– Раз уж Пресветлый Брат решил бежать, так и остальные вряд ли будут упрямиться. А эти, – Горыня оглянулся на дворец, – пусть остаются, раз так дорожат своим городом.
Он повернулся к дружинникам.
– Начинайте!
Мужчины разобрали смольники и запалили костёр. Ещё громче задрожали двери, затряслись ставни. Кулаками люди пытались проделать себе путь наружу.
– Лучникам остаться, окружить дворец! – громко приказал Горыня. – Любого, кто выберется, бейте на месте.
Дара заметила Ростислава, который с равнодушной готовностью достал стрелу из колчана. Он собирался бить без промедления.
Милош положил руку Даре на плечо.
– Пошли, – тихо сказал он. – Найдём Третьяну и Чири.
Дружинники подожгли смольники, и Горыня крикнул так громко, что голос его разнёсся эхом по площади:
– Поджигайте.
Княжеский дворец, тёмный и огромный в наступившей ночи, возвышался над ними, точно и теперь грозя расправой, Охотниками и Рассветными сёстрами, огнём и железом. Дара стучала зубами от холода.
Мужчины закричали в отчаянии, и сквозь их тяжёлые громогласные голоса послышались вопли женщин и детей.
Дара ненавидела людей, которые остались внутри. Она ненавидела князя, мужа Здеборы, ненавидела слуг, шептавшихся за её спиной, ненавидела бояр, которые косились на неё с презрением.
Она ненавидела их всех за то, что Ярополк лежал мёртвым.
За то, что Дедушку забили, как зверя.
За то, что Дара однажды пришла в Лисецк и привела с собой сестру.
За то, что Весняна сгорела на погребальном костре.
За то, что Лисецк стоял на ратиславской земле.
– Дара! – позвал её Милош.
Она облизнула губы.
– Остановитесь! Я заплачу вам, слышите?! – где-то наверху распахнулись ставни. Дара не поняла, кто кричал.
– Стреляйте! – велел Горыня.
Лучники промахнулись. Ставни захлопнулись с громким стуком.
Из узкого окошка выглянула женщина, её белый платок развевался на ветру точно знамя, она так сильно перегнулась, что, казалось, собралась выпрыгнуть.
– Создатель вас покарает, сволочи! Будьте вы прокляты! Будьте вы все прокляты!
Дара подняла голову, чтобы лучше разглядеть её.
– Вот вам Чернек, заберите!
Из другого окна выпала чёрная тень и с воплем полетела вниз.
– Заберите его и отпустите нас! Мы невиновны! Слышите, сволочи, невиновны мы!
Горыня оголил меч, но так и не смог подойти к Чернеку, тот лежал на проклятой земле, и скверна уже пожирала его. Он завывал по-звериному, точно позабыв человеческий язык. Несколько раз он пытался подняться и падал. Должно быть, от падения кости его сломались.
– Отпустите нас!
Но Горыню было уже не переубедить.
– Давайте, ребята, поджигайте! – раздался его грозный голос.
Пламя заплясало под дворцом, шустро поползло по стенам, взобралось по резному крыльцу, прыгнуло на потемневшие от времени брёвна, вихрем пронеслось до самой крыши. Рыжий, точно лис, огонь огромным пушистым хвостом обнял весь дворец, впился клыками и заурчал, довольный своей добычей.
Женщина в окне завизжала, но Дара уже не смогла разглядеть её. Огонь вспыхнул стремительно и ослепил ярким светом. Дворец превратился в горящий фитилёк свечи, он осветил всё вокруг так ярко, что заболели глаза.
Дружинники удивлённо восклицали, а люди, запертые в горящем дворце, истошно молили о помощи.
– Стреляйте по всем, кто лезет! – приказал Горыня.
– Пошли.
Пожар тенями играл на лице Милоша, заставлял зелёные глаза казаться совсем тёмными и злыми. Он не стал больше медлить, пошёл к воротам из детинца, и Дара последовала за ним.
Точно в бреду она шла по дороге, старалась не отводить глаз от спины Милоша. Позади кричали, плакали, выли не по-человечьи. Внутри у Дары росла пустота.
По крышам соседних домов крались создания Нави, привлечённые огнём. Огромный лохматый дух, что, верно, когда-то обитал в бане, коснулся пламени, облизнул его довольно, точно сахарного петушка. Дворовой кисточкой хвоста попал в огонь, и та загорелась. Он не закричал, не испугался, а перепрыгнул на соседнюю крышу, и огонь коснулся кровли, побежал дальше. Другие духи, глядя на него, схватили пламя в ладони, греясь, радуясь теплу и жизни.
Чернава говорила, что там, где умирало одно, рождалось другое.
Оглядываясь, Дара наблюдала, как пожар разносился на хвостах домовых, банников да вазил. Они плясали вокруг разрастающегося пожара, точно в Долгую ночь, и весь город для них становился огромным костром.
Милош уводил Дару всё дальше от княжеского двора. За их спинами ревел огонь.
– Ты злишься.
– Тебя Горыня мог послушаться, – Милош старательно не смотрел на неё. – Всех этих людей можно было спасти. Чернек заплатил за всё…
– Я не могла…
– Что?
– Я…
Она не договорила, споткнулась несколько раз, остановилась и вдруг громко разрыдалась.
Что могла она сделать? Как остановить воеводу? Как остановить всё, что происходило?
– Дар, – Милош прижал её к груди. Молча, покачиваясь, как пьяные, они долго стояли посреди дороги. Чернела ночь, и скверна бурлила под ногами, и мороз прижимал их ближе друг к другу, вдалеке ревел пожар, напоминая, что ничего ещё не закончилось.
– Нужно идти, – глухо проговорил Милош.
Избушка, ставшая для них с сестрой домом, теперь казалась чужой, но только в ней единственной горел свет, Чири и Третьяна ждали их возвращения.
Дверь открыла Чири.
– Пришли? Там Третьяна плачет, – она пальцем ткнула в угол печи.
Ведьма сидела, прижавшись к стене, поджав под себя ноги. Её трясло так сильно, что слышно было, как стучали зубы друг о друга. Она обернулась, лицо её было белее снега.
– Он ушёл? – проговорила она, точно в бреду, лоб её покрылся испариной.
– Она сбежать хотела, – пожаловалась Чири.
Милош недоверчиво оглядел Третьяну.
– И куда ты собралась бежать?
Но девушка будто его и не услышала.
– Он здесь? – повторила она. – Здесь?
– О ком ты говоришь?
На столе горела лучина, но даже в тусклом свете было ясно видно, как наполнились ужасом глаза Третьяны, как слёзы лились по лицу.
– О ящере, – прошептала она так проникновенно, точно поделилась страшной тайной. – Я почуяла его. Он рядом. Земля проснулась, она умирает, но всё равно плачет из-за него.
– Какой ещё ящер? – Дара не понимала ни слова. Третьяна точно разум потеряла.
Но Милош каким-то образом догадался, о чём шла речь.
– Ты говоришь о южанине?
Третьяна выпучила на него глаза, застыла на пару мгновений и наконец кивнула.
– Змеиный царь. Он пустой, он пожирает всё вокруг.
– Что ещё ты знаешь о нём?
– Он придёт за княжичем, придёт за ним.
Милош залез на печку и схватил Третьяну за плечи.
– Он уже убил князя и забрал его силу. Послушай, ты должна рассказать, что ещё о нём знаешь.
Девушка замотала головой.
– Мы должны бежать, все должны бежать.
– Успокойся, милая, – Милош впился пальцами ей в предплечья, но голос его всё равно прозвучал вкрадчиво, успокаивающе. – Расскажи, что знаешь о нём.
Взгляд Третьяны был робкий, беспомощный.
– Я только знаю, что он идёт за кровью земли. Ящеры все таковы.
– Почему?
– Чтобы жить. Иначе они не могут.
Чири подобралась к Даре сбоку, встала на мысочки, заглядывая на печь.
– Что случилось? – просипела она, единственная из всех не чувствуя страха, а одно лишь любопытство.
– Сиди тихо и не мешайся, – раздражённо ответила Дара. Она сама пока понимала немногим больше девчонки.
Милош слез с печи, налил из бочки воды в черпак и сунул под нос Третьяне, заставил её напиться. Она чуть не подавилась, закашлялась так, что покраснела, но наконец перестала плакать.
– Я знаю, что ящеры древние, как боги, и приходили сюда раньше очень давно и не раз. Князь Ярополк сражался с ними.
– Он умер сегодня, – нахмурился Милош.
– Не этот князь, – вмешалась Дара. – А Ярополк Змееборец, его дед.
Третьяна кивнула.
– Да, муж золотой ведьмы, которая сгорела. Он убил царя Змеев.
– Хочешь сказать, в Лисецке теперь его потомок? – догадался Милош.
– Да. Он умрёт, если не украдёт чужую силу. Они все без неё умирают.
– Как и боги, – прошептала Дара.
– Что? – Милош обернулся к ней.
– Боги умирают без золотой силы. Мокошь и Перун, Велес и Даждьбог, и все боги, которым молились раньше – они все мертвы. Одна Морана жива, она украла их силу, чтобы приумножить свою. А леший остался, он охраняет Великий лес от тех, кто захочет пробраться к источнику.
– Так отчего же Гармахис не попытался пройти в Великий лес?
– Может, он боится лешего? Вряд ли смертному по силе его одолеть. Может, ему достаточно и того, что было у князя и его сестры? – пожала плечами Дара. – Вряд ли этот Гармахис сравнится с Мораной.
Третьяна поёжилась.
– Я не чувствую его теперь, – произнесла она. – Но он был совсем рядом.
– Он убежал. Дара его ранила, – Милош положил черпак обратно на крышку бочки. – Собирайся, нам некогда терять время, – он бросил Третьяне на печь её тулуп и платок. – Тебе придётся помочь нам выжечь скверну.
– Но я ничего такого не умею.
– Придётся научиться, поторопись, – нетерпеливо велел Милош и, взяв себя в руки, добавил мягче: – Нам очень нужна твоя помощь, милая.
– Вы с Дедушкой справитесь и без меня.
– Дедушка мёртв.
Третьяна застыла, держа в руках концы платка.
– Как же?
– Так же, – передразнил её Милош и неожиданно взял Дару за руку.
Он вывел её в сени, закрыл за ними дверь, но в щель Дара успела заметить, как к проёму подбежала любопытная Чири.
– Не подслушивай, – цыкнул языком парень будто шутливо, прикрыл дверь поплотнее и притянул Дару к себе. – Гармахис теперь придёт за тобой, – прошептал он. – Он видел, как ты сильна. Обычные чародеи его не интересуют, он сам мне сказал.
– Из чего такая тайна? – удивилась Дара.
В сенях было совсем темно и холодно, они стояли слишком близко, точно влюблённые, и Милош держал её за руку, пачкая своей кровью, шептал, касаясь губами уха. Дара должна была испытать смущение, неловкость, но меньше лучины назад она видела своего любовника мёртвым и теперь чувствовала только зияющую пустоту.