко не смотрел на Горыню, сел за стол, принялся чистить меч.
– Чародеев! И дружину златоборскую подговорил.
– И всё?
Дядька открыл рот. Здоровый мужик, седовласый, морщинистый, смотрел на него, как удивлённый ребёнок.
– Этого мало, ты знаешь.
– Этого достаточно, чтобы пошатнуть власть Гутрун.
– Но не удержать. По-твоему, мало крови пролилось?
Горыня замолчал, и в тишине пронзительно громко затопала каблуками Чичак, пройдясь от стены к стене. Она остановилась у закопчённой печи, брезгливо коснулась её пальчиком.
– Ты прав, славный Горыня, – холодно сказала она. – Но мой муж глуп и не понимает ничьехо.
Вячко вздохнул, ему хотелось остаться одному, лишь бы больше не слышать ни Чичак, ни Горыни. Никогда больше.
– Я принял решение. Губить своего племянника я не буду, а пока он жив, мне не видать престола.
Чичак цокнула языком.
– Даже не думай! – пригрозил ей Вячко. – Даже не думай, я запрещаю тебе. Ты моя жена, ты обязана меня слушаться.
Глаза её полыхнули гневом, она бы выбежала прочь, да вряд ли желала теперь попасться на глаза людям. Чичак села в самом углу на краешек лавки, скрестила руки на груди и отвернулась, чтобы даже не видеть его.
– Прости, Горыня, но ни ты, ни я для власти, видимо, не рождены.
– Ты сын князя, это я из простых. Но ты-то… ты…
– А я сын твоей сестры, – усмехнулся горько Вячко. – Ровня мы с тобой. А быть воеводой для таких, как мы, большая честь.
– Ох, мальчишка неразумный! Воспитывали тебя, воспитывали, а всё без толку! – воскликнул Горыня и ушёл, громко хлопнув дверью.
Стало тихо.
Вячко сам себя уговаривал и самому себе лгал безбожно. Сколько бы раз он ни повторял эти слова, только сильнее росла в нём обида. Всю жизнь ему обещали княжение, пусть не столь славное, как у братьев, но достойное сына Великого князя. А лишили всего, даже величания княжичем.
Вячко знал, что значит расти среди людей, желавших тебе смерти за одно твоё происхождение. Но мальчишка, его племянник, не заслужил такой ненависти.
Зазвенели бубенцы.
– Прости.
Он вскинул голову, рядом стояла Чичак. Уголки губ были опущены, длинные косы свисали на грудь. Она положила руку ему на плечо, присела рядом, развернула к себе.
– Я хочу быть тебе хорошая жена. Но я ещё хочу быть княгиня.
– Остального тебе недостаточно? Семьи? Детей? Безопасности?
Она помотала головой.
Пальцы её пробежали по застёжкам его одежды, вниз, к руке. Чичак коснулась перстня на руке Вячко, обвела рубиновый камешек.
– Сёстры всегда смеяться надо мной оттого, что я дочь рабыня, – она скривила губы, тёмные глаза смотрели в сторону. – К ним сватались ханы, все знатные и богатые, а ко мне купцы, но их отец прогонять. Он говорить, я слишком хороша для них, – она улыбнулась печально, как только заговорила о хане Барджиле. – Говорить, я его любимая дочь. Самая умная и красивая.
Она посмотрела на Вячко искоса, хитро, заносчиво, и он невольно улыбнулся.
– Ты самая красивая, – подтвердил он.
Чичак кивнула, соглашаясь.
– А потом появиться ты. Княжич. Молодой. Ладный. К сёстры часто старики сватаются, таких, как ты, не было, – она оглядела супруга довольно, как товар на базаре. – И сёстры себе локти поели.
– Покусали, – поправил Вячко, но Чичак не обратила на это никакого внимания.
– Я им сказать, что стану великая княгиня. Они меня ненавидеть за это.
Вячко тихо засмеялся.
– А теперь я никто. Как и раньше. – Улыбка слетела с лица Чичак. – И ты никто.
– Я старший княжеский воевода.
– Это мало.
Это было глупостью, детской прихотью, но Вячко сам не понял, как начал утешать её:
– Я сделаю тебя счастливой, куда счастливее, чем когда-либо была любая, даже самая богатая княгиня, счастливее всех твоих сестёр. У нас всё будет, всё, что ты пожелаешь. И золото, и жемчуга, и платья, и украшения.
– И ковры, – вдруг добавила Чичак, хитро щурясь.
– И ковры, – прошептал Вячко. – И служанки, и шелка, и богатый дом, самый большой в столице.
– Больше княжеского дворца?
Он заглянул ей в глаза, поражённый наглостью, и заметил, что она улыбалась. Из груди вырвался смех. Вячко схватил её в объятия, и впервые за седмицу Чичак позволила себя поцеловать и вдруг сорвалась с места, бросилась в угол.
– Это что? Верёвки? – удивлённо успел воскликнуть Вячко.
– Именно. Не вырывайся, – лукаво улыбаясь, попросила Чичак.
– Зачем тебе верёвки?
– Подними руки, – настойчивее попросила она.
Сопротивляться жене у Вячко не получилось.
А на рассвете, когда Вячко покидал постель, Чичак долго не отпускала его, целовала, целовала. И он поверил, что у них всё получится.
Он едва нашёл в себе силы, чтобы выйти из дома. Холод остудил тело, стряхнул негу и слабость. Было ещё темно. Вячко шёпотом велел холопу сбегать на конюшню и оседлать коня, остался на крыльце один, огляделся. Деревня дремала, кутаясь в снега и морозную дымку.
Вячко стянул шапку, взъерошил кудри. В голове было легко, спокойно, как никогда прежде. Кажется, впервые за всю свою жизнь он понял, чего на самом деле желал, ради чего и ради кого он жил. Впервые он покидал дом с лёгким сердцем. Он вёрнется, и его будет ждать Чичак, он выиграет эту войну, и всё будет… мирно.
Тёмно-синие сумерки бродили по деревенской улице. В избах ещё не горел свет, и даже птицы спали. Он с крыльца увидел, как издалека по дороге холоп вёл его коня.
Осенив себя священным знамением, Вячко оглянулся на закрытую дверь, улыбнулся, представив спящую Чичак, и спустился по ступеням, направился к калитке.
– Огонёк…
Тихий голос окликнул его из-за угла. Вячко побледнел. Он обернулся, больше всего на свете желая, чтобы это оказалось дурным сном, и попятился к забору, ударился спиной.
– Это я, не бойся.
Она была белая, безжизненная и почти сливалась с тенями, бродившими по деревне в предрассветное время. Белая, серая, мёртвая, нездешняя.
– Как ты тут оказалась? – Вячко с трудом разлепил пересохшие губы.
– Я пришла к тебе, – она сделала робкий шаг и тут же вскинула руки, заметив его испуг. – Не бойся, это же я, Катша.
– Я узнал… твой истинный облик. Что случилось…
– С Нежданой мне пришлось распрощаться. Её слишком многие знали, а новое лицо у меня отобрала лесная ведьма, – она говорила тонким обиженным голоском. – Но мне всё равно не нравилось то лицо. Оно было скучное. Я найду такое, чтобы понравилось тебе. Что бы ты хотел?
– Ничего, – он беспокойно оглянулся.