Шумно выдыхаю.
— Два.
Готовлюсь.
— Три.
Нажимаю на курок.
Щелк.
Ничего не происходит, а комнату разрывает от громкого смеха. Ксения в момент перевоплощается, когда вся ее холодность падает к ее длинным ногам, и я вижу безумие. Страшное безумие, оно ее уродует по щелчку пальцев.
— Ты на самом деле готова убить ради него?! — вопрошает, а у самой глаза горят бешеным огнем, — Черт, а мы так похожи с тобой по итогу то!
Я отступаю ближе к Максу, закрываю его собой, как раз в тот момент, когда дверь открывается. Ксения без раздумий стреляет, и бедному медбрату только чудом удается успеть пригнуться. На месте дыры в стене должна была быть его голова…
— ПОШЕЛ ВОН! — орет она, — ИЛИ Я ТЕБЕ БАШКУ ПРОСТРЕЛЮ! ВОН! КТО ПОПРОБУЕТ ПРОНИКНУТЬ В ПАЛАТУ, УБЬЮ! И ИХ УБЬЮ! СРАЗУ! ВОН!!!
Она хватается за кресло и в считанные секунды ставит его под дверь, блокируя ее, а мне наивно кажется, что это хороший момент для попытки ее остановить. Я хватаюсь за длинный шприц, делаю шаг и тут же замираю под дулом, который на меня в мгновение ока переводит бывшая жена моего мужа.
— А-а-а… — тихо мотает головой и цыкает, — Не стоит этого делать. Ты же не хочешь умереть раньше времени?
Отступаю назад к Максу. Ксения же улыбается и обходит комнату, а потом присаживается в другое кресло у стены напротив. Что она задумала? Пока не знаю, но что-то подсказывает — это ненадолго: она слегка мотает пистолетом, небрежно так, намекая, чтобы я села.
— Я много раз думала… — после достаточно долгой, напряженной паузы, кивает, — …Какая ты?
— Разочарована?
— Удивительно, но нет. Ты мне симпатизируешь, малышка Амелия.
— К чему тянуть? — также тихо спрашиваю, хмурюсь, — Ты здесь, чтобы убить его? А потом меня?
— Вообще-то нет. Конечно, изначально план был такой, но потом я подумала… и что? Он умрет, и его боль закончится, а такой расклад мне не подходит.
— И какой же подходит?
— Убить его иначе — вот чего я хотела.
— В смысле?
— Забрать у него тебя.
Ну… не сказать, что я удивлена. Слегка усмехаюсь и отворачиваюсь, молчу, пока Ксения достает сигарету и раскуривает ее, но с первым облаком дыма не выдерживаю. Жму плечами.
— Так к чему тянуть?
— Он должен видеть.
— Ты хочешь, чтобы он проснулся от наркоза…
— Да. Но… знаешь, есть же и другой вариант…
— Чтобы ты просто ушла, и оставила нас в покое?
— О, нет, это не вариант.
— Какой тогда?
— Пока мы будем ждать, поболтаем. В конце концов, когда ты узнаешь всю историю, может быть и сама захочешь его убить? Лучшая месть — чтобы он знал, как ошибался.
— Хочешь настроить меня против мужа? Не выйдет. Я знаю его абсолютно полностью и доверяю ему также абсолютно.
Ксения начинает смеяться. Закинув голову назад, также откинув свои длинные, красивые волосы. Я стараюсь не реагировать — провокация, вещь такая. Не достигнет цели, не получит результата.
— Ты? Знаешь его? Нет. Вот я его знаю. Тебя же он боится, поэтому никогда не признается во всем, что делал в своей жизни. Макс понимает, что только я приму его любым, со всей его грязью, со всеми его плохими, неправильными мыслями. На его стороне всегда буду только я.
— Это не так.
— Что ты тогда теряешь? Или боишься разочарований?
Пару мгновений медлю, смотрю на Макса, а потом сжимаю его руку и киваю.
— Не боюсь. Начинай.
Теперь медлит Ксения, видимо решает с чего начать, прикладывая дуло к голове. Прикрывает глаза… ага, нащупала, улыбается ведь..
— Мы познакомились, когда нам было по тринадцать лет.
— Тебе перевели из Лондона, я знаю.
— Да, но не то чтобы перевели… Скорее попросили отца меня забрать.
— Почему?
— Я была слишком умной, и это их пугало.
Нарциссизм — прекрасно. Не отвечаю, она хоть и ждет реакции — я по-прежнему ее не даю, киваю.
— Продолжай.
Ксению такой расклад злит, и это только подтверждает мои мысли, но она, как я, отлично себя контролирует — улыбается шире.
— Когда я впервые увидела его, сразу знала — он будет моим. Ты должна понимать, это не вопрос выбора. Макс — идеальный. Он даже в том возрасте и со всеми его глупостями был таким. Его взгляд, его лицо, его поведение…
— Я понимаю.
Пару раз кивает.
— Но он был всего лишь неограненным алмазом, а это меня не устраивало.
— И что же ты сделала, чтобы его огранить?
— Подтолкнула его к правильному решению. Знаешь, у нас школа была совершенно другая, не такая, как у всех обычных людей. В ней учились только самые привилегированные члены общества, скажем так, только лучшее. Но даже в наши ряды нет, нет, а залетали пылинки вроде тебя.
— И одну из таких пылинок ты покалечила?
— Нет… — усмехается снисходительно, — Такие пылинки для нас, как для людей высшего сорта, все равно что бриллианты. С вами же делать можно, что угодно. Вы, как наши рабы. Хочешь — трахай, хочешь — бей. И тебе за это ничего не будет, потому что нет у вас никаких рычагов воздействия.
Холодею, сжимая руку Макса сильнее, но внешне держусь особняком. Ксения поджимает губы и делает одну глубокую затяжку, перед тем, как продолжить.
— Был у нас клуб такой… по интересам, скажем так. Макс с детства пользовался дикой популярностью у девушек, и снова: в этом нет ничего удивительного. Он же не просто красивый, сама понимаешь, он умный, веселый, обаятельный… Но вот в чем проблема… нерешительный. Он никогда не участвовал ни в одном соревновании клуба, а его членом только числился.
— Что за соревнования?
— Разные… Ради примера: в одном семестре десять парней соревновались в количестве нежных цветков, которые они смогут собрать. Кто больше — тот выиграл.
— Лишали девственности…
— На спор. Грубо и топорно говоря, да.
— Макс в этом не участвовал.
— Ты права, никогда. Но не потому что он считал, что это плохо, Амелия. Потому что ему было мерзко касаться жалкой челяди. Он считал, что это выше его достоинства, я это понимала и не настаивала, но дала понять: Макс, есть и другие соревнования. Например… по развращению.
Снова сжимаю руку Макса, а сама проглатываю вязкую слюну, но молчу — мне сложно чем-то это отбить, потому что я на своем опыте знаю, что это правда. Глаза Ксении тем временем вспыхивают, а губы усмехаются…
— Он был в этом великолепен. Истинный Макс. От него уходили настолько… грязными, насколько ни одна шлюха с трассы никогда не станет. Он — король открытий. Ты понимаешь, что это значит. На своем опыте ощутила то, как он умело манипулирует, да? Так, что ты думаешь — это твоя идея. Такой у него дар. Заставлять думать, что то, что он хочет — твоя идея. Вот, например, ты. Когда ты сделала ему минет в первый раз, как это было?
— Я не стану отвечать на этот вопрос.
— На самом деле нужды в этом нет, я все итак видела.
Слегка краснею, а сама буквально вцепляюсь в Макса, что Ксения смакует. Она видит, какую реакцию получает, и она доставляет ей удовольствие, которое никто скрывать не собирается. Улыбка ведь и не думает сходить с ее пухлых губ.
— Ты до сих пор думаешь, что это было твое желание? Не его?
— Я знаю это.
— В тебе говорят чувства, малышка. Ты его любишь. Но ты ли решила это? Или он? Уже нет такой сто процентно железной уверенности…
Опускаю в пол глаза, а она вдруг подается вперед и шепчет.
— Помню, когда вы только познакомились, он говорил со мной о тебе. И я, как будто это было вчера, помню, что он тогда сказал. «Это будет проще, чем я думал». А потом мы занялись любовью.
Снова сжимаю руку Макса, но гордо поднимаю глаза и расправляю плечи, чтобы ее поправить.
— Вы трахнулись.
— О нет, милая, мы никогда не трахались. Между нами с Максом особая, сильная связь. Это любовь. Когда принимаешь на сто процентов все, что есть в голове, и все наши романы на стороне — меркнут по сравнению с такой любовью.
Опа. Это уже интересно.
— То есть ты ему изменяла?
— Мы оба знаем, что моногамия — это выдумки социума. Мужчина не создан быть верным одной женщине, так просто не работает. Я к этому отношусь спокойно, и так как я за равноправие, тоже имела право на интрижки. Он о них знал. О каждом. Я никогда и ничего от него не скрывала.
— И много у тебя их было?
— Много.
— Тогда почему ты столкнула с лестницы ту девчонку?
— Потому что она думала, что может занять мое место. Макс увлекся ей, она была вся такая светлая и ангельская, и он думал, что она ему подходит. Черта с два! Она — никогда бы не поняла его и предала бы при первой же возможности. Я это просто доказала.
— Стоп… — тихо усмехаюсь и киваю, — Толчок с лестницы — это всего лишь… начало, не так ли? Ты ей угрожала.
— Не знаю, можно ли считать угрозой дружеский визит?
— Думаю, что в твоем случае — можно.
— Тогда угрожала, получается так?
Пару мгновений молчу, но потом вдруг понимаю…
— Ты угрожала Лилиане.
— О… твоя сестра — это вообще отдельная тема.
— И все же.
— Нет. Не угрожала. Не было необходимости ей угрожать, малышка. Я просто приехала и поговорила, а она быстро сориентировалась. Макс бы все равно ее оставил, она начала его угнетать.
— Ты подтолкнула ее к Петру Геннадьевичу…
— Я просто посоветовала ей не упускать возможности.
— Но откуда ты знала об этих воз… — вот черт, замираю на миг, а потом еще тише произношу, — Ты и его подтолкнула…
Она начинает смеяться, а я в который раз крепко держусь за Макса, потому что это уже за гранью, если честно… И кто бы мог подумать, да?
— Петр всегда виделся мне тигром, который мечется в клетке. Однажды, мы с ним выпивали у него в кабинете…
— Ты тоже с ним спала?!
— Нет! — возмущается, но потом расслабляется и закатывает глаза, — Тогда он к такому готов не был, а может просто знал, как Макс ко мне относится? Не смотря ни на что, Петр своего сына очень любит. Ты можешь в это верить или не верить, но это так. Да, его методы воспитания были очень жесткими, но это скорее определялось страхом, нежели жестокостью.