– А что с князем Чернеком и боярами? – спросил Горыня. – Мне докладывают, что Здебора не верит ни в какой мор. Якобы он страшен только грешникам.
– А ещё говорят, – добавил Милош, – что её защищает какой-то святой.
– Кто? – нахмурился Ярополк. – Святой?
– Я слышал пересуды в городе.
– Я тоже, – вставил Горыня. – Якобы какой-то чужеземец пришёл к княгине посреди ночи, когда её пытался убить навий дух, и сотворил чудо. В общем, я думаю, что Чернек не согласится уходить из Лисецка. Он во всём слушается жену, а Здебора дурная баба, которая верит всем, кто целует жопу Пресветлым Братьям.
– Могу поспорить, что князь и бояре предпочтут умереть, только бы не бросать свои сундуки с золотом, – нахмурился Ярополк. – Я сам поговорю с Чернеком. Он жаден, но не глуп, а выбора у него не осталось.
На крыльце Дара, Милош и Горыня остановились. Воевода вздохнул, заметив мёртвую лошадь.
– Ох, бедняжка моя. Кто ж знал, что нельзя тебя оставлять?
– Жди здесь, – сказал ему Милош. – Я приведу тебе коня. Дара…
– Я найду Дедушку и Третьяну, – бросила она, ступая на заснеженную землю. Тяжёлые тучи закрыли небо от востока до запада. – Лучше них теперь гонцов не сыскать.
– Постой, – окликнул её Милош.
Дара неохотно задержалась, чувствуя, как чёрная скверна жадно лизала её сапоги, пробовола на вкус, но не могла больше ничего поделать.
– Пусть Чири не возвращается в город. Она ребёнок и слишком слаба.
Шустрая девчонка лучше, чем дряхлый старик, справилась бы с тем, чтобы бегать от двери к двери. В деревне её послали бы первой.
– Ладно, – неохотно согласилась Дара. – Пусть прячется.
Больше она не медлила, побежала со всех ног в посад, к опустевшему без сестры дому. В предрассветном сумраке золотые глаза духов сверкали вокруг, точно искры костра. Они провожали ведьму взглядом, и Даре казалось, что в их молчании слышалась мольба о помощи.
Тихи и безлюдны оставались улицы, даже петухи не приветствовали надвигающееся утро. Всё казалось прежним, но ничего таковым не было. Дара бежала мимо застывших в мёртвой тишине дворов, то и дело ей попадались на пути погибшие птицы, кошки и собаки, куда реже люди. Никто больше не решался выйти на улицу.
В избе на окраине не горел свет, и Дара подумала, что никто ещё не вернулся от реки. Но Третьяна приоткрыла дверь, заслышав её шаги. Бледным, вытянувшимся от ужаса было её лицо.
– Что случилось?
Девушка помотала головой.
– Мы ждём тебя, лесная ведьма, – проговорила она тихо. – Вот и всё.
Она прошла в избу, села в дальний угол, почти скрываясь в тени. Никто не открыл ставни. Одна-единственная лучина горела на столе. Дедушка держал на коленях Чири, девчонка дремала.
– Ну, что сказал князь? – спросил волхв. Он занял место, на котором обычно сидела Веся, и это казалось неправильным. Даре захотелось прогнать его. Превозмогая себя, она постаралась не смотреть на него вовсе.
– Нужно положить настилы и вывести людей из города до заката. После мы сожжём Лисецк и всю округу, что заражена скверной. Мне нужна ваша помощь.
Дедушка осторожно погладил Чири по нечёсаным волосам.
– Разве мы успеем вывести всех до заката?
– Выбора у нас нет. Князь хочет в первую очередь спасти ополчение. Дедушка, без твоей помощи не управиться. Нас всего четверо, кто может свободно ступать по земле.
Волхв осторожно поднялся и чуть не выронил девочку. Третьяна подскочила, приняла Чири и осторожно уложила на лавку, прикрыла поеденным молью одеялом, под которым обычно спала Веся. Резко Третьяна выпрямилась, вслушиваясь в тишину.
– Что такое? – насторожилась Дара.
– Показалось, – проговорила тихо ведьма. – Мне в этой избе вечно что-то чудится.
В доме страшной мучительной смертью погибла вся её семья. Удивительно, что Третьяне было не по себе.
За печкой зашуршали, и она опасливо покосилась в тёмный угол. Домовой на глаза не показался и скоро затих.
– Послушай, внучка, – дедушка подошёл ближе, и теперь Дара лучше смогла разглядеть его морщинистое лицо, побелевшее, точно мукой его обсыпали. – Пусть будет так, пусть мы сожжём город, уничтожим скверну, но Морану уже не остановить. День ото дня она становится сильнее.
– Я понимаю.
– Не понимаешь, внученька, – глаза у Дедушки поблёкли чуть ли не добела. – Хозяин леса пока сторожит свои границы, но он стар и слаб. Скоро Морана сможет войти в Великий лес, и тогда она выпьет досуха последний источник. Нельзя, чтобы из всех богов одна только смерть осталась на свете.
– Но есть же другие источники, – голос Третьяны прозвучал неуверенно.
– Далеко на западе, – согласился Дедушка. – И далеко на востоке. Но нет больше источника в Совине и вольных городах. Там духи умирают, а чародеи вырождаются. Иссякла золотая сила во владениях Змеиных царей. И если Хозяин леса не переродится, умрёт и Великий лес.
– Ты просишь великую цену, волхв, – Дара не смотрела ему в глаза.
– Ценой той ты заплатишь за весь белый свет, за всё, что живёт вокруг тебя. Без Великого леса наши земли никогда не будут прежними. А что до Мораны… Она забрала твою сестру, внученька, заберёт и всех остальных. Она никогда не насытится.
Что за дело Даре до ребёнка, которого она никогда не видела? Что за дело до младенца, которого она потеряла в пожаре в Совине? Она и не знала, что ждала его. Чернава когда-то легко отдала собственную дочь лешему, оставила на мельнице с равнодушным отцом, всё сделала, лишь бы спасти себя.
Но почему всё равно от одной-единственной мысли о жертве лесу бросало в дрожь?
Дара сжала крепко челюсть, сдерживая крик. Если бы она не родилась никогда, так Веся до сих пор была бы жива.
– Будь по-твоему, – выдавила она, глотая непрошеные слёзы. – Только не могу обещать, что понесу ребёнка от князя. Сегодня я прогневала его.
– Уже, – тихо выдохнул Дедушка. – Уже. Иначе и быть не могло.
Дара застыла, ни жива ни мертва. Слова застряли в горле.
– Ещё в первую ночь, лесная ведьма, – раздался позади голос Третьяны. – Так и должно было быть.
– Это ты…
Дара медленно развернулась, собственное тело едва её слушалось.
– Это ты, Третьяна, привела меня к князю.
– Ты была слаба и сопротивлялась собственной судьбе, – девушка смотрела на неё искоса, явно опасаясь.
– За что? Зачем ты это сделала? Я думала, что ты помогаешь мне… как ты вообще могла узнать про лешего?
Голос её сорвался на крик, и Чири проснулась.
– Что случилось? – сонно пробормотала она.
– Помолчи, Чири, – рявкнула Дара. – А ты, Третьяна, объяснись!
– Ты и сама хотела этого, лесная ведьма, сама желала князя, – пропела она ядовитым голосом.
– Внученька, это я попросил споить тебя и отвести к князю, – сухо произнёс Дедушка. – Я предупреждал, что по-любому добьюсь своего.
– Ах ты, сукин сын! – прорычала Дара, в глазах потемнело от гнева, и крыша дома вдруг заскрипела. Домовой запищал тонко, точно мышь. – Считаешь, что властен надо мной? Что ты мне хозяин?
– Хозяин у нас с тобой один, – подслеповатые глаза сердито блеснули. – И не противься ты его воле, так твоя сестра была бы жива, а вместе с ней сотни людей. Сколько ещё погибнут из-за твоей непокорности? От тебя требовалось только одно, чтобы спасти тысячи людей. А теперь сотни погибли и ещё больше погибнут.
Дара онемела от горя, замотала головой.
Её обманули, провели. Использовали. Она могла убить их всех прямо сейчас, но это ничего бы не поменяло. Всё самое страшное уже произошло.
– Хватит, – махнул рукой волхв. – Сейчас лучше иди, нужно вывести людей из города. Ты, – позвал он Третьяну, – тоже ступай, а я следом. Вот уж не думал, что вернусь в города, чтобы после всего спасать людей, – пробормотал он уже себе под нос.
– А я? – хрипло спросила Чири.
– А ты беги пуще ветра…
– Нет, – перебила Дара, совладав наконец с голосом. – Ты, Чири, оставайся здесь. Если учуешь, что скверна приближается к улице, так беги прочь из города в лес. Ничего не бойся, мы найдём тебя после.
Девочка не стала возражать, ей и самой вряд ли хотелось покидать безопасную избу.
Дара бросила на печку тяжёлую соболиную шубу, сняла с крючка у двери тулуп сестры. Овечья шерсть всё ещё пахла Весей. Травами да весной – легко, едва уловимо. Забыть этот запах было невозможно.
Краем глаза Дара заметила, как сверкнули в тёмном углу глаза домового. В нос ударил запах крови.
Она взглянула на прощание на Дедушку и Третьяну. Язык жгли слова проклятия, но Дара сдержалась. Ещё рано. Будет после время и для мести.
– Увидимся на закате, – произнесла она и вышла в сени.
В углу у двери стоял прислонённый к стене топорик, Дара захватила его, чтобы сподручнее было разбирать калитки да ограды для помоста, и наконец снова оказалась на улицах города.
Ноги забыли об усталости. Дара ходила от двора ко двору, стучалась в незнакомые двери и встречалась с испуганными людьми, раз за разом повторяя повеление Великого князя. Она помогала проложить первые доски от дома к воротам, и пусть люди спорили, упрямились и не доверяли княжеской ведьме, но с каждым часом всё громче кричали биричи во всех концах города:
– Слушай, народ Лисецка! Город проклят колдунами из Дузукалана. Землю нашу осквернили, наступать на неё нельзя. Любой, кто коснётся земли, умрёт на месте. Только огонь уничтожит заразу! Все, кто хочет спастись, должны до заката уйти из города. На закате Лисецк ради спасения княжества будет сожжён! Таково повеление Великого князя Ярополка.
Биричей становилось всё больше, а их голоса звучали всё громче, но Дара всё равно шла от двора ко двору, от крыльца к крыльцу. На неё косились с опаской и порой даже пытались прогнать.
– Все беды от вас, чародеев.
Слова не резали, не били, а точно плевки падали под ноги, и Дара переступала через них, чтобы пойти дальше.
Не все верили на слово.
– Глупости. Не может такого быть, – кричал один боярин. Стоял он на высоком крыльце и ругаться с биричем предпочитал издалека. – Не позволю ломать мой забор!