– Хозяин нас не пустит.
– Но ты же можешь с ним договориться. Ты его лесная ведьма.
– Наверное, больше нет. Я ослушалась его воли.
Милош вскинул брови:
– И что он такого от тебя потребовал?
– Моего ребёнка.
Она не ждала, что Милош поймёт, но он вдруг легко коснулся её ладони.
– Ты… Веся мне сказала, что случилось. И Стжежимир тоже, только… – Он путался в словах и всё облизывал пухлые губы, и рыбный запах изо рта бил прямо в нос. – В общем, я не знал, что Стжежимир хотел использовать твоего ребёнка.
– Что?
По всему его виду Дара догадалась, что о последних словах он уже пожалел.
– Стжежимир узнал, что ты понесла от меня ребёнка, и хотел использовать его, чтобы вернуть мощь Совиной башни. Он сказал, что ребёнок будет особенным, потому что во мне тогда была сила фарадальского чуда. Но раз ребёнок погиб, значит, леший должен оставить тебя в покое?
– Он не от тебя требует дитя, а от Великого князя.
На этот раз получилось его задеть. Дара видела по растерянному взгляду Милоша и сжатым губам, как неприятно ему было это слышать. Но и этого было недостаточно. Он заслужил куда худшего.
– Так вот почему ты с князем.
– Откуда ты знаешь?
– Догадался, – лицо его обратилось в камень.
Осторожно Милош поставил горшок из-под ухи на стол, поднялся и постучал в дверь мыльни.
– Веся, я тут грязью обрастаю!
– Сейчас!
Дара поняла, что не может больше находиться с ним рядом. Ей было жаль уходить, хотелось насладиться горячим паром, почувствовать, как тепло проникает под кожу и рёбра, но видеть Милоша стало совсем невыносимо. Она запахнула шубу, замотала мокрые волосы платком и вышла на улицу. Дома Дара сразу забралась на печь и легла у самой стены, не дожидаясь сестру. Она слышала, как за спиной шуршал беспокойный домовой, и запах крови снова обволакивал со всех сторон, вызывая тошноту.
Но она всё равно заснула.
Ей приснились тёмная река и еловые иголки, что плыли по воде. На дне, среди ила и камней сверкало что-то яркое, искрило. Дара наклонилась низко, пытаясь разглядеть, и в груди её вдруг проснулись холод и неутолимый голод. Искра сверкала всё реже, всё тусклее. Чернела вода, поглощая огонь. Тьма сгущалась.
Если искра потухнет, станет совсем темно.
Дара опустила руку в воду, разворошила ил и камни, чтобы вызволить пламя. В стороне что-то заскрипело, захрустело. Лёд сковывал берега. Камень выскользнул из пальцев, упал прямо в огонь, и тот всполыхнул в последний раз.
Дара не успела вытащить руку, и лёд схватил её, вцепился, как дикий зверь.
Она закричала и ударилась о стену. Позади испуганно ахнула Веся.
– Что такое?
Было темно, и Дара не смогла ничего разглядеть, она коснулась правой руки, провела пальцами по оперению.
– Что случилось?
Только всхлип вырвался из горла.
Веся слезла с печи, где-то в стороне раздался сиплый голос фарадалки:
– Что такое?
Чиркнуло огниво – раз, второй. Наконец у сестры получилось высечь искру. Загорелась свеча, и Дара увидела свою руку, покрытую перьями. Из-под одеяла выглядывала нога, тоже чёрная от перьев.
– Что со мной?
Дара откинула одеяло, задрала рубаху и закричала от ужаса, она отползла назад, точно желая сбежать от собственного тела – уродливого нечеловеческого тела, покрытого перьями.
Веся застыла с кремнем в руке. Чири запрыгнула на лавку, чтобы лучше разглядеть Дару.
– Ты оборотень, – почти с восхищением проговорила она.
От ужаса не слушался язык. Дара судорожно вздыхала. Грудь сдавило. Перья прорывались через кожу всё выше, теперь на животе и груди.
– Я позову Милоша, – воскликнула Веся.
Она выскочила на улицу в одной рубахе. Хлопнула громко дверь.
Дара нащупала в волосах вороново перо, сжала его в кулаке. Оно всегда первым врастало в кожу во время обращения и оставалось последним, когда она возвращала человеческий облик. Но теперь оно не помогало.
– Ты не умеешь обращаться? – разочарованно спросила Чири.
Отвечать не было сил. Она задыхалась. Горло сдавило. Что с ней случилось? Что с ней?
– Мой дядька сделался волком и убежал в лес, потому что изнасиловал дочь Годявир. Он так и остался на всю жизнь волком. Сын Годявир потом застрелил одного волка и сделал из него душегрейку для сестры. Он сказал, что это шкура моего дядьки.
Пальцы, покрытые перьями, крепко зажали вторую руку, точно она пыталась остановить не перья, а кровотечение. Но это было бесполезно. Дара всхлипнула от боли, когда тонкая кожа на шее порвалась. Она засипела, не в силах вдохнуть, ей казалось, что перья росли уже внутри, не давали ей дышать. В груди свербило, кололо.
Дверь с грохотом распахнулась.
– Она на печке! – воскликнула Веся.
Мигом туда взобрался Милош. Дара увидела, как расширились его глаза.
– Дай мне руку, – он сжал крепко их ладони, другой рукой провёл, скользя по лицу и шее, ниже, к груди, распахнул ворот рубахи, касаясь покрытого гладкими перьями тела.
Дара закинула голову на подушки, уставилась в потолок и вдруг вскрикнула, когда чародей потянул за нить. Вместе с ней Милош вырвал из солнечного плетения перо.
– Дай огня!
– Печь прогорела, – пискнула Веся.
Милош сердито засопел.
– Дара, в тебе огонь куда жарче, чем в печи. Слышишь? Ты должна выпустить его.
Она смотрела, как шевелились его губы, но с трудом понимала значение слов.
– Дара, ты должна сжечь это изнутри.
Тело сковал лёд. Так не должно было быть. Дара выпарила из себя тьму и холод на берегу реки. У богини-пряхи больше не было над ней власти. Только вороново перо в волосах. Но оно не сильнее огня.
– Дара, постарайся.
Медленно раздувались угли в груди, и с каждым вдохом всё увереннее и ярче разгорался огонь. Она ещё крепче сжала ладонь Милоша.
– Получается? – робко спросили в стороне.
– Тихо.
Дара не отводила глаз от потолка и медленно дышала. Скоро стало покалывать кончики пальцев, а затем всё тело охватил страшный зуд. Тысячи острых спиц разрывали кожу. Она проходила через это не один раз, и теперь даже не ломались кости, но отчего-то боль была ещё невыносимее, от неё почернело в глазах.
– Тише, тише, – успокаивал голос.
Наконец она распахнула глаза, провела рукой по оголённому животу, огладила грудь и шею. Кожа была гладкой, тёплой, ровной. Милош мягко сжал её руку, и Дара посмотрела на него.
Глаза его остекленели, он не моргал. Взмахнул другой рукой, точно отпуская невидимую нить, и слез с печи.
Дара стыдливо натянула рубаху, прикрывая наготу. Руки всё ещё дрожали от слабости.
– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила Веся, заглядывая на печь.
– Да.
– Однажды ты навсегда останешься птицей? – сипло спросила Чири.
– И тогда заклюю тебя до смерти, – огрызнулась Дара.
– Перестань, она ребёнок, – осадила её сестра.
Милош засмеялся.
– Раз она злится, значит, в порядке.
Смех его затих. Он протянул руку, коснулся пера в волосах Дары.
– Это в первый раз?
– Нет.
– Если такое происходит, то перо стоит сжечь.
– Тогда я не смогу летать, – упрямо поджала губы Дара.
– Тебе это так необходимо? – удивился Милош. Верно, он считал, что ей не так сильно нравилось небо.
Нет, не в высоте и не в полёте было дело. Вороново перо в волосах стало для Дары ключом к свободе. Оно спасло её от Охотников, оно позволило убежать из Совина, оно могло подарить ей крылья и позволить скрыться от Великого князя, Дедушки, быть может, даже от Мораны и Хозяина. Оно единственное дарило Даре надежду на спасение.
Дара не стала объяснять всего этого, просто сказала:
– Я хочу его оставить, – и принялась переплетать косы.
Милош оглядел избу, заметил пустующую лавку, на которой обычно спал Стрела, и расстелил на ней одеяло.
– Я у вас останусь, раз пришёл. В бане спать невозможно, там слишком душно, а к себе идти уже поздно.
– В ночь девичника мужчин быть не должно, – растерянно проговорила Дара.
Веся всплеснула руками.
– Ох, какой теперь девичник?! Все традиции давно нарушены. Спи, – она достала с печи лишнюю подушку и швырнула в Милоша с неожиданным раздражением. – Дарка, ты вообще понимаешь, как я перепугалась? Я уже представила, как ты будешь в клетке жить.
– Я бы посмотрел.
– Помолчи.
Милош округлил глаза и сел на лавку, подкладывая подушку. Веся забралась на печь к сестре и села, свесив ноги. Волосы её ещё не просохли до конца, и она сидела простоволосая, в одной рубахе перед мужчиной. Дара представить раньше не могла, что её сестра на такое способна.
– Не получается у нас жить, как все. Наверное, это потому, что я ослушалась родительской воли и сбежала из дома, – вздохнула она. – Значит, будем жить, как получается. Милош тебя спас, – она оглянулась на Дару. – Пусть остаётся. И… если что, так рядом будет, чтобы помочь.
Чири крутилась внизу, слишком взбудораженная, чтобы лечь спать.
– А вы все оборотни? Ты, Веся, вообще не ведьма, я вижу. А ты? – спросила она Милоша.
– Ложись спать, – отмахнулся он.
– А меня научишь, как обратиться зверем? Я бы хотела стать огнедышащим змеем, какие бывают у Змеиных царей. – Её детская болтовня звучала жутко из-за низкого больного голоса.
– Чири, ложись, – попросила ласково Веся. – Поздно уже.
Она легла на спину, но глаза не закрыла. Рукой нашарила рядом руку сестры и бережно сжала.
Дара присела и Милош тоже. Он снял сапоги, остался в рубахе и штанах. Ратиславская одежда смотрелась на нём непривычно.
Никто долго не мог заснуть, и после долгой тяжёлой тишины первым заговорил Милош:
– Так не должно быть. У оборотня меняется не только кожа, но и всё тело. Почему так вышло?
– Я не знаю. Может, Морана надеется всё еще забрать меня к себе?
Дара не помнила, чтобы хоть когда-нибудь раньше упоминала при нём богиню-пряху, но он повёл себя так, будто давно всё знал:
– Наверное, тогда тебе пора перестать быть Вороном.