— Нет.
— Нет?! — злобно усмехается, а потом повышает голос, — Ты только и мечтала, что о свободе! Я тебе ее даю! Подписывай эту херню и вали отсюда!
— Я сказала — нет!
— Вали отсюда. Я не хочу тебя больше видеть, и быть с тобой не хочу! Все кончено!
— Ах так?! Пошел ты! Ты заставил меня выйти за тебя, теперь будешь терпеть, пока я не решу, что все кончено!
— Кем ты себя возомнила?!
— Твоей чертовой женой, козел!
Градус нарос просто максимально, и мы, не смотря ни на что, снова тяжело дышим и яростно сверлим друг друга взглядом, пока я не стухаю. Смотрю на документ, потом на него, и тихо, рвущимся голосом, спрашиваю:
— Зачем ты это делаешь, Макс?
— Да потому что мне предстоит сложная операция, твою мать! Которую я могу не пережить! Или стану калекой! Ты это понимаешь?! Ты говорила вообще с врачом?!
Знаю. Понимаю. Говорила. Осколок от пули застрял у Макса в теле, и его надо срочно вытащить. Они не могли тогда, потому что он был совсем в плохом состоянии, поэтому нужна была кома. Дать немного времени прийти организму хотя бы в подобие нормы, но из-за ожидания увеличились риски осложнений. Это было очень непростое решение, но, к сожалению, единственно верное. Более серьёзное вмешательство на тот момент, он бы просто не пережил.
— По-другому было нельзя.
— Я знаю, — бесцветно соглашается, а потом отворачивается к окну, — Но я слишком долго был эгоистом, а теперь… Я не готов обрекать тебя на жизнь с убогим.
— Ты…
— Подпиши бумаги, Амелия, и уезжай в Питер. А лучше в Японию к Августу. Марина сказала, что он там с нашими родителями… будь там с ним. Ты ему нужна.
— А тебе нет?
— Амелия… не усложняй. Ксению до сих пор не нашли, ты здесь в опасности. Если я выживу и приду в норму, я приеду за тобой и снова попрошу твоей руки. Нормально. Как ты того достойна, но… Сейчас. Сейчас не то время. Прости.
Смотрю на бумаги, хмурюсь. А потом рву их.
— Что ты делаешь?!
Рву еще раз. Откидываю их и смело встречаюсь с ним взглядом. Подхожу. Беру за руку. Макс молчит, я, стерев предательскую слезу, слегка улыбаюсь, а потом присаживаюсь на кресло и касаюсь его ладони губами, шепчу.
— Ты такой придурок, когда я перестану удивляться вообще?!
— Амелия…
— Я люблю тебя.
Макс молчит, а я поднимаю на него взгляд, потом сама поднимаюсь и присаживаюсь на край постели. Касаюсь щеки. Он такой же красивый, но мне плевать на это — главное, что он смотрит на меня, и я вижу снова его необычные глаза. Любимые. Родные. Этому я слегка улыбаюсь, снова быстро стерев слезы, которые клятвенно обещала не лить, но они меня по-прежнему предают.
— Знаешь? Всегда, когда я это говорила, ты… не слышал, наверно, но… я тебя правда люблю.
— Я знаю, и я помню каждое твое слово.
— Зачем ты меня отталкиваешь?
— Я не хочу, чтобы ты страдала.
— Тогда прекрати. Сейчас.
— Амелия…
— Я тебя никогда не брошу. Больше никогда.
— Все может плохо…
— Ты меня любишь?
Он ни на миг не медлит.
— Никогда не перестану.
— Ты сказал, что будешь любить меня любой. Это тоже правда?
— Абсолютная.
— Тогда почему ты думаешь, что я не буду?
— Знаю, что будешь, но не хочу…
— Семья — это не только крутой секс на берегу моря, Макс. Когда сложно — это тоже семья. Это особенно семья.
Слегка касаюсь его губ, но сама смотрю ему в глаза и добавляю.
— Ты обещал мне дочку. И свадьбу. Александровские всегда держат свое слово.
— Ты действительно хочешь провести всю жизнь рядом с калекой?
— Ты не станешь калекой, а даже если и да — мне плевать. Я хочу провести всю свою жизнь рядом с мужчиной, которого так сильно люблю, что дышу без него через раз. Рядом с мужчиной, который любит меня еще больше. Ты с этим справишься?
— Ты уверена?
— Абсолютно.
Целую его. Наконец-то. Черт! Я так долго об этом мечтала, что углубляю поцелуй, а отстраняюсь с большим трудом, страшась причинить боль. Макс жмурится. Кажется, это все равно произошло, и мне страшно — я оглядываю его всего:
— Тебе больно?! Я тебе куда-то надавила?
— Нет. Мне не больно, — со смешком отвечает, потом открывает свои прекрасные глаза и в них горит давно знакомая мне хитринка, — Но, кажется, мое тело очень не прочь подумать о дочке.
Макс немного волнуется, когда мы зовем всех наших сюда, и я от этого просто в восторге — улыбаюсь.
— Боишься?
— Ты сказала, что твой отец в курсе?..
— Да он сразу знал.
— И про замужество?
— Ага.
— Он меня убьет.
— Не убьет, — усмехаюсь, но беру его руку в свою и кладу себе на колено, прижавшись плечом к его, — Фырчит немного, но это так… для затравки.
— Вряд ли он в восторге.
— Он сам такой же, не парься. Потом попроси его благословения, ему такое нравится. И… кольцо.
— Что с ним?
— Я хочу другое, это просто ужасное…
Показываю огромный камень, потом начинаю смеяться и кошусь на Макса с сарказмом.
— Ты выбирал его по принципу «самый большой»?
— Консультант сказал, что женщины от таких в восторге. Забыл, что ты необычная женщина.
— Мне всегда нравились кольца от Гарри Уинстона[6][Гарри Уинстон — американский ювелир. В 1932 году в Нью-Йорке Уинстон основал компанию Harry Winston Inc.. Он был известен как «король бриллиантов».]… Так что как знать? Женщины обожают короля бриллиантов…
Макс не успевает мне ответить, потому что дверь открывается, и первой в комнату заходит Марина. Но ловит ступор. Знаете? Это даже забавно. Думаю, что она хотела его утешить, как всегда делала, а тут я сижу на его кровати, за руку его держу, улыбаюсь.
«Как я могла подумать, что она причастно к тому, что произошло?» — этот вопрос особенно актуален, когда я вижу, как она, клянусь, вздыхает с облегчением.
— Итак… — начинает Лекс, но я киваю.
— Да, вы все поняли правильно. Развода не будет.
— Как ты его убедила отступить от этого бреда? — веселится Миша, на что я просто пожимаю плечами.
— Я ему угрожала.
Смех отражается от стен, и вроде все в хорошем настроении, кроме папы. Он стоит в отдалении, руки на груди сжал и надулся, как шар, поэтому я тихо обращаюсь к нему напрямую.
— Прости меня, пап, но…
— Ты его любишь.
— Да. Очень. И я абсолютно счастлива.
Закатывает глаза, а Макс вдруг привстает и серьезно так, не смотря на все свое положение, заявляет.
— Я ее никому не позволю обидеть.
Нелепо это немного, и я усмехаюсь даже, а потом смотрю ему в глаза и киваю.
— А когда он не сможет, я не позволю никому обидеть его. Мы — равноправные партнеры. Да, господин Александровский?
Мой сарказм он принимает и улыбается, а потом подносит руку к губам и целует.
— Да, госпожа Александровская.
Глава 18. Пуанта
Пуанта — это самый трудный, впечатляющий ход в маневре или комбинации.
Амелия; 23
Аккуратно провожу по его лицу кончиками пальцев и улыбаюсь.
— Все будет хорошо.
Макс не поддерживает моего настроения, он чувствует себя не в своей тарелке, но что тут сделаешь? Он это понимает и слегка мне улыбается, я киваю.
— Не волнуйся, родной, все будет хорошо. Мы со всем справимся…
— Если все кончится плохо…
— Не кончится.
— Амелия…
— Макс, хватит! — выпаливаю, от чего он ловит шок, и тогда я приближаюсь снова и хмурюсь, — Ты помнишь, о чем мы говорили?
— Да.
— Ты мне веришь?
— Абсолютно.
— Тогда повтори: все будет хорошо.
— Я люблю тебя.
— Повтори.
— Все будет хорошо.
Я медлю еще мгновение и целую его, как раз в тот момент, когда Кирилл вводит ему наркоз.
Вообще, это запрещено на всех уровнях, но не для таких как мы. Для нас запреты не существуют, мы на особом положении, которому я, в кои то веки, рада. Мне ведь можно посидеть с ним до того момента, как подействует лекарство, что я и делаю. Присаживаюсь рядом и крепко сжимаю его руку. До операции примерно десять минут, его совсем скоро должны увести, и я не удивляюсь, когда дверь в палату открывается.
— Мне сказали, что я могу пойти с ним…
— О, ты непременно с ним пойдешь.
Голос странный. Нет, я его никогда не слышала, но звучит он больно надменно, поэтому я резко оборачиваюсь, наставив на человека пистолет. И да, я знаю, чувствую, что он мне понадобится — передо мной стоит Ксения. Со своим пистолетом. Она красивая, прямо как я себе ее и представляла. Высокая, статная, с идеально прямой спиной и идеально холодным взглядом.
Мы молчим. Странный это момент встречи с бывшей, которую я когда-то так боялась — я же винила себя за это. Потому что знала: мне на нее было плевать. Так нельзя, это неправильно, но я всегда учу Августа не врать, а врать себе — это последнее, что тебе на самом деле нужно, и я давно уже не скрываю. Я Макса так сильно люблю, что не было у меня вариантов отказаться от него. Это ведь все равно, что отказаться от кислорода, и вот к чему я говорю. По факту я не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы не Август. Не забеременей я тогда, сбежала бы? Оставила его? Согласна была бы стать его любовницей? Я правда не знаю. Мне хочется верить, что нет. Всем хочется верить, что они лучше, чем есть на самом деле…
— Наконец-то мы встретились, — тихо говорит она, и я в ответ киваю.
— Я тебя такой и представляла.
— Какой же?
— Красивой.
Ксения усмехается, а потом отводит предохранитель и наклоняет голову на бок.
— Наверно каждая жена мечтает о таком вот рандеву. Холодными ночами, в холодных постелях, в слезах… они мечтают стоять напротив любовницы мужа с дулом у ее головы.
— Я не его любовница.
— Правильно, больше нет. Теперь ты его жена.
— Да. И я не позволю тебе навредить ему.
Отвожу свой предохранитель, и губы Ксении трогает улыбка. Я молчу, она тоже, но недолго. Тихо, почти нежно шепчет.
— Ну давай. Насчет три? Проверим, кто лучше стреляет, малыш? Раз.