Она снова вздохнула и позвала огонь к себе, сжала кулаки, потянула.
И детинец рухнул во тьму. Ветер пронёсся, разнося по сторонам пепел.
Дара открыла глаза. От потухших зданий поднимался чёрный дым. Пожар, созданный людьми, потух, и пришло время выжечь скверну.
Вместе с паром изо рта вырвались искры. В Даре скопилось слишком много огня, такую силу не удержать в себе даже лесной ведьме. Жарко, слишком жарко.
Нельзя было медлить. Всё пламя, что Дара поглотила, она выпустила на волю, но уже другим – золотым колдовским огнём. Он сорвался с рук, ударил в чёрную скверну, и та зашипела, забурлила. И испарилась.
Дара пустила пламя потанцевать по детинцу, она не жалела больше ничего. Никого не осталось во всём Лисецке, кроме неё и духов Нави. А они неожиданно радостно завизжали, узнав золотую силу.
– Ещё! Ещё! – пищали духи.
– Ж-жги, ж-жги, – шипели тени.
И огонь побежал по земле, разгораясь. Он плясал от одной стены к другой, он затопил весь детинец, точно разбушевавшаяся река. А Дара не жалела огня и смотрела, как потонула в пламени виселица, как исчезла конюшня, как покорёженные остатки княжеского дворца сгорели дотла.
Когда она покидала детинец, позади оставалось только пламя. Оно уже перебросилось на крепостные стены, и духи полезли по ним. Они карабкались вниз со стороны города, неся за собой колдовской огонь. Они не боялись чародейского пламени, оно не могло повредить им. Сотни огоньков в лапах, руках, на кончиках хвостов и даже на рогах – духи несли огонь, точно свечи, и, оказавшись на крышах городских домов, безжалостно их поджигали.
Это было почти так же прекрасно, как Долгая ночь в Совине. Дара невольно улыбнулась, любуясь огоньками. Стало светло, и пожар перестал казаться пугающим. Он забирал холод, тьму и смерть. Он уничтожал то, что уже умерло.
Но этого было недостаточно. Дара пошла вниз по Стрельной улице. Силы, что она взяла от потухшего пожара воеводы, хватило на детинец и хватило бы ещё на всю улицу.
– Жги! – радостно кричали духи Нави.
– Гори!
Дара снова улыбнулась, наблюдая краем глаза, как весело скакали духи по крышам, разнося пожар. Она больше не тратила огонь на здания, а жгла землю, чтобы ни капли чёрной скверны не осталось. Ей было так легко, и грудь распирало тёплое упоительное чувство. Лесная ведьма могла столь многое. Ей было всё подвластно. Этот пожар не походил ничем на тот, что уничтожил Совин. Тогда Дара была слабой, запуганной, загнанной в угол. Она уничтожала себя, чтобы уничтожить ненавистный город. Она чуть не потеряла собственную жизнь, творя заклятия. Теперь Дара была сильна, как никогда прежде. И огонь, рождённый в её руках, не истощал её.
Поджигая землю и дома, Дара тут же черпала силу у разгоревшегося пожара. И так раз за разом, до бесконечности.
На перекрёстке Стрельной и Охотничьей улиц она остановилась. Третьяны нигде не было. Ни во всполохах пожара, ни в темноте убегавшей вниз Стрельной улицы не было заметно никого, кроме духов.
Могло ли что-нибудь задержать Третьяну? Дара решила подождать. Но время шло, пожар всё ближе подбирался к перекрёстку.
Что могло случиться с ней? Дара видела огонь вдалеке на Охотничьей улице, видела, что земля в начале перекрёстка была очищена от скверны, но дальше, там, где улица заворачивала влево, справилась ли Третьяна с проклятием Здиславы?
Пойти следом она не могла, опасаясь сгореть, двинуться навстречу тоже – они бы загнали себя в ловушку.
Пламя от детинца бежало следом. Огонь перекинулся на дома у перекрёстка. Зашипела скверна, испаряясь от жара. Духи поскакали дальше по верхам, разнося огоньки. Скоро весь город потонет в пламени. Нужно было скорее очистить землю.
И она решилась пойти дальше по Стрельной улице до следующего перекрёстка. В стороне, там, где пролегал Боярский тупик, тоже начался пожар. Значит, Милош делал всё, как и договорились. Дара дождалась его на перекрёстке. Позади него от выжженной земли поднимался дым. Тени скрывали лицо Милоша.
– Ну как? – спросила Дара.
Он просто кивнул, и это показалось подозрительным.
– Всё хорошо?
– Замечательно.
Милош прошёл мимо, миновав перекрёсток, остановился на углу, где начиналась узкая дорога к Скотьим воротам.
– Увидимся у Дальних ворот, – сказал он и направился дальше. Всполохи огня и дым порождали длинные уродливые тени и туманили зрение, но Дара готова была поклясться, что Милош несколько раз споткнулся.
Вновь она надолго осталась одна наедине с духами. Они подбадривали её, когда не хватало сил идти дальше, они разносили огонь в избы, конюшни и лавки, когда у Дары начинало жечь ладони. Дети Нави радостно плясали вокруг белого каменного храма, когда Дара, собрав огонь с соседних домов, направила его на крышу и разрушила золотые купола. С дребезжащим возмущённым плачем позолоченные листы меди падали на землю. Запылали деревянные балки, и большой храм стал походить на свечу. Духи завели недружную восторженную песню, и Дара подпевала им, хотя не знала слов.
Она долго смотрела на храм, пока духи скакали вокруг по очищенной от скверны земле. Они совсем перестали сторониться лесной ведьмы, приняли её за свою. Все они в большинстве своём были городскими духами, привязанными к человеческому жилью, и в ту ночь потеряли родные дома, но скверна была настолько им омерзительна, что они готовы были пожертвовать всем, чтобы её уничтожить.
И они были счастливы. Они прощались со смертью и призывали жизнь. Ничто – ни разрушенный храм, ни уничтоженный Лисецк – не принесли Даре ни капли той же радости. Ничто из этого не могло вернуть Весю.
Чем ярче пылал пожар в Лисецке, тем быстрее затухала ярость в груди Дары.
Пресветлые Братья упоминали пророчество, в котором дочери Аберу-Окиа уничтожат города и принесут за собой конец света. Порой Даре казалось, что это правда. Она несла за собой одни только разрушения.
Она дошла до Лисьих ворот, что вели к бору у реки. Многие духи, точно верные слуги, последовали за ней. Они тоже устали, перестали скакать и визжать и просто ждали, пока Дара выжжет чистую тропу среди скверны и поможет им покинуть проклятый город. В Лисецке не осталось ни души.
Дальше они направились по улице предместий вдоль городской стены. У Дальних ворот прямо посреди дороги сидел Милош. Вокруг него сгущалась скверна, подбираясь всё ближе. Дара выжгла её, отогнала прочь.
– Как ты?
Он не ответил.
– Милош? – позвала она громче.
Голова его была опущена, глаза закрыты. Он вцепился длинными руками в свои волосы.
– Милош, – она села рядом, осторожно коснулась его колена. – Что такое?
– Я не смогу, – послышался чужой, незнакомый голос. Он дребезжал, точно ржавое ведро.
– Почему? Осталось ещё немного, и духи нам помогают.
Он сжал пальцы, потянул себя самого за волосы. Дара попыталась заглянуть ему в лицо, но он закрылся руками. Нашёл время для отдыха. Какой же он избалованный!
– Милош, нельзя сейчас остановиться, – раздражение росло всё сильнее. Да, она лесная ведьма, она могущественнее любого чародея, но не могла же она сама проделать всю работу. – Без тебя я не справлюсь, скверна доползла уже до леса. Нужно выжечь весь посад.
– Я не смогу…
– Хватит тут сидеть! – она схватила его за руку, потянула, но Милош упрямился. – Половину мы уже сделали, и сейчас придёт Третьяна, и…
Она дёрнула его руку слишком сильно и вдруг увидела лицо. Чужое, уродливое, больное лицо. Щёки впали, кожа обтянула череп, глаза налились кровью. Он постарел точно на сто зим. Даже самые древние старики не были так уродливы.
– Что случилось?
– Я… – Выпученные красные глаза горели на мёртвом, страшном лице. – Я не ты, Дара. Я всего лишь чародей. И я не могу столько колдовать, как ты. Эта дрянь, – он махнул рукой в сторону, где ещё чернела скверна, – я жёг её и жёг, а потом вдруг наступил, и вот… я слишком ослаб, и она прокралась под кожу.
Он задрал рубаху, и Дара, прищурившись, разглядела чёрные вены на его груди.
– Пока ещё золото горит, но оно уже тухнет.
За его спиной полыхал Лисецк. К небу поднимался столп дыма, и пепел летел по земле, смешиваясь со скверной.
Всё вокруг было чёрным, серым и красным: небо, земля, пепел, огонь. Всё пахло смертью и Милош тоже.
– Я… Я могу с тобой поделиться.
И она сделала надрез на своей ладони, а после на его и соединила их. Милош прикрыл глаза. Он дышал хрипло, рвано. В какой-то миг он повалился на бок, и Дара крепче сжала их руки. Она забирала жизнь из пожара, брала понемногу от духов вокруг, а они рады были поделиться с лесной ведьмой. Их было много, и каждый дарил всего по капле. Но капля за каплей жизнь медленно перетекала в тело Милоша, и скоро щёки его обагрил румянец, а кожа разгладилась. Золотая сила не смогла спасти от скверны остальных, не спасла Весю, но Милош родился чародеем, и стоило только ярче разжечь огонь в его груди, чтобы тьма ушла прочь. Он открыл глаза, а в них сверкали золотые искры. Его голова лежала на коленях у Дары. Она убрала прядь со лба Милоша.
– Кажется, я отдала тебе слишком много.
Он смотрел удивлённо, как если бы никак не мог понять, происходило ли всё во сне или наяву.
Ревел пожар, чувства ослепили, и Дара не сразу заметила, как беспокойно пищали духи. Они жались друг к другу и пятились к воротам, прямо в огонь. Скверна, заполонившая весь посад, снова подбиралась к городу.
– Нужно идти, – Дара поднялась и протянула руку, помогая Милошу подняться. Он немного шатался, но теперь не от слабости, а от пьянящей жизни, что его переполняла. – Нужно очистить всё вокруг. Пойдём. И постарайся не отпускать мою руку.
Она крепко переплела их пальцы, чувствуя, как её золото перетекало в Милоша. Дара вскинула левую руку, рождая огонь.
– Ну, ты сможешь? – она оглянулась на Милоша, и он в ответ родил в другой руке пламя.
Сани остановились, и Дара проснулась, подскочила на месте.