Он запнулся, так и не смог договорить. Смог бы Милош выступить против Рдзении? Не против ненавистного короля и его Совета, а против собственного народа?
Опомнившись, он поспешил стереть смятение с лица, но, кажется, никто не заметил этого. Вячеслав пытался обмотать свою руку платком, а Гутрун помогала сыну.
– Пусть об этом никто и никогда не узнает, – резко проговорила Гутрун, завязывая узелок на запястье Мстислава.
– Можешь не сомневаться, Великая княгиня. – Милош со всем старанием поклонился.
– Думаю, мы сработаемся, чародей, – она посмотрела ему прямо в глаза. Ни намёка на улыбку. Гутрун была точно ледяная глыба. – Надеюсь, это всё не напрасно. Принеси мне победу.
– Сделаю всё невозможное, – Милош снова поклонился. Ратиславцы ужасно любили гнуть спины.
Больше не задерживаясь, княгиня взяла сына за плечи, повела к выходу, постучала негромко, и ей тут же открыл здоровый скренорский воин.
Возможно, всё сложилось к лучшему. Куда тяжелее было бы договориться с троутоской Фиофано или своевольным Ярополком. Гутрун была северянкой и не верила в Создателя, она была женщиной, и с ней получалось легче найти общий язык. И теперь чародеи обрели новый дом.
– Это… достойный поступок. Ты заботишься о своих людях, точно князь, – неожиданно сказал Вячко.
– О, – игриво улыбнулся Милош. – Осталось только объяснить самим чародеям, что я их новый князь.
– Вот как, – хмыкнул Вячеслав. – Значит, они не догадываются, что ты построишь новую Совиную башню?
– И ещё они не догадываются, что я там буду главным, – скрывать самодовольство, что распирало грудь, становилось всё сложнее. – Но им некуда деваться.
– А как же лесная ведьма? Разве она не первее всех остальных?
– О, я умоляю! – скривился Милош. – Как Дарина будет управлять чародеями? Мы уже через седмицу затеем с кем-нибудь войну и сожжём случайно город. Нет-нет, пусть просто пугает наших врагов своим существованием. За главного буду я.
Третьяна шла рядом:
– Не страшно, лесная ведьма?
Дара промолчала. Что с того, что страшно?
По рыхлому снегу они ступали через бескрайнее поле. Далёкой высокой стеной стоял вдалеке Великий лес, и над ними парили птицы. Чёрными точками они виднелись в сером небе.
– Сколько сов, – удивилась Третьяна.
– Это не совы.
Вороны кружили над лесом. Ветер донёс их хриплые голоса:
– Кра! Кра!
Дара мрачнела всё больше с каждым шагом. Чародеи за её спиной шептались беспокойно, она знала, даже не глядя, что они оборачивались назад, на мельницу, гадали, не поздно ли вернуться.
Сколько раз проходила Дара этим путём от мельницы до леса? Сколько игр играла в этих полях? Сколько раз она взбегала наверх по холму у реки и смотрела, смотрела вдаль, всё ждала чего-то, кого-то.
Верно, однажды именно этой дорогой пронесла её мать из леса на мельницу, и вот Дара возвращалась.
Вороны как обезумели, завидев лесную ведьму. Они прыгали с ветки на ветку, летали низко, над самыми макушками сосен и кричали, кричали пронзительно на птичьем своём, языке. Дара не смотрела на них.
«За границу вам не пройти».
Над головой хлопали крылья. Лес затих, наблюдая со всех сторон. И ни одной совы, ни одного знака, что леший всё ещё правил во владениях Нави. Только вороны:
– Кра!
Дара ступала, не оборачиваясь, сквозь каркающий пронзительный плач, слушала хруст веток под ногами чародеев. Она невольно заметила, как осторожно, точно настоящая охотница, шла по лесу Третьяна.
А птицы кричали, кричали без устали, и от крика их раскалывалась голова.
– Кра!
– Дара!
– Кра!
Сугробы под сенью деревьев оставались высокими. Дорога была тяжела, и Дара запыхалась, когда среди чёрных стволов и тяжёлых колючих ветвей разглядела серый камень.
Домовина на границе стояла, окружённая соснами, точно стражами. Вороны держались в стороне от этого места. Их вопли остались где-то позади, за спиной.
– Это оно? – раздался встревоженный голос рядом. – Оно?
– Дом первых стражей, – ответил другой чародей.
Дара оглянулась на них, хмурясь.
Она знала, что внутри домовины было пусто, но тревога и трепет перед смертью не отступали. Лесавкам не нужен был дом, они бродили вольно по всей округе. Но скольких людей загубил лес, чтобы сохранить свои тайны? Дара привела ему ещё двух: себя и своё дитя.
Ей хотелось, чтобы кто-то остановил её теперь. Чтобы сестра схватила за руку, потянула домой:
– Мы что-нибудь придумаем, Дарка! Не соглашайся.
Чтобы Старый Барсук вздохнул:
– Ох, балда. Не дури, без тебя разберутся. О себе подумай, о дитятке.
Но за плечом её стоял незримый всем остальным Милош. Сотканный из её собственных страхов, чудовищно беспощадный, он произнёс:
– Так надо. Понимаешь? Дар?
Она медлила, желая оттянуть миг, когда будет уже слишком поздно повернуть назад. Из мыслей её вырвал голос.
– Не медли, – сказала Третьяна.
И Дара достала нож из-за пояса.
Вороны затихли.
Это было так резко и страшно, что Дара оглянулась, попыталась разглядеть чёрных птиц среди деревьев. Почему они замолчали?
– Нужна же жертва, чтобы пройти? Верно? Не медли, пока вороны не напали, – поторапливала Третьяна.
С чего бы им, чародеям, бояться обычных птиц? Нет, не для того прислала воронов пряха. Не для сражения.
Дара прикусила губу и перевела взгляд на домовину. Нож дрогнул в её руке, лезвие скользнуло по коже, и на ладони выступила кровь. Дара размазала её по заснеженному камню, прислушалась, затаив дыхание.
Задувал ветер над верхушками сосен, его дыхание долетело до земли, столкнуло снег с сосновых ветвей прямо им на головы. Дара прикрыла голову руками, съёжилась от холода.
– Тропа! – воскликнула Третьяна. – Смотрите, тропа!
В стороне, среди зарослей и поваленных деревьев из ниоткуда появился просвет. Леший приглашал их войти.
– Скорее! – выкрикнула Дара. – Идите по тропе, скорее, она скоро исчезнет.
Чародеи сорвались с места. Люди толкались, кто-то упал, и двое других подхватили его, потащили на лесную тропу.
– Вот же чудо! – услышала Дара голос Вторака. – Вот же чудо!
Перед глазами замелькали лица и цвета чужих одежд. Дара крутила головой по сторонам, чтобы за всеми уследить, убедиться, что всё получилось, все успели.
– Быстрее, быстрее, – поторапливала она и сама встала позади остальных, пока чародеи по одному, по двое протискивались на узкую тропу, открывшуюся аккурат между двух сосен.
Людей оставалось совсем немного на поляне у домовины, когда Дара оглянулась, чтобы убедиться, что никто не остался позади. Было пусто вокруг, ни души. Только снег и тёмные стволы деревьев. И женщина вся в белом далеко позади.
Дара застыла, не в силах оторвать от неё глаз.
– Нет, – прошептала она омертвевшими губами. – Нет. Нет.
Она бросилась к тропе, подталкивая в спину Вторака.
– Быстрее. Быстрее!
Ей чудилось морозное дыхание на шее, острые нечеловеческие когти, что процарапали кровавые дорожки по коже, и она толкала сильнее чародея.
Раздался гром, точно сотни бубнов лопнули в один миг. Вороны слетели сверху, подгоняя, рыча, распевая рваную птичью песню.
– Вперёд! – завизжала в ужасе Дара.
И она ворвалась на тропу, к чародеям. На неё смотрели с удивлением, осуждением, непониманием. Они не знали, не видели того, что видела Дара.
Она оглянулась, чтобы увидеть, как плотной стеной встали деревья, скрыв каменную домовину на границе, воронов и женщину в белом.
Дара дышала громко, руками хваталась за грудь, пытаясь унять бьющееся сердце.
Всё прошло. Всё позади.
– Идём, – тихо сказала она остальным.
Дальше Дара пошла замыкающей. Вокруг был непроходимый бурелом, и только тропинка лешего вела их прямо туда, где ждал гостей Хозяин.
Опустив голову, Дара пыталась привести мысли в порядок. Для чего пришла Морана? Чтобы остановить или снова напугать? Чтобы пригрозить? Но она отняла всех, кем дорожила Дара, она собрала богатый урожай в Совине и Лисецке. Почему она не попыталась теперь остановить лесную ведьму? Почему позволила ей войти в Великий лес?
Да если бы не Морана, Дара бы никогда не решилась вернуться к Хозяину, она никогда не посмела бы отдать ему своё дитя. Но пряха точно назло сделала всё, чтобы Дара пришла в Великий лес.
Под ногу попал камень. Дара споткнулась.
Морана сделала всё, чтобы Дарина перестала убегать, чтобы она вернулась в Великий лес.
От пота под колючей шерстяной одеждой зачесалось всё тело. Дара в раздражении стянула варежку и замерла. Из-под кожи росли чёрные перья.
Глава 26
– Нет, нет…
Дара выдернула перо из руки, вскрикнула от боли. Брызнула кровь, и на месте пера осталась рана.
– Нет, нет, нельзя, не сейчас.
Она схватилась за другое перо, заговорённое, сжала сильно, впилась ногтями в собственную ладонь, упала на колени, не в силах идти. Она не должна дальше идти. Не теперь.
– Третьяна, Третьяна, помоги! – крик вырвался из груди вместе с дыханием.
Она зарылась руками в снег, в землю. Тело под одеждой ломалось, кости хрустели.
Хруст. Хруст. Перелом. Она ломалась, извивалась. Она менялась.
Кровь яркая, горячая, золотая, но кожа чёрная, чужая, и разум разрывался.
– Третьяна…
Говорила ли Дара ещё по-людски или кричала на птичьем языке?
Зелёное и серое, зелёное и серое. Что это?
Она замерла, рукой схватилась за горло, ловя хриплое дыхание. Голос её улетел наверх, к небу.
Тихо.