– И что ты с ним сделал?
– Выкинул.
– Дурак, – Милош закрыл лицо руками.
– Ты же спасёшь Весю?
Взгляд против воли упал на неподвижное тело, накрытое белой простынёй. Дыхание перехватило. Милош сделал шаг, взялся кончиками пальцев за ткань. Он стоял немыслимо долго, не смея пошевелиться, пока медленно, осторожно не стянул простыню на пол.
И только тогда осознал всецело и полно, что всё случилось по-настоящему.
Весняна всегда была красивой, даже с уродливым шрамом на полщеки, даже когда лицо её распухало от слёз. Даже после смерти.
Милошу всегда хотелось говорить ей нежные слова и дарить подарки, подшучивать, лишь бы она радовалась, смущалась, улыбалась, лишь бы голубые глаза сияли. Она была прекрасна, как весна.
Но вся жизнь утекла из неё.
Огонь от неосторожных чар обуглил правую сторону лица, но даже не это пугало, а сосущая тьма в распахнутых глазах. Жизнь больше не билась в её теле, но что-то другое, чёрное и страшное затаилось под рёбрами.
– Ты поможешь Весе?
– Её нужно сжечь, – Милош сделал шаг назад.
– Что?
– Порча всё ещё в ней. Она может быть опасна для других. Тело нужно сжечь.
– Но ты разве не можешь её спасти?
– Она умерла, – собственный голос показался чужим, таким холодным и резким.
– Но разве ты?..
– Я не умею оживлять мертвецов!
Ежи замотал головой, в глазах его застыл ужас. Губы зашевелились, он беззвучно забормотал что-то себе под нос, точно блаженный.
Нельзя ему оставаться в городе. Народ от страха потеряет разум и будет искать виноватых. Ежи вряд ли опасен для остальных, колдовство Здиславы позволило ему пережить мор, но не сделало его истоком. Только поверит ли в это Дара? Захочет ли поверить?
– Послушай, – Милош схватил друга за плечи, и золотые путы опали, отпуская на волю, – ты должен бежать из города. Я не уверен, что другие могут от тебя заразиться, но Дара не станет скрывать, что мор принёс ты. Тебя убьют за это, разбираться не станут.
– Но куда я пойду? Я же искал тебя, потому что умираю. У меня есть рецепт, – он полез в суму, вытащил сложенный лист бумаги. – Вот то снадобье, что всегда давал мне Стжежимир, здесь написано, как его сделать. Оказывается, я болею потому, что пусторождённый. Мой отец чародей, а я нет, вот поэтому я такой. Милош, я долго не протяну без снадобья.
Ежи смотрел на Милоша с невыносимой верой в него, с удушающей надеждой. По грязному исхудавшему лицу текли слёзы. Перед глазами Милоша всё стало расплываться, и он не сразу понял, что и сам заплакал. Он вытер глаза, забрал листок.
– Сейчас я уйду, – проговорил он, с трудом сдерживая слёзы. – Мне надо поговорить с Дарой, а ты беги отсюда, найди, где переночевать, – повторил он. – Утром отправляйся в Златоборск, подальше от границы. Если получится – то ещё дальше, в Старгород или Снежный. Держись подальше от наших городов. Возьми деньги, вот. – Милош сначала хотел отдать ему весь кошель, но побоялся, что ослабшего Ежи ограбят, и вынул пару монет.
– Но я…
– Я не хочу, чтобы тебя казнили, – перебил его Милош. – Послушай, сейчас спрячься, до утра. Я приведу к тебе Горицу и отправлю вас на рассвете. Из города будут бежать все, у кого есть сани и лошади, кто-нибудь возьмёт тебя с собой за плату. Постараюсь найти для тебя сани. Встретимся на рассвете у ворот. Договорились?
– Горицу?
– Мать здесь, её привела с собой Веся.
Он оглянулся на лавку и так же поспешно отвёл взгляд.
– Я приготовлю снадобье для тебя, – пообещал он. – Но ты должен бежать.
– Я пришёл к тебе. Я хотел, чтобы всё было по-старому.
Ежи зажал рот руками, сдерживая всхлипы, и вдруг закашлял. Почти сразу кашель его перерос в надрывный хрип, и он согнулся пополам, лицо покраснело, вены на лбу вздулись.
– Тихо, тихо, – зашептал Милош.
Он схватил друга за плечи, провёл по грязным волосам рукой, прощупал его в поисках невидимой нити и зацепил совершенно случайно – истончившуюся, едва целую. Она легко упала в руки чародея.
Ежи умирал. Медленно, страшно, как умирали все пусторождённые – его убивало собственное тело. И Милош одним большим потоком влил в него свою силу, стыдливо жалея, что растрачивал её на другого. Вскоре она могла пригодиться ему самому.
– Иди, – повторил Милош, когда Ежи задышал полной грудью. – Сил тебе ненадолго хватит.
– Прости, – глаза на осунувшемся лице казались большими, точно плошки, светлые спутанные волосы падали на брови.
– Ты ни в чём не виноват.
Горица была права, это Милош со Стжежимиром втянули Ежи в беду. Ему стоило держаться подальше от них и давно уйти на службу к знатному господину, жить своей жизнью. Сколько раз мать умоляла не втягивать Ежи в дела чародеев? Прежде это казалось Милошу такой пустой, беспочвенной тревогой.
Он дождался, пока Ежи уйдёт, и вышел из бани. Засов на двери пришлось заговорить так, чтобы никто больше не смог поднять. Веся умерла у ворот первой, многие это видели. Её могли посчитать виноватой. Милош не допустил бы, чтобы Весю снова обидели, пусть даже ей уже было всё равно.
Издалека разнёсся гул. Милош прислушался, и звук скоро повторился. В городе звонили колокола.
Оставшиеся в живых товарищи Стрелы стояли у входа в избу лесной ведьмы.
– Где вдовец? – Милош оглядел их, кривя губы, отметил про себя, что воевода тоже куда-то пропал. Может, Горыня был уже мёртв?
Мужчины посмотрели с угрозой. Ростом они, может, и уступали Милошу, но каждый был вдвое шире, да и мечом владел славно. Не стоило их злить, а между тем внутри росло раздражение от собственных страха и бессилия. Тело оцепенело, и в груди стало пусто, а нужно было куда-то идти и что-то делать, пока они все не умерли.
– Стрела внутри. Ведьма его усыпила, – ответил хмуро один из дружинников.
– Хорошо.
Милош прошёл мимо и поднялся по ступеням.
– У вас есть семьи в городе?
– Мы из Златоборска с князем пришли.
– Значит, спасать, кроме себя, вам некого. Прекрасно, – Милош взволнованно облизнул губы. – Стерегите лесную ведьму. Люди могут прийти за ней, посчитав виноватой. Чуть позже проведите её к Великому князю.
Он ожидал, что ратиславские дружинники даже не захотят его слушать. Разве стали бы рдзенские стражники слушать чужака, да ещё чародея? Но мужчины кивнули, соглашаясь. Милош покосился на них с некоторым удивлением и осторожно приоткрыл дверь.
В избе было тихо и пахло кровью. Милош насторожился, опасаясь, что смерть добралась до Стрелы, но тот храпел безмятежно на лавке у стены. Дара спала беспробудным сном на печи. Так откуда шёл запах?
Третьяна сидела за столом, погружённая в свои мысли, в руках её была стрела из колчана Ростислава, девушка гладила оперение и будто ничего вокруг не замечала, тихо напевала себе под нос.
Было восхитительно спокойно, и Милошу на миг показалось, что ничего не случилось, и всё приснилось в страшном сне.
Но солнце ещё не село, а Дара лежала в одежде, и лицо её было бледным, страшным от высохших слёз.
– Он не осквернён? – Милош пригляделся к Стреле, опасаясь, что тьма задела его, но дружинник оказался из везучих.
– Мне кажется, нет, но я не очень понимаю суть скверны. Она чужая, пустая, – тихо ответила Третьяна. Голос у неё был певучий, таким бы сказки рассказывать.
– Мне нужно, чтобы ты пробудила Дару.
Девушка с неохотой положила стрелу на стол.
– Ей лучше поспать, её нельзя теперь тревожить.
Милош повёл в недоумении бровью.
– Это ещё почему?
Третьяна пожала плечами, но всё же поднялась.
– Она была очень слаба всё время, только набралась сил. Смерть сестры всё может испортить.
– Другого выбора нет, – возразил Милош. – Давай, – поторопил он Третьяну.
Она медленно подошла к печи, коснулась легко кончиками пальцев висков Дары, и та открыла глаза. Пару мгновений она смотрела в потолок, взгляд её был рассеянным. Но вот она медленно повернула голову и заметила Милоша. Дара открыла рот, как если бы хотела задать вопрос. Промолчала. Её глаза ещё отражали спокойствие и леность, как бывает после сна. Сознание возвращалось постепенно, и каждое воспоминание отражалось во взгляде: растерянность, волнение, ужас.
– Веся…
Она соскочила с печи, бросилась со всех ног к двери. Милош схватил её и прижал к себе.
– Отпусти! Где Веся? Что с ней? Скажи! Пожалуйста, скажи, что обошлось. Скажи, что ты её спас.
– Дар, – проговорил едва слышно Милош. – Дар, прекрати.
– Скажи мне, что с ней?!
Она лупила его, пыталась пнуть, но Милош всё же был сильнее.
– Успокойся, прошу, сейчас не время.
– А для чего сейчас время?! – прорычала она и наконец вырвалась. Волосы её растрепались, по щекам потекли слёзы. – Для чего? Её забрали у меня. Её единственную. У меня больше никого, ничего нет, а они и её забрали.
Она закрыла искажённое от горя лицо, согнулась пополам и села прямо на пол, уткнувшись в колени.
Невыносимо было видеть её такой. Может, потому, что Дара всегда носила шкуру вдвое толще, чем любой другой, а боль прорезала эту шкуру, открыла её настоящую?
Милош должен был оставаться рассудительным.
– Это сделала Здислава.
Дара подняла голову, тяжело дыша, лицо её покрылось красными пятнами, из носа потекли сопли, а из глаз слёзы. Милош поморщился и стянул с протянутой над печкой верёвки рушник, протянул девушке.
– Скверна – её рук дело.
– Откуда ты знаешь? – она едва смогла говорить, задыхаясь от слёз.
– Здислава обманула Ежи, заставила пронести в город заразу. – Он так и стоял с вытянутой рукой.
– Где он? – Дара оскалилась, как волчица. Почует кровь – и разорвёт любого.
– Ты его не найдёшь. Я об этом позабочусь.
Милош не смог не обрадоваться, когда заметил ярость в её взгляде. Значит, скоро она возьмёт себя в руки.
– Ежи дурак, но дурак невиновный. И я не отдам его тебе.
– Этот ублюдок…
– Он мой друг и брат, единственная моя семья. Ты бы отдала мне Весю, ес