И он закричал.
Огонь выжигал его плоть, разгрызал кожу и кости. Огонь жрал его и обращал в пепел. Он истязал и хлестал, как хозяин холопа. Яростно, безжалостно.
Смерть, смерть тебе, пусторождённый!
Он мерзок, отвратителен, противен самой жизни.
– Хватит!
Вопль вырвал последний воздух из лёгких.
Он потянулся руками к груди, пытаясь разодрать ногтями, вытащить огонь из себя, выплюнуть вместе с ядовитой слюной.
– Прошу!!!
Голос предал его. Он лишь хрипел, и слюна текла по подбородку.
– Он не справится.
– Скверна всё ещё в нём, – процедил волхв.
И пламя хлынуло новой волной. Ежи бился, рвался на свободу, но путы держали его крепко. Как преступника.
Но он ни в чём не виноват.
– Хватит.
Огонь загорелся так ярко, что разорвал слепую черноту. Ежи сощурился от боли, сорвал голос от крика. И всё равно кричал, хрипя и сопя.
– Хватит!
– Он умирает! – голос был знакомый, испуганный.
– Это холод в нём умирает!
Золотые искры полетели в лицо, прожигая кожу до кости.
Ежи вдохнул. Громко, жадно, как в последний раз. И пламя вытолкнуло из него воздух, дотянулось до сердца, сжало раскалёнными пальцами. И вдруг отхлынуло.
Он открыл глаза.
Старик смотрел прямо на него. Седой, морщинистый. Медвежья морда шапкой сидела на голове, жёлтые клыки ощерились. Он был полон силы.
Никогда прежде Ежи не чувствовал такого спокойствия, решимости и… голода.
– Отдай.
Он сел, вырывая руки из чужой хватки. Кто-то кинулся к нему, но Ежи легко оттолкнул его.
– Отдай.
Волхв выглядел удивлённым. На миг, на короткий миг, пока Ежи не вкусил его силу.
Она была такой сладкой, такой желанной. Она потекла по венам, расправила его плечи, наполнила грудь воздухом.
– Ежи, какого хрена?!
Но Ежи уже не понимал. Он потянулся к огню настолько же жадно, насколько отчаянно до этого пытался от него убежать. Он пил, но не мог насытиться. Он пьянел, не слабея, а лишь набираясь могущества.
Ох, как было то прекрасно.
Но медведь зарычал.
Ежи отлетел в сторону, ударился о стену, но даже не почувствовал боли. Он бросился на зверя, а тот замахнулся когтистой лапой.
– Нет!
Он очнулся, сидя на полу у печи. Дверь была снесена с петель, а на пороге стояли испуганная мать с незнакомой девчонкой. К печи прижимался Милош. Испуганный, растрёпанный.
– Что случилось? – спросил Ежи.
– Ты чуть не убил волхва, – прошептал растерянно Милош. – Ты вытянул всю его силу. Он обратился медведем и убежал.
– Я?
– Ты.
– Хлопцы, что же это такое? – Горица прижимала руку ко рту, лицо её было бледным, ни кровинки.
– Милош! – Ежи поднялся, удивляясь налитому силой телу, лёгкому, ловкому.
– Не подходи!
Брат отскочил назад, в дальний угол, в глазах застыл ужас.
– Что ты?
– Не подходи, – повторил он испуганно.
И Ежи вдруг ясно увидел, как что-то из его груди потянулось к Милошу чёрными длинными лапами. Он сам тоже пожелал подойти ближе, коснуться золотого костра.
– Ты светишься, – проговорил он заворожённо.
– Это мой дар. Ты видишь его?
Ежи кивнул, протирая ещё мокрые от слёз глаза. Кожа его была цела, ни ожогов, ни шрамов. Всё ему лишь показалось, пусть и ощущалось так правдиво.
– Но почему?
– Эта дрянь не убивает тебя, – растерянно сказал Милош. – Она убивает жизнь в людях, вытягивает силу из остальных.
Всё, что он говорил, пугало Ежи только больше. Он громко вздохнул, собираясь с мыслями.
– Я дышу, – вдруг осознал он и схватился руками за грудь, прислушиваясь к непривычным чувствам.
– Что?
– Я легко дышу, как никогда в жизни. А ведь раньше без снадобий у меня не получалось. – Ежи улыбнулся, страшась собственной радости.
От счастья он не смог сдержать улыбки, с надеждой посмотрел на Милоша, но тот только сильнее нахмурился.
– Гармахис так же тянет жизнь из других и становится сильнее.
– Кто такой Гармахис?
– Неважно, – Милош замотал головой. – Не подходи ко мне! – напомнил он, как только Ежи попытался сделать шаг. – Ты можешь ненароком убить меня.
– Но я не хочу, – развёл руками Ежи. – Я ни за что не причиню тебе вред.
– Ты хотел убить волхва? – зелёные глаза сощурились. – Вот именно. Ты хотел забрать его жизнь, Ежи. Тебе нужно срочно уходить из города. Срочно. Возьми сани, если лошади ещё живы, уезжайте с Горицей как можно дальше.
– Но мама…
– Милош, – позвала женщина. – Разъясни мне, что ж такое с моим Ежи?
– Он проклят.
Горица ахнула испуганно.
– Но таким образом, что ему вреда не будет. Но он может вытянуть силу из любого чародея.
– Ты должен ему помочь!
– Я не знаю, как. Я не могу сейчас. И, – он обернулся на Ежи, – я боюсь, что он убьёт меня, пусть и случайно.
– И что мне делать? – спросил юноша.
– Бежать подальше от Лисецка. Здесь Дара и волхв. Они будут искать тебя.
Ежи не знал, что сказать, что сделать. Если даже Милош не мог придумать, как поступить, как ему помочь.
– Что же, я теперь навсегда такой?
– Спроси Здиславу, ей лучше знать. Я хотел бы тебе помочь, но если я попытаюсь, ты убьёшь меня, сам того не желая.
Комната поплыла перед глазами.
– Послушай, я что-нибудь придумаю, – голос Милоша переменился, он попытался успокоить его, но Ежи видел, что он сам мало верил в свои слова. – Слышишь? Я скоро попаду в Великий лес, может, там есть ответы. Я найду тебя и постараюсь вылечить. Ты слышишь? Но сейчас я ничего не могу. Главное, что ты будешь жить. Это не убьёт тебя. Наоборот, спасёт.
– Значит, снадобья мне теперь не нужны?
– Нет. Эта дрянь… питает тебя. Но будь осторожен, не убей никого.
– А мама?
– Судя по всему, ты как Гармахис. Ты не опасен для обычных людей, только для духов и чародеев.
– Кто такой этот…
– Неважно.
Горица отстранила фарадальскую девчонку от себя и подошла к Ежи, широкой ладонью коснулась его заплаканного лица.
– Прости меня, сынок.
– Да ты что, ма? – он обнял её, уткнулся лицом в шею. Она пахла хлебом и потом.
Милош остался в стороне.
– Вам пора. Скажи, куда поедешь, чтобы я мог тебя найти.
Отстранившись от матери, Ежи постарался собраться с мыслями.
– На исходе русальньей седмицы я приду на Три холма. Там меня должна встретить Здислава.
– Буду там, – пообещал Милош.
Он прижался спиной к стене, когда Ежи и Горица прошли мимо. Ежи смотрел неотрывно ему в глаза, пятился, пока не переступил через порог.
Лошади были живы. Они стояли у крыльца, понуро опустив головы. Хлипкая изгородь у дома была снесена санями. Горица залезла внутрь первой, Ежи неуверенно взялся за поводья. Он прежде редко правил лошадьми.
Послышался топот. Милош выбежал на крыльцо.
– Вот, возьми, – он кинул мешок, и Ежи едва не упал, поймав его, такой он оказался тяжёлый. – Там золото и украшения. Много чего. Хватит на долгую и богатую жизнь. Не потрать всё сразу. Я прятал для себя, но… тебе больше пригодится.
Ежи прижал к груди мешок. Он хотел что-то сказать на прощание, но тут из города донеслись крики. Он обернулся, преисполненный страха.
– Береги себя, сына, – Горица хотела спуститься на землю, чтобы попрощаться, но Милош остановил её.
– Увидимся ещё. Присмотри за этим недотёпой, – он подмигнул задорно и попытался улыбнуться. – Езжайте поскорее, поторопитесь.
Горица забрала из рук Ежи мешок и спрятала под лавку. Она обернулась назад, когда кони развернулись и потянули сани к дороге. Ежи посмотрел через плечо только на мгновение, опасаясь выпустить поводья из рук.
Милош шёл в другую сторону, обратно к городу.
Следы медведя вели вверх по дороге из посада к воротам. К домам, к людям.
Милош заметил следы не сразу, слишком погружённый в свои мысли, слишком расстроенный прощанием с семьёй, слишком напуганный скверной вокруг. Вместо белого снега да чёрных прогалин он видел клокочущую трясину, что сосала жизнь из земли.
И только отойдя далеко от избы, он разглядел перед собой талый снег, а на нём тяжёлые следы крупного зверя. Медведя. Волхв убежал в город. Ошалевший, обезумевший, он, верно, совсем потерял разум.
Милош остановился, не веря собственным глазам, прислушался. За стенами нарастал шум. Люди кричали.
Он сорвался с места, стрелой помчался к Лисецку, а тот – запутанный, узкий да грязный городок. И крик на улицах доносился сразу отовсюду. Но среди них только один – звериный.
Нельзя, чтобы узнали, что это оборотень. Народ и без того был обозлён на всех колдунов. Если бы они узнали в звере волхва, так ополчились бы и против Милоша с Дарой.
Милош метался между малознакомыми переулками, пока не выбежал к тупику у самой стены. На земле лежали люди. Одни разодранные, залитые кровью, другие чёрные, обуглившиеся от скверны.
Медведь был ещё жив. Рычал, ревел, окружённый людьми. Они гнали его вилами и рогатиной, горящим смольником и топором – всем, что смогли найти.
– Стойте!
Милош замер в растерянности. Что сделать? Как поступить?
На него обернулся один из мужиков, и медведь тут же задел его когтями, повалил на землю. Другой мужик нырнул под брюхо зверю, проткнул рогатиной. И огромный старый медведь захрипел, навалился, подминая под себя человека, чуть ли не целиком заглотил его лицо, стал жевать, точно лакомство. Мужик закричал пронзительно в последний раз, упал, сжимая в руках рогатину.
Духи свесились с крыш, наблюдая за сварой жадно, испуганно и яростно. Они умирали, так пусть и все остальные уйдут вместе с ними.
– Я сам, разойдитесь! – воскликнул Милош. – Все разойдитесь, я убью медведя.
Только бы прогнать народ прочь, тогда он сможет заставить оборотня обратиться обратно человеком и залечить его раны.
Милош шагнул вперёд, расталкивая людей. Медведь заревел ещё громче, рванул, пытаясь убежать, но только хуже насадил себя на рогатину. Она проткнула его насквозь, вылезла с другой стороны, со спины. Зверь зарычал, завыл пронзительно.