– Ты и сам в этом не уверен, – процедила со злостью Дара.
Он попытался заглянуть ей в глаза, но она прятала взгляд, скрывая свои чувства.
– Почему ты так против? Разве есть разница, как она уйдёт из мира? Сгниёт в земле или сгорит в огне?
Мерзко, отвратно было даже представить, как земля будет забирать красоту Весняны, как черви прогрызут её тело, тление уничтожит свадебный наряд, а время заберёт и изуродует всё, чем она была, оставит только медовую косу да белые кости и будет терзать их ещё долгие десятилетия.
Огонь был милосерднее, он вспыхивал ярко и быстро, уносил вверх вместе с искрами душу и прах. Он бы не позволил Весняне растерять её молодость.
– Моя мать погибла в огне, на костре, – вдруг произнесла Дара. – И после, в городе, там сгорело много людей. Я не хочу, чтобы это случилось с Весей.
Милош долго молчал, не зная, что сказать.
– Ей уже не будет больно, – пробормотал он.
Нельзя было больше терять время. Он вылез из саней, и Дара сдалась, отпустила его.
В любое другое время Милош постарался бы избежать работы, но на этот раз выбора не осталось. Они привезли дрова с собой и вместе со Стрелой вдвоём перетащили их к берегу, где расчистили место для кострища. Третьяна и Чири натаскали веток, чтобы огонь разгорелся быстрее. Одна Дара осталась в санях, с сестрой. Сначала неподвижная и тихая, она вскоре начала тихо, протяжно завывать, всё меньше себя сдерживая, всё громче стеная.
Краем глаза Милош наблюдал за остальными, подмечая, как удивительно спокоен, точно покойник, оставался Стрела и как молчаливая Чири сердито утирала нос украдкой. Только Третьяна была беззаботна, ничуть не тронута всеобщим горем.
Но Дара плакала, больше не скрываясь. Она уткнулась лицом в кафтан сестры, обняла её обеими руками, и Милош вдруг подумал, что нельзя отходить от неё, когда займётся огонь.
Погребальный костёр наконец был готов, но никто не спешил его запалить. Стрела сел прямо на землю, уставился в пустоту, а Чири прижалась к Милошу.
– Ветки влажные, – прошептала она. – Я старалась резать те, что повыше, но они все промокли, костёр не разгорится.
– Разгорится, – заверил её Милош. – Мы чародеи.
Он осторожно отцепил руки девочки от своей шубы и подошёл к саням.
– Пора, – сказал он.
Дара посмотрела на него бездумно, точно не увидела.
– Нельзя долго тянуть, – он хотел добавить, что скверна могла перекинуться на Стрелу, но понял, что Даре было всё равно.
– Я не уберегла её, – вырвалось у неё, и рот скривился в беззвучном крике. Она опустила голову на колени, закрыла руками, и голос зазвучал глуше. – Я должна была о ней позаботиться, я старшая сестра, но я… я только делала всё хуже и хуже.
– Ты не виновата, – Милош потупил взгляд. Он ждал, что Дара выплеснет на него всю ненависть, но этого не случилось. И он пожалел об этом. Её ненависть ощущалась бы куда менее болезненно.
– Ты не понимаешь. Морана сделала это из-за меня. Она мстит, потому что я не хочу отдать ей лешего. Она хочет всё больше и больше смертей. И она забрала у меня Весю, мою Весю! – Дара захрипела, Милош едва различал её слова. – И всё из-за меня, из-за меня. Все вокруг умирают из-за меня.
Она сползла на дно саней, заколотила кулаками, выбивая глухие удары по дереву.
– Тихо, тихо, – Милош подхватил её на руки и вытащил из саней, поставил на землю. – Ты не виновата.
Дара упрямо замотала головой, хватаясь пальцами за ворот его шубы, и плач её становился всё громче, она начала задыхаться.
– Я остановлю её. Я остановлю её… больше она никого не заберёт. Любой ценой. Слышишь? – она точно говорила с невидимым собеседником, выплёвывала слова, кусая до крови губы. – Любую цену заплачу, любую, но остановлю её…
– Третьяна! – растерянно позвал Милош.
И ведьма вмиг очутилась рядом, приподнялась на цыпочки и легко поцеловала Дару в висок.
– Всё переменится, всё позабудется, боль в воду уйдёт, под камни утечёт, – речь её шелестела, как травы на ветру. – Пойдём со мной, – попросила она.
Чары подействовали, и Дара разжала пальцы, послушно последовала за Третьяной. Они встали недалеко от сложенного костра.
Милош с тревогой проводил их взглядом и поднял Весю на руки, прижал к себе крепче. Кафтан девушки был распахнут на груди, и бусы съехали в сторону, с головы съехал драгоценный венец.
– Прости, – прошептал Милош, заглядывая ей в лицо.
Он должен был оставить Весняну на мельнице. Там, где она была бы счастлива, где вышла бы замуж за хорошего парня и завела детей, жила рядом со своей сестрой и родителями. А он смеялся над ней, потешался, считал доверчивой деревенской дурочкой, с чьим сердцем можно легко поиграться. Если бы только он знал, какое большое у неё было сердце, как оно умело любить. Если бы знал, как Веся будет спасать его от безумия в тёмной хате Воронов, как преданно станет любить сестру, несмотря ни на что.
Что бы Веся сказала ему на прощание? О чём попросила?
Милош вглядывался в её лицо слишком долго, изучал рваные линии ожога, распахнутые губы и точно слышал тонкий голосок в журчании вырвавшейся из-подо льда реки.
– Да, я позабочусь о Даре, – пообещал Милош этому голосу и вдруг испугался, что потерял разум.
Он сорвался с места и поторопился к кострищу, но Стрела преградил ему путь и молча забрал свою жену, забрал с ревностью, точно боялся, что Весняна предпочтёт ему другого.
Медленно, шатаясь, он прошёл вперёд и положил девушку на сложенный погребальный костёр. Стрела достал огниво, присел и принялся тереть кремнем о кресало, но искры потухали, не поджигая сырые ветки.
Милош стянул рукавицу и повёл пальцами, рождая огонь между поленьев. Пламя вспыхнуло так ярко и резко, что Стрела отскочил назад. Костёр занялся с пугающей быстротой и лизнул с любопытством яркий свадебный наряд. Милош отвернулся, не желая смотреть, как пламя доберётся до тела.
– Ростислав, – он положил руку ему на плечо. – Давай отойдём.
– Думаешь, прыгну? – спросил его равнодушно Стрела. Глаза его оставались сухими. – Я не могу искать смерти. У меня дома мать и сёстры.
Хорошо это, верно, когда у тебя есть дом. Когда нельзя умирать. Страшно, когда жить не хочется, но Милошу это было тяжело понять. Его никто не звал с той стороны, он даже не мог вспомнить, какой цвет глаз был у его матери или как звучал голос отца.
Дара стояла рядом с Третьяной. Лениво она проводила Милоша взглядом, точно и не увидела. Чири осталась в стороне.
– Там медведь, – тихо сказала она, когда Милош подошёл ближе.
Девочка показала рукой в сторону.
Большая тень шла к реке от леса. И чем ближе она становилась, тем яснее можно было различить существо, что и вправду напоминало медведя, только ходило на двух ногах.
– Стой! Ты кто такой? – Милош размял пальцы, готовясь выбросить заклятие.
– Дедушка.
Дара медленно повернула голову и бросила холодно:
– Зачем пришёл?
Мужчина стоял вдалеке, скрываемый тенями, и нельзя было его разглядеть.
– А то ты не знаешь? Земля, по которой ты ходишь – мёртвая. И если помедлишь, скверна расползётся дальше.
Он говорил то ли ворчливо, то ли насмешливо. Милош начинал всё больше злиться оттого, что не понимал, кто он такой.
Медведь приблизился к костру, и Милош наконец рассмотрел старика в медвежьей шкуре. Худого изнурённого старика, пусть и чародея.
– Земля в округе отравлена. Нельзя больше ждать.
– Хоть кто-нибудь может говорить не загадками? – раздражённо воскликнул Милош. – Кто ты такой?
– Звать меня Дедушка, – улыбнулся медведь, отчего на сухом лице стало ещё больше морщин. – А пришёл я к лесной ведьме за долгом, который она давно мне задолжала.
– Не тебе, – сердито перебила Дара.
– Мне, не мне, а время пришло, – пожал плечами старик. – Послушай, сокол, – обратился он к Милошу, и тому осталось только догадываться, откуда он знал его, – облети сам округу, посмотри внимательно на землю, раз от Дарины теперь никакого толку. А как облетишь, расскажи, что увидел. Я бы и сам, да только у меня нет крыльев.
Милош нахмурился, не спеша последовать совету.
– Слетай.
– И на что мне смотреть?
– На землю, на что же ещё?
Дара неуверенно попыталась сделать шаг, но чары опутали её сознание так крепко, что она не сдвинулась с места.
– Отпусти её, – велел Третьяне Дедушка так уверенно, точно не ждал отказа. – Она мне теперь нужна.
Третьяна неохотно высвободила руку лесной ведьмы и отошла в сторону. Дара заморгала и вздохнула громко. Взгляд её прояснился, голос зазвучал твёрже:
– О чём ты говоришь, волхв? При чём тут земля?
– Не думаю, что мор передаётся от человека к человеку, как обычная болезнь. Я чую гниение от земли. Что-то отравило её.
– Так, значит, дело не в телах и не в заразе? – догадался Милош. – А во всей округе?
Дедушка кивнул.
– Там, где иссыхает сила земли, разрастается тьма. Так было в Долине богов, когда Змеиные цари забрали слишком много, так будет здесь, если мы не поспешим.
– О чём ты говоришь? – нахмурился Милош.
– Об источниках золотой силы, – пояснила Дара. – Там, где они иссыхают, духи становятся дикими.
Дедушка пожал плечами.
– В Совине и в степях источники опустели, но не были осквернены. Поэтому духи обозлились. Но здесь… здесь всё намного страшнее, и даже духам тяжело уцелеть. Хорошо бы узнать, как далеко мор распространяется и есть ли у него границы. Так что…
– Слетаю, – перебил его Милош и кинул шапку в сани, а следом шубу. – Дара, ты со мной?
Она молчала в нерешительности, и Милош понял, что Дара боялась вновь обращаться.
– Я мигом, – пообещал он и судорожно охнул от холода, когда стянул рубаху и остался босиком на голом снегу.
Боль и хруст костей мало значат, если плата за них – полёт. Сокол взвил в ночное небо, стрелой умчался от одинокого костра, радуясь свободе и чистому воздуху.
Но радость была недолгой. Вокруг тёмного города светило ещё больше костров, и запах горящей плоти чувствовался даже высоко в небе. Ночь играла серыми и синими красками. Даже острый соколиный глаз с трудом мог разобрать, что таилось внизу. Но когда он посмотрел иначе, не соколиным, не человеческим, а чародейским взглядом, то увидел, как Лисьи ворота засасывало в чёрное болото. Не талый снег и мокрая земля лежали под крыльями, а смоляная скверна заполоняла город. От ворот и дальше по Стрельной улице скверна медленно пробиралась, от двора ко двору.