– Воевода, – Милош подошёл ближе, склонился над ним, – не хочу лезть в твои дела, только…
Он посмотрел назад, перевёл взгляд обратно на Вячеслава.
– Что, чародей?
– Не стоит хану Барджилю знать, что дочь его теперь ведьма. Пусть думает, что она цела и невредима.
– А то я не понимаю, – прорычал воевода. – Держи язык за зубами, чародей, и всем своим людям вели помалкивать. Хан наш союзник, он доверил мне свою любимую дочь, а я…
Вячеслав подавился куском, закашлялся и выплюнул разжёванное мясо на землю.
– Иди.
Милош выпрямился. Ни словом, ни жестом он не выказал злости. Воевода был слаб и сер, почти что мёртв. Верно, мало дней у него оставалось. Недолго придётся притворяться его другом. Куда легче было бы с северянкой Гутрун, она ценила колдовскую силу куда больше.
Многое изменилось с тех пор, как они втроём заключили договор. Княжич изменился не меньше, чем его странная жена.
– Завтра начинается русалья седмица, воевода. Ты обещал, что отпустишь меня к этому сроку.
– Раз обещал, то иди. Твои люди справятся, и скоро мы найдём Шибана, тогда всему этому придёт конец…
– Я вернусь через пару дней, – заверил Милош.
Чтобы убедиться, что чародеи новой Совиной башни вольны покинуть ополчение, чтобы проводить их обратно к Великому лесу, чтобы увидеть самому, как сворачивают боевые стяги дружины и направляются домой.
Милош спустился с холма, зашёл в свой шатёр, снял одежду и сложил в мешок. До Старгородского княжества сокол мог долететь за один день.
Дождь застилал небо и землю. Милош почти не различал пути, пока шёл от хутора к Трём холмам.
Многие поля вокруг опустели, некому стало их возделывать, когда прогнали всех ратиславцев, и настоящих денег теперь на Трёх холмах стало не достать, а Милош принёс с собой несколько монет. Ему дали одежду и указали дорогу, не спросили ни о чём. Он говорил по-рдзенски и платил ратиславским золотом, для хозяина хутора этого оказалось достаточно.
Он натянул пониже капюшон, прищурился.
Впереди среди серого тумана и дождя чернели две точки. Милош пошёл дальше, навстречу им.
У оврага, утонувшего в прошлогодней жухлой траве, сидели Ежи и Здислава. Старуха ухмыльнулась, заметив Милоша, но промолчала. Ежи поднялся. Взволнованный, смущённый.
Милош остановился поодаль.
Подойти он не решился. Чёрные тени расползались в разные стороны от Ежи. Они тянули лапы к огню в груди Милоша, пытаясь согреться, напиться его светом и жизнью.
Лил дождь. Милош замёрз и насквозь промок. Перед ним стоял единственный друг, к которому он теперь не мог даже подойти.
– Твоё лицо, – произнёс ошарашенно Ежи.
Милош ещё ниже натянул капюшон, склонил голову так, чтобы спрятать щёку.
– Где ты теперь? – спросил он.
Ежи покосился на молчавшую Здиславу. Старуха смотрела куда-то себе под ноги и не обращала на них внимания.
– Я был в Твердове. Меня приняли обратно в Тихую стражу. Теперь у меня свой отряд.
– Свой отряд? – удивился Милош.
– Я охочусь на навьих тварей, – пояснил Ежи.
Он заметил, как скривились губы Милоша.
– Не притворяйся, будто тебе их жалко. Ты сам их всегда опасался.
– Тогда я их не понимал и не знал. Мы вообще мало что знали, пока жили за стенами Совина.
– С тех пор всё изменилось! В Совине и во всей Рдзении духи одичали. Озеро у Совиной башни затопило округу, и духи стали нападать на людей. Я защищаю тех, кто слаб.
– Благородно.
Милош не улыбнулся, не съехидничал, а Ежи всё равно оскорбился.
– Куда мне до тебя? Сражаешься за ратиславского князя, за лесную ведьму. За тех, кто убивает наших людей!
– Да все друг друга убивают, Ежи! Все нас убивают. И этому нет конца. Я за себя сражаюсь, за свою жизнь, а в Рдзении мне её никогда не будет. И ты понимаешь это, раз охотишься на духов.
Что духи, что чародеи, в крови их одно и то же золото, поющее из недр земли.
Ежи отвернулся, задетый за живое.
– Значит, хлопец, ты теперь мой враг? – вдруг раздался голос из оврага.
– Нет, нет, я же пришёл помочь, – проговорил виновато Ежи.
Милош нахмурился, ничего не понимая.
– Ты пришёл подарить мне смерть, – усмехнулся печально голос. – А это лучший подарок от врага, что я могу теперь пожелать.
Здислава, потирая руками, безумно захихикала. Она смотрела себе под ноги.
В сапогах захлюпала вода, когда Милош сделал шаг вперёд. Жуткое, необъяснимое любопытство заставило его заглянуть в овраг. Там, среди талой воды, что стекала с полей, среди пробивающейся весенней травы из-под земли выглядывал человек. Он был целиком закопан, только рука и часть лица выглядывали наружу.
Пусть Ежи рассказывал о проклятом чародее на Трёх холмах, но Милош даже представить себе не мог, как страшно это выглядело на самом деле. Сколько зим прошло с той битвы? Сколько раз этот несчастный видел, как лето сменялось осенью, как умирал и возрождался мир?
– Ты чародей Совиной башни? – спросил Милош.
Он осторожно оглянулся на тьму, притаившуюся в груди Ежи, и подошёл ближе. Проклятый чародей взглянул на него с грустью в глазах.
– Да. Только мне сказали, что нет больше Совиной башни, – уголок его губ печально опустился. – Ты теперь сам по себе.
– Будет новая, – вырвалось у Милоша. Он посмотрел на напряжённого Ежи, задумался, не опасно ли теперь раскрывать при нём свои тайны. – Будет новая башня, лучше прежней, сильнее. Обещаю.
То ли талая вода блестела на лице проклятого, то ли дождь катился по щекам, но Милош готов был поклясться, что живой мертвец плакал.
– Я бы хотел вернуться домой. Больше, чем умереть, я хотел бы вернуться домой, увидеть башню хоть ещё разочек.
– Я тоже, – тихо признался Милош.
Пусть он не помнил бывшего дома, пусть забыл голоса родителей и сестры, пусть только тенью вставали перед ним воспоминания о прошлом, но тоска терзала его каждый день, каждую ночь, а полузабытые голоса просили вернуться. Домой.
Но даже развалин старой Совиной башни не осталось, и возвращаться было некуда. Пришла пора двигаться дальше.
– Ты обещала помочь Войцеху, – сказал Ежи Здиславе, спускаясь в овраг. – Исполни клятву.
– Ты справифся луффе меня, хлопес, – сказала ведьма. – Я прифла, как и клялась. Но помофь моя тебе не нуфна.
– Но…
Ежи растерянно посмотрел сначала на Милоша, а после на Войцеха у своих ног.
– Мне всё равно, от кого принять смерть, – признался проклятый чародей.
Милош отвернулся, когда Ежи коснулся рукой щеки Войцеха. Он услышал хрипы, прорывающиеся сквозь шум дождя, услышал, как старуха, громко кряхтя, поднялась и подошла к нему.
– Скафи лесной ведьме, сто рано или посдно лес умрёт.
– Тебе мало? – смотреть в лицо Здиславе было противно. – Мало смертей?
– Достатофно на время. Но будут ефо. Подофди, сародей. Рано или поздно лесу придёт конец.
Милош сжал кулаки, и огонь заревел в нём, прорываясь наружу.
– Я могу убить тебя прямо сейчас, – процедил он, всё так же не глядя на Здиславу. – Так что лучше закрой рот. Твоя богиня проиграла.
– Проиграла? О нет, соколик. Кроме моей госпофи, все боги мертвы. Есть только смерть!
Старуха захохотала рвано, хрипло, как дохлый ворон.
– Ты не лесная ведьма, соколик. Ты не убьёфь меня. И ефо об этом пофалеефь.
Рывком он вскинул руку, в ней вспыхнуло пламя. Не жалко огня, не жалко силы, чтобы остановить ведьму. Он уже научился убивать в битве, почему здесь нельзя? Почему он не может?
Здислава захохотала громче прежнего.
– Нет, сародей.
– Чего ты смеёшься?
Позади раздался тяжкий вздох.
Ведьма вдруг выгнулась дугой, беззубый рот растянулся в улыбке. Язык облизал губы.
– О-ох, – протянула она. – Клятва выполнена.
Милош отпрянул, а старуха застонала от удовольствия.
– Смерть так сладка, – проговорила она. – Когда умирают другие.
И вдруг серые одежды её рухнули на землю. Из-под тряпья вылез ворон. Он взлетел, бросился прямо в лицо Милошу. Он только успел прикрыться руками. Птица пронеслась над ним, задевая волосы когтями, и устремилась в небо.
Никогда прежде Милош не видел, чтобы оборотень так легко менял обличья. Здислава стала сильнее с сотнями смертей, что принесли Моране мор, война и голод. И станет ещё сильнее, если не наступит мир.
Долго ещё в небе виднелась чёрная птица. Ворон устремился на северо-запад, к Модре.
– Неужели это всё?
Милош оглянулся. Ежи сидел на краю оврага, понурив голову. Тьма вокруг него притихла, запряталась куда-то вглубь.
Светлые волосы Ежи потемнели от дождя, нависли на лоб и глаза. Милош медленно, осторожно приблизился к оврагу. Глаза Войцеха закрылись уже навсегда.
– Что, всё? – спросил Милош.
– Неужели мы уже никогда больше не будем друзьями?
Он поднял голову, в его глазах стояли слёзы.
– Ты боишься меня, я вижу. Даже не так: ты меня презираешь. Но я этого не просил. И когда всё случилось, то никто не мог и не хотел мне помочь, что мне оставалось делать? Руки на себя наложить? И я подумал, а как бы поступил ты?
Слова вырывались из него вместе со слюной и слезами. Он вцепился пальцами в жёлтую траву под собой так сильно, точно боялся сорваться и накинуться на Милоша с кулаками.
– И я понял, что мне только одно и осталось: использовать своё проклятие себе во благо. Разве плохо, что я стану защищать людей от духов? Они убивают нас. Чары нас всех убивают, Милош, и тебя тоже. Ты только посмотри на своё лицо!
– Ну, я-то себя убивать точно не буду, – проговорил он. – А иначе мне от чар никак не избавиться. Таким я рождён.
Ежи обиженно надул губы, как он делал всегда, с самого детства.
– И ты тоже должен жить, – продолжил мягче Милош. – Я бы не вынес, если бы с тобой что-нибудь случилось.
Защипало глаза, он выпучил их, прикусил губу, силясь справиться с непрошеными слезами.
– Я…