Пуанта — страница 35 из 49

— Удивлена?

— Да. Не думала, что ты замечаешь такие места. С высоты своего самолюбия.

— Прекрати кусаться, — горячо шепчет мне на ухо, кладя руки на бедра и направляя в сторону столиков у окна, — Не будь сукой.

— Извини, не могу. Это все, что я умею.

— Ну… не все.

Макс слегка кусает меня за мочку уха, но прежде, чем я успеваю заершиться вновь — отодвигает стул и усаживает на него, как неразумного ребенка. Приходится тушить негодования, да и дальше лучше не становится: к нам подходит официант.

— Здравствуйте, вот ваше меню.

— Здравствуйте, в этом нет необходимости. Мы будем ваши фирменные Аранчини с баклажанами и ветчиной.

— О, вы у нас уже бывали?

— Да, вот хотел познакомить с настоящей, итальянской кухней свою любимую невесту.

Улыбается так гаденько и на меня смотрит, официант тоже опускает глаза, кивает, но с доброй улыбкой, потом говорит:

— Синьора, вам очень понравится…

— Она не говорит по-итальянски.

Про себя усмехаюсь: ага, как же. Когда-то не говорила, но теперь — уж дудки снова оказаться в такой ситуации, и я подбираюсь, чтобы гордо вступить в разговор.

— Вообще-то, — делаю ударение на первом слове, плавно переведя взгляд с Макса на официанта, — Говорю. И я предпочла бы пасту.

Ловят шок все. Официант, который косится на Макса, Макс, который пялится на меня — а я улыбаюсь. О да, сучка, так то!

— Видимо… — наконец приходит в себя, откашлявшись с улыбкой, — Моя невеста решила приберечь эту информацию до свадьбы. Тогда пасту.

Официант загадочно улыбается, кивает и уходит, а мы остаемся наедине. Я смотрю на него с поднятыми бровями, но не скрываю, что смакую этот момент, а он меня разглядывает. С дурацкой такой улыбочкой…

— Не ожидал. Давно ты говоришь на итальянском?

— Однажды одна фригидная сука пыталась тыкать меня носом в то, что я не знаю этот язык, — гордо заявляю, — Мне это не понравилось.

Ожидаю злости, но получаю лишь искренний смех. Макс кладет руку на мою и слегка ее сжимает, переплетая пальцы, шепчет.

— Ты невероятная.

— Прекрати вести себя так, будто мы на свидании — это странно.

Я пугаюсь. Вот чем обусловлена моя реакция, не сучестью, а именно страхом. Не знаю, понимает это Макс или нет, но давить не давит и на том спасибо. Вот только эта его улыбочка… она не исчезает. Пока мы едим на месте, когда он расплачивается, даже когда выходим — я чувствую ее затылком, а когда попадаю на улицу, Макс хватает меня за руку. Сначала я пугаюсь больше, не знаю, чего ожидать, но он прижимает меня к стене здания и хрипло шепчет:

— Я от тебя без ума, черт бы тебя побрал…

Он много раз целовал меня, я и сосчитать не сумею, даже если захочу хотя бы за то время, что мы снова встретились, но этот раз… он какой-то особенный. Мои губы горят, пока мы ходим по городу, они пылают, когда он рассказывает мне очередную легенду очередного места. А сердце быстро-быстро стучит, что-то предчувствуя.

Сначала я стараюсь игнорировать воспалившуюся интуицию, но когда мы останавливаемся напротив Фонтана слона, тут уже становится просто невозможно не замечать: что-то не так.

— … имени мага-некроманта Гилиодоруса. Согласно легендам, он жил здесь и обладал уникальной возможностью превращать людей в животных…

— Макс, что ты задумал? — тихо спрашиваю, он на миг замирает, а потом продолжает, как заведенный.

— Говорят, что Гелиодорус сам высек изваяние слона и совершал на нем путешествия из Катании в Константинополь…

Не выдерживаю и дергаю его за руку так, чтобы он на меня повернулся, а потом серьезно спрашиваю еще раз.

— Что ты задумал? Что происходит?

— Ничего такого.

Врет. Он врет мне, он напряжен, и он, твою мать, врет!!!

— Ты врешь! — повышаю голос, — Говори немедленно! Что происходит?!

— Давай зайдем в собор? Там очень…

— Я не хочу идти ни в какой собор! Говори! ЧТО ПРОИСХОДИТ?!

На нас начинают оглядываться, и тогда Макс берет меня за локоть и тащит ко входу молча — я иду. Не отбиваюсь, иду, мне ведь вдруг становится так страшно, что я будто под чем-то: совершенно лишаюсь возможности говорить и думать.

Дверь за нами захлопывается с грохотом, который отдается от каменных, высоких сводов эхом. Но мне плевать… Я сжимаю себя руками, смотрю в пол и роняю слезы — мне вдруг все становится ясно…

— Ты увез меня, чтобы что-то сделать с моим папой, да?

— Амелия…

— Ты его убил?! — ору так, что сама морщусь, когда мой голос ударяет меня со всех сторон.

Макс же отважно выдерживает не только звуковую атаку, но и мой взгляд, потом делает шаг и стирает слезы большими пальцами.

— Я никогда не наврежу твоему отцу, Амелия. Это разобьет твое сердце, а я на это больше никогда не решусь.

— Что… что тогда…

Он аккуратно поворачивает мою голову, чтобы я в очередной раз убедилась: никогда не говори никогда.

* * *

Мы медленно подъезжаем к небольшому, но все еще шикарному особняку прямо на берегу моря, но в отдалении от центра. Здесь тихо, и, кажется, я слышу только биение своего сердца, но глаз не поднимаю. Потому что не верю, что произошло всего час назад — не верю и все тут! Макс выводит меня из машины, точно теленка за веревочку, и я, пребывая в каком-то кататоническом ступоре послушно иду следом. Не сопротивляюсь. Не бегу. Потому что смысла уже нет.

Мы попадаем в тихую, темную гостиную. Луна — это единственное, что дает хоть какой-то свет и покрывает диван, мягкий пол, кухню, синим свечением. Он ведет меня дальше. Открывает дверь. Я захожу, но это не мой выбор, если честно, я бы с удовольствием сбежала, особенно сильно чувствую это желание, когда на его пальце бликует кольцо.

— Синьора Александровская… — шепчет мне на ухо, кладя руку по-хозяйски на живот, — Добро пожаловать домой.

Я, если честно, не помню церемонии — ее как будто вовсе не было, но она была. Там, в древней, исторически важной церкви в центре Катании, я стала его женой. Законной женой, твою мать, и я не чувствую радости. Я ничего не чувствую, кроме страха и какой-то боли, от которой с моих глаз снова срываются слезы. Макс поворачивает меня на себя, берет лицо в ладони и, как всегда делает, стирает их с щек с какой-то странной полу-грустной, полу-восторженной улыбкой, шепчет.

— Не плачь, малыш. Все будет хорошо. Вот увидишь. Все будет хорошо.

— Нет… не будет.

— Будет. Я люблю тебя.

— Замолчи… — пытаюсь отстраниться, но он перекладывает одну руку мне на поясницу и притягивает к себе обратно.

— Никогда не перестану этого говорить. Сколько не проси — не перестану. Я люблю тебя.

— Нет…

— Люблю, как никогда и никого не любил.

— Заткнись… — шепчу, закрываю глаза, пытаюсь отвернуться, но все зря.

Я уже попала в эти сети, и мне, к сожалению, пути из них нет. Лишь на миг я чувствую что-то вроде «свободы», когда удается извернуться из его объятий, но Макс прижимает к себе спиной и, крепко на крепко обхватив руками, приближается. Дыхание опаляет шею, на которой он оставляет короткие поцелуи и шепчет.

— В Москве у нас будет шикарная свадьба. Любая, все, что ты захочешь. Я сделаю для тебя все, но… твой отец что-то задумал. Я вижу, что задумал, но я ему не позволю снова забрать тебя у меня. Я этого не переживу…

Вцепляюсь ему в руки ногтями и пытаюсь вырваться, ан-нет. Не тут то было — он лишь улыбается шире и продолжает.

— Я люблю тебя. Я так долго ждал этого момента, когда ты будешь моей, если бы только знала. Если бы ты могла заглянуть мне в сердце… Черт, Амелия, я так тебя люблю.

— Хватит… — жалобно шепчу, он мотает головой.

— Никогда. Мне было страшно тогда, но сейчас, когда я столько времени был один, это пугает меня больше всего — снова быть одному. Без тебя.

— Я…

— Я должен был сказать тебе тогда, но струсил. Вел себя, как идиот. Бежал. Отталкивал. Но… я не могу. Ты, как будто внутри меня, и если тебя нет — я пустой. Тогда я это понял слишком поздно, но я больше так не облажаюсь.

Вдруг зажигается свет, и я щурюсь, но стоит зрению привыкнуть — выдыхаю. Вокруг просто миллион цветов: хризантемы и белые ягоды омелы. Они везде, буквально везде — вся огромная спальня ими усыпана, и я невольно открываю рот, разглядывая, как красиво здесь все украшено. Для меня.

Макс пользуется этим моим состоянием и, мягко сжав предплечья, снова поворачивает на себя. Смотрит так. Черт, как же он смотрит. Помню, я слышала от Лилианы дебильную фразу из дебильного фильма:

«Он словно ребенок в день рождения. Женщина для него как долгожданный подарок. Он спешит посмотреть, что за сокровище там, внутри…»

Я вдруг к своему шоку понимаю, что уже видела этот взгляд. Макс уже смотрел на меня так. Давно. Когда-то очень давно, будто в другой жизни, он уже раздевал меня с таким же взглядом, как сейчас. И то ли я пытаюсь вспомнить, то ли пытаюсь взвесить так ли это? Но позволяю плавно, медленно стянуть с моих плеч белые лямки, а когда платье падает к ногам, неожиданно смущаюсь, закрываюсь от него. Будто снова тот маленький, глупый котенок…

Макс слегка улыбается. Он снимает с себя белую футболку, а потом делает на меня шаг и аккуратно, бережно берется за запястья, но не разводит на сильно — ждет.

— Не прячься от меня. Я люблю тебя любую и всегда буду любить тебя любой. В хорошем настроении, в плохом. Злой, грустной, когда ты мне хамишь. Когда провоцируешь. Сукой и котенком — ты нужна мне вся. Абсолютно вся.

Я испуганно хлопаю глазами, но… поддаюсь и опускаю руки, а он притягивает меня к себе за бедра и нежно целует. Снова так, как никогда до этого — с каким-то незнакомым мне трепетом, — а потом поднимает на руки.

Макс опускает мне на кровать аккуратно, покрывая каждый миллиметр тела поцелуями. Это странно, но будто ему просто напросто мало, а мне это нравится. Я выгибаю спину навстречу его губам, ему навстречу, и не собираюсь больше сожалеть. Точно не сегодня ночью. И думать. Точно нет. Не сегодня. Это какой-то настолько особенный момент, что я жестко смахиваю все сомнения в долг