Холоп с конём подходили всё ближе.
– Тебе надо уходить. Тебя не должны увидеть.
– Я знаю, тебе надо уезжать. Но я тебя дождусь, – улыбнулась Катша, оголяя такие же белые, как её глаза, зубы. Короткие седые волосы торчали из-под платка. Она покрутила головой и вдруг в два прыжка оказалась рядом, схватила его за воротник. – Дай мне поцеловать тебя на прощание. Я так скучала.
– Нет! – Он вырвался из её рук. – Нет, – прошептал он испуганно. – Я женат.
– Но это же… не по-настоящему, – бесцветные глаза смотрели с надеждой, такой жуткой, такой отчаянной. – Тебя заставили. Она тебе не нужна. Она чужая… и… не такая… тебе нужна я.
– Я женат, – повторил Вячко. – Зачем ты пришла? Ты хочешь платы за службу?
– Тебя, – Катша склонила голову набок, распахнула рот, точно разгадывая сложную загадку. – Я всегда хотела тебя, – пропела она. – Зачем мне плата? Я хочу тебя.
– Катша, – выговорить её имя оказалось сложно, но оно заставило ведьму улыбнуться. – Я женат и верен своей клятве.
– Но ты же не любишь её, – помотала ведьма головой. – Она тебе не нужна.
– Моя жена нужна и мне, и моему государству. Она залог мира между Ратиславией и Дузукаланом. Пожалуйста. – Он сделал шаг в сторону, стараясь быть как можно дальше от неё. – Пойми, я теперь женат. Между нами всё кончено.
– Но…
– Ты всё ещё можешь служить княжеству. Сюда придут другие чародеи, они помогут тебе.
– Мне нужен ты, – точно избалованный ребёнок, плаксиво повторила Катша. – Зачем мне какие-то чародеи?
– Они примут тебя к себе…
– Ты не понимаешь. Только ты можешь мне помочь.
– Что?
– Мне предрекли, что я стану княгиней, твоей женой. Мой народ погибает…
– О чём ты говоришь?
В глазах Катши бушевала ледяная буря. Она говорила быстро, жалобно, но в то же время требовательно, точно всё было решено наперёд.
– Ты не понимаешь? Мой народ заперт в пещерах. Ему нужен дом, и только я могу им помочь. Рядом с тобой. Моё место рядом с тобой.
– Прекрати!
Он сорвалась на крик. Вячко оглянулся и увидел, что холоп их тоже заметил. Он остановился шагах в двадцати и наблюдал.
– Ты должна сейчас уходить. Скоро рассвет. Это опасно, – вдруг вспомнил Вячко. – Солнце может тебя убить. Уходи, пожалуйста. Я вернусь где-то через седмицу, и мы поговорим.
Медленно она попятилась к стене хлева. Растерянная, обиженная.
– Через седмицу? – переспросила она.
– Через седмицу, – пообещал Вячко.
Раздался стук копыт. На повороте показались три всадника верхом на лошадях.
Вячко снова оглянулся, но Катша уже пропала, и он всей душой пожелал, чтобы она так же исчезла из его жизни.
Вместе с Горыней они сели верхом и отправились на юг, с ними Стрела и Небаба, больше никого.
Это было как в старые времена. Только их небольшой отряд на путаных лесных дорогах. Там, где прошли раньше разведчики, теперь они изучали пути и забредали дальше, изучали округу, только обходили стороной Лисецк. Сходил снег, чернела земля, и на ней вокруг погибшего Лисецка до сих пор лежали мёртвые тела людей и зверей. Мало кто из живых решался ступить на землю рядом с ними.
Несколько лет Вячко провёл в дороге, учился выслеживать и заметать за собой следы, обманывать в бою и устраивать засады. И теперь они с товарищами задумывали новые ловушки, уже побольше, пострашнее. Не для одинокого татя, не для шайки, а для целого войска.
Изредка их находил гонец из княжеской ставки, приносил вести от чародеев или княгини Гутрун. Чичак не писала, Вячко подозревал, что она сама не умела писать по-ратиславски, а попросить кого-нибудь помочь стеснялась. Поэтому он мог лишь гадать, как проводила она свои дни и о чём думала.
Но вернуться их заставило послание, которое принёс не гонец, а сова.
Поутру она приземлилась прямо у их лагеря, к лапе птицы была привязана берестяная грамота.
«Воевода, мы покидаем лес. Жди. Милош».
Они вернулись на ставку спустя почти две седмицы, когда месяц березень был на исходе. Сошёл снег. Дороги развезло, лошади вязли копытами в грязи, Вячко и все остальные часто шли пешком, чтобы животным стало легче.
К концу пути и люди, и лошади выбились из сил.
Вячко распрощался со Стрелой и Небабой, они завернули к длинной избе, в которой разместились дружинники. Следующим стоял дом Горыни, там его уже встречал хозяин с горилкой, хлебом и солью, оставалось только гадать, откуда он заранее узнал об их возращении. Дом, в котором поселился Вячко с женой, стоял посреди деревни, и дальше он пошёл один.
Вячко продрог до костей, желудок был пуст, и думать получалось только о постели и еде.
А во дворе собрались люди. Вячко не успел зайти за ворота, как заметил хозяина дома с хозяйкой, служанок Чичак, своих дружинников да ещё с десяток незнакомых людей.
Они кричали наперебой, ругались и не сразу заметили Вячко. А когда один из дружинников обратил на него внимание, окликнул остальных, то все вдруг замолчали.
– Что стряслось? – спросил он устало.
Никто не ответил, только служанки вдруг зарыдали на разные голоса, запричитали на родном наречии, и Вячко поморщился от шума.
– Так что случилось? Важное что?
Раз за разом он обегал взглядом взволнованные лица собравшихся, а они смотрели на него испуганными глазами и молчали.
– Что стряслось?! – прикрикнул Вячко и только тогда заметил, что одной только Чичак не было во дворе.
Из толпы вышел староста.
– Это… княжич… воевода, то есть. Жена твоя… Чичак… Мы не знаем, как так вышло…
– Где она?
Служанки виновато переглядывались, руками закрывали себе рты.
– Где Чичак? – повторил Вячко. – Где Чичак?
Все вокруг молчали. В глазах потемнело.
Один вопрос, один только вопрос вырывался у него раз за разом:
– Где Чичак?
– Госпожа пропала. Мы её с рассветной службы ищем…
Вячко бросился в избу, заметался по ней, точно мог найти Чичак в одном из сундуков с нарядами, выбежал обратно на улицу и кинулся в конюшню. Её любимая лошадь стояла на месте, начищенная, сухая. Чичак не могла уехать без неё. Не могла. Но она не ушла бы далеко пешком.
Уставшая лошадь Вячко захрипела возмущённо, когда он снова вскочил в седло, но её было больше не жаль. Он объехал всю деревню, поднял дружину на ноги, и по лесу замелькали огни, когда люди с пламенниками отправились на поиски.
Вячко вернулся к избе, где жила все эти дни Чичак. Служанки рыдали по ней, как по мёртвой.
И вдруг весть: кто-то нашёл накосник на опушке. Вячко снова погнал лошадь к лесу и там долго не мог найти того, кто обнаружил накосник.
– Здесь, Вячко, здесь! – закричал Стрела, завидев его.
Он спешился, побежал к другу со всех ног, выхватил украшение. Да, точно, похожими подвязывала косы Чичак.
– Это её? – спросил Стрела.
– Не уверен, – прошептал Вячко. – Я не помню точно. Служанкам надо показать, они должны разбираться в её побрякушках.
Дорога назад показалась бесконечной. Сумерки сгустились такие плотные, густые, что нельзя было разобрать дорогу дальше трёх саженей. Лошадь шла, спотыкаясь, и Вячко больше не гнал её, знал, что животное держалось из последних сил. Скоро он спешился, повёл лошадь за узду по полю, напрямую к деревне.
Он шёл без надежды, без ярости, без боли. Он не гадал, что случилось с Чичак и кого было за это винить. Внутри стало пусто. Вокруг было серо. Неизвестность, серость, пустота затягивали, и пусть никто ещё не нашёл Чичак ни живую, ни мёртвую, но Вячко откуда-то знал удивительно ясно, что больше никогда её не увидит. И ещё он знал, что она могла сделать его целым, а он её счастливой. Если бы у них была такая возможность…
Во дворе его никто не встретил. А внутри горел огонёк, и женщины визжали, будто их убивали. Вячко отпустил коня, поспешил внутрь.
Посреди клети стояла Чичак. Она улыбалась, а служанки кружили вокруг, обнимали, целовали руки, восхваляли. Вячко замер на пороге, не в силах пошевелиться. Живая. Невредимая.
Украшения на её одежде и в волосах сверкали, отражая свет свечей. Чичак и сама точно светилась изнутри, улыбалась так радостно, так широко, как никогда прежде.
– Вячко! – воскликнула она.
А он так не смог сдвинуться с места. Чичак сама подскочила к нему, кинулась в объятия, крошечная, лёгкая, как пёрышко. Она обняла его за шею и вдруг горячо поцеловала. Служанки ахнули, поражённые её бесстыдством.
Вячко обнял жену, прижал к себе, уткнулся носом в шею.
– Ты жива.
– Да, – пропела ласково Чичак. – Я жива и снова с тобой.
Руками Вячко сжал её так крепко, что испугался, что сломает. Резкий запах ударил в ноздри. От волос Чичак пахло кровью.
– Что с тобой случилось?
Он поднял голову, заглянул ей в глаза, и сердце сжалось от тревоги.
– Ничего, я просто гуляла, – улыбнулась она беззаботно, взяла руку Вячко в свою, щекой поластилась, как кошка. Жемчужная нить на её рукаве была порвана, на запястье остался свежий синяк. – Забыла о времени. Я же не знала, что ты сегодня вернёшься. Ну, что ты такой смурной?
Нечто было неправильным. Чужим.
Вячко перевёл взгляд на шушукающихся служанок и вдруг разозлился.
– Пошли прочь! Как можно было вообще потерять свою госпожу, бестолковые курицы?!
Женщины вряд ли поняли хоть слово, но вылетели из избы стрелой. Громко хлопнула дверь.
Вячко выпустил жену из объятий, отошёл в сторону, попытался развязать узел на шубе, но тот запутался, и он дёрнул его снова и ещё раз, и ещё.
– Я так скучала, Вячко, – произнесла нежно она. – Всё время думала о тебе.
Он взмок, по спине и лицу его потёк пот. Завязка у самого горла никак не поддавалась.
Она обошла Вячко стороной. На лице её была дурацкая улыбка. Глупая.
– Знаю, ты не хочешь, чтобы я была твоей женой.
– С чего ты взяла? – Вячко впился в неё глазами.
Она растерялась.
– Я чужачка, тебя заставили на мне жениться. Верно, у тебя были другие женщины здесь, на твоей родине. Те, которых ты любишь на самом деле. Но я смогу заставить тебя забыть о них. Я стану для тебя единственной.