За окном снова запорошило. Дара слышала, как снег падал на крышу и оседал на землю, скрывая следы на ступенях крыльца. Зима не уходила.
Закрыв глаза, Дара пригляделась к темноте на улице.
Им стоило поспешить и найти княжича Вячеслава, но по земле они двигались медленно, а лететь Дара боялась. Не на чёрных крыльях, не в зимнем холодном небе, где кружил снег. Что, если она не сможет обратно стать человеком?
– А если?..
Дара начала говорить и замолкла. Ей было стыдно делиться своими страхами, но Милош и без того о них знал.
– Я буду рядом, – пообещал он. – Помогу. Один раз у меня уже получилось.
Но во второй раз Морана могла оказаться сильнее. Чучело её сгорело на Масленицу, тронулся лёд на реке, но снег всё равно не прекращался. Тепло не возвращалось в ратиславские земли.
Когда наступит весна?
Почти седмицу они шли от Лисецка на север, к ратиславским городам. Войско двигалось медленно, люди мёрзли и голодали. Дара знала, что они грабили местных, но не пыталась их остановить. Вместе с ополченцами и дружинниками она делила украденную пищу. Ту, что должна была спасти чью-то чужую жизнь, но спасала её собственную.
А весна не наступала.
По ночам Даре снился горячий хлеб из родной печи, бег воды в колесе, мерный стук жерновов и белая мука, парившая повсюду, точно снег. За той метелью ждала Веся. Сестра звала к ужину, ко всем за стол. В доме уже собрались отец и Старый Барсук. Ждали только её. Среди мучной пыли. Там, где скрипело мельничное колесо.
Днём Дара мечтала о свежей крапиве, из которой варили щи по весне. Но трава до сих пор не показалась из-под снега.
Когда придёт тепло?
Птицы не прилетали, они знали, что зима задержалась в их краях.
– Мы теряем время, – Милош говорил спокойно и вкрадчиво, но Дара знала, что он раздражён.
Оттого она упрямилась, что боялась обратиться вороном? Или оттого, что чем скорее она встретит княжича Вячеслава, тем быстрее окажется в Великом лесу? И тогда не будет времени на раздумья. Нужно будет решиться и попрощаться со всеми.
Она коснулась рукой живота, прислушиваясь. Дедушка заверял, что Дара носила ребёнка под сердцем, но она не чувствовала ничего, что должна ощущать будущая мать. И какие чувства должны ею овладеть?
Она не желала дать имя тому ребёнку. Может, потому, что изначально знала, что не сможет его сохранить? Может, ей не дано стать настоящей матерью самой природой? Потому что сердце у неё из камня? Почему же тогда оно кровоточило?
Дара тянула время. Почти седмицу она себе выпросила, они провели эту седмицу в пути вместе с дружиной, хотя могли полететь в Приморский на встречу с княжичем.
Но срок истёк, а Дара так и не придумала, как можно было обмануть всех: и людей, и чародеев, и старых богов.
Дара желала обмануть саму себя, обернуть время вспять.
Она мечтала убежать домой, но родная мельница стояла слишком близко к Великому лесу. Там ждали дед и мачеха. Свои. Семья. И там же дожидался её Хозяин леса.
И вот Дара расплетала косы, снимала драгоценные каменья, всю шелуху, что делала из неё кого-то другого. Княжеская ведьма осталась в сгоревшем Лисецке, а кем быть дальше, Дара до сих пор не решила.
– Помочь? – спросил Милош, когда Дара зашипела, чуть не выдернув себе прядь волос.
– Нет, я сама, – упрямо ответила она.
Последняя жемчужная нить легла в мешок. Дара ощупала голову, чтобы убедиться, что ничего, кроме воронова пера, не осталось.
– От тебя пахнет кровью, – заметил Милош.
– От тебя тоже.
После пожара они не мылись. Не было ни времени, ни возможности. Грязные и изнемождённые, они продвигались по тракту вместе с остальным ополчением и останавливались в деревнях, где им были не рады. Замёрзшие и голодные, перед сном они торопливо набивали животы и ложились спать. Никому не было дела до мытья.
– Я найду баню, – вдруг сказал Милош и поднялся.
Лениво кивнув, Дара прикрыла глаза. Она услышала тихие шаги и скрип двери, но почти сразу забыла и о Милоше, и о бане. Погрузившись в дрёму, она потерялась в забытьи и собственных чувствах. Внизу, где-то в груди, чуть ниже сердца зияла дыра, из неё тянуло холодом и выглядывала пустота, она затягивала, пожирала изнутри.
Это когда-нибудь прекратится? Когда-нибудь она почувствует себя счастливой?
– Пойдём, – шепнули на ухо.
Дара сонно пробормотала что-то. Тяжёлые слипшиеся веки не открывались. Милош подхватил её под плечи и повёл за собой.
– Тут рядом, – сказал он.
В бане не было ни души, даже анчутки, так любившие банный пар, не показывались, верно, не вышли ещё из зимней спячки.
– Воеводы недавно мылись. Баня ещё не успела остыть, – сказал Милош, раздеваясь.
Дара давно перестала чувствовать с ним стеснение. Она сняла одежду, не пытаясь прикрыться, нашла чистую простыню на вешалах, стянула, повязала на груди, потому что так было положено. Милош, оглянувшись на неё, с неохотой, кажется, прикрылся сам.
– Что мы там не видели? – попытался пошутить он.
У Дары получилось только слегка улыбнуться. Она старалась не смотреть на Милоша, хотя не стеснялась, просто не желала никого видеть. Впрочем, из всех людей он раздражал её меньше остальных.
– Хочешь, мойся пока. Я в парилку пойду.
Она равнодушно кивнула.
Милош первым зашёл в мыльню, послышался плеск воды, и скрипнула дверь. Дара зашла следом. В мыльне было уже пусто. Слышно было, как тихо ворчал Милош. Кажется, он пытался заставить огонь в печи разгореться.
Из угла на Дару сверкал золотыми глазами банник. Черный, пушистый, точно кот, он сидел, не двигаясь.
– Может, поможешь ему с печкой? – попросила Дара. – Мы угостим тебя чуть позже.
Банник моргнул раз, другой, и когда Дара потянулась за ковшом, чтобы налить воды, он вдруг исчез. Зато за стеной раздался грохот и удивлённый возглас Милоша.
– Это банник, – воскликнула Дара. – Не трогай его.
– Я понял, – послышался недовольный голос.
Глаза щипало. Потрескавшиеся губы заныли, когда Дара невольно улыбнулась. Она окатила себя водой из ковша и принялась натирать тело оставленным щёлоком, намазала корни волос травяным отваром – хозяин бани хорошо позаботился о гостях. И после, смывая пену, Дара долго лила воду на лицо, но глаза всё равно щипало так сильно, что она не могла остановить слёзы.
– Ты скоро? – послышался голос из парной. – Я хочу помыться.
Дара задержала взгляд на простыне, висевшей на крючке у двери, но так и не взяла её, открыла дверь парилки, пуская в мыльню пар.
– Лучше всего грязь из тела выводить паром да берёзовым веником, – сказала она и прикусила себе язык.
На полоке сидел Милош. Он был голым и, кажется, не ожидал, что Дара зайдёт. Глаза его округлились от удивления.
С Долгой ночи он не изменился, разве что перестал быть болезненно худым. Больше не выпирали так сильно ключицы и рёбра.
Он чуть привстал, упираясь на левый локоть, прищурился, ожидая, как Дара поступит. Отступить теперь означало бы показать свою слабость. Дара достала из ведра замоченные берёзовые веники. В лицо дохнуло жаром и терпким берёзовым духом. Повертев в руках веники, она посмотрела на Милоша.
– Переворачивайся на живот.
Он молча повёл бровью.
– Что? Ты же хотел в баню. Вот я тебя и попарю.
Некоторое время он, кажется, сомневался. Вдыхая запахи смолы, берёзы, угля и пота, Дара оставалась на месте, выжидала. Наконец Милош перевернулся на живот, положил голову на руки. Зелёные глаза наблюдали за Дарой, заставляя её беспокойно сжимать в кулаках веники.
Она старалась не задерживать взгляд на родинках под лопатками, голых ягодицах, взъерошенных влажных волосах, шее и плечах, ни на чём, чего хотелось касаться не берёзовым веником, а руками и губами.
Как жаль, что время ничего не изменило. Дара бы хотела никогда больше не смотреть на Милоша с прежним желанием.
Она ещё раз смочила веники, отряхнула. Когда в последний раз она кого-то била? Скорее всего Весю. Это было перед её свадьбой? Или ещё раньше, в Гняздеце? Обычно чужое тело в клубах банных паров не вызывало бурных чувств. Но раньше Дара не парила мужчину. Тем более того, с кем она однажды была близка.
Зашуршали берёзовые листья, коснувшись пяток. Милош чуть дёрнул ногами.
– Лежи смирно, – тихо сказала Дара.
Она успела не один раз пожалеть, что предложила попарить его и вообще согласилась пойти в баню. К запаху крови и пота Дара давно успела привыкнуть, да и от грязи ещё никто не умирал.
Легко, едва касаясь, она прошлась вениками по ногам, скользнула по ягодицам и выше, по пояснице к лопаткам и обратно. Листья оставляли влажные дорожки на распаренном теле. Туда и обратно. Трещал огонь в печи, шуршали веники. Ни Дара, ни Милош, кажется, не дышали.
Она начала бить осторожно, просто разогревая тело, постепенно прикладывая всё большую силу, ударяя резче. Дара поджала губы, прищурила глаза. Она надеялась, что лицо её ничего не выражало. Ей не было дела до чужой наготы, она не замечала ни капли пота, ни покрасневшую кожу, ни родинки под лопатками, ничего.
Зелёные глаза следили за ней слишком пристально.
– Сильнее? – равнодушно спросила Дара. – Или и так сойдёт?
– Сильнее.
И Дара ударила хлёстко, неожиданно зло. И ещё раз, так, чтобы кожа покраснела на месте удара. И ещё, и ещё. Листья посыпались с веток.
Было душно, жарко, влажно. Шорохи, удары. Дыхание сбилось. И больше не получалось скрывать злость, Дара больше и не пыталась, она била, била, била, пока мужская рука вдруг не скользнула по её талии.
Милош притянул Дару к себе. Они неловко сплелись руками и ногами на узком полоке, заново привыкая друг к другу, заново изучая тела, родинки, синяки, шрамы.
Шурша, веники упали на пол.
– Душно, – выдохнула с трудом Дара.
Она вырвалась на мгновение, чтобы распахнуть дверь. Потянуло свежим воздухом.
Милош притянул её назад к себе, ближе, ближе.
Ты изменился, пока меня не было? А ты? А я?