— В общем… эм… он ваш брат.
Поднимаю брови, стараясь не реагировать на смешки, но тут он добавляет.
— Двоюродный.
Вот это уже интересно. Дети Александровского застывают, а он жмет плечами и выдыхает сигаретный дым.
— Гриша познакомился с его матерью в одной кафешке в Нью Йорке много лет назад, закрутилось, и вот…
— Почему он это скрывал?
— Потому что он его не хотел, да и вы же знаете: он политик, а его жена… в общем тема это больная.
Знаю. Жена их дяди детей иметь не может, а Григорий Александровский никогда не хотел особо, как мне по крайней мере казалось. Он, может быть, и был превосходным политиком, но в плане детей… насколько я поняла, так как особо его и не знала, они у него никогда в приоритете не были. Григорий умер пару лет назад, и это так странно, как даже после его смерти и пройденного времени, его тайны вскрываются только сейчас. Интересно почему?
— …Кларисса, так зовут маму мальчика, приезжала лет пятнадцать назад, но Гриша открестился и… в общем я предложил помощь. Он все таки семья. Я ему потом даже фамилию нашу предлагал, сказал, что признаю его своим сыном…
— Ну да. Тебе то от кого таиться?
Кое-кто из отпрысков королевского семейства все никак угомониться не может, но Петр стойко сдерживает любые нападки абсолютным спокойствием.
— …Но мальчишка отказался. Вообще, он очень талантливый. Я оплатил ему учебу в Гарварде, но все остальное он сам сделал и от содержания давно отказался, да и долг все пытался вернуть… Хороший парень, Кларисса молодец.
— Зачем было скрывать?
Петр молчит. Я вижу, что смотрит в пол, что-то будто перебирает, а потом понимаю — ни что-то, а руку Марии. Макс также делает, когда сильно нервничает, и мне вдруг так на душе тепло становится. Я смотрю на своего мужа, который сейчас уже десятый сон видит, и удивляюсь: какими же бывают сильные мужчины слабыми. У всех есть мягкое место, не смотря на панцирь любой жесткости. Макс сейчас сплошное мягкое место — он очень уязвим. Я защищаю его отважно и горячо, как говорит Чехов, точно львица, и поэтому не удивляюсь, когда Мария делает тоже самое.
— Прекратите немедленно!
Их взрослые дети мигом замолкают. Подняли шум и гам, усмешки и жестокие шуточки кидают, а как по щелчку перестают. Тон их матери вдруг становится таким жестким, что даже я вытягиваюсь по струночки, но быстро расслабляюсь:
«Черт, а я ведь похожа с ней…» — мелькает в голове, и это достаточно забавно.
Говорят, что девушки выбирают себе мужчин, похожих на своих отцов, и это так. Макс чем-то совпадает с моим папой, но, кажется, мужчины подвержены такой вот теории ни чуть не меньше.
— Я не потерплю неуважения к вашему отцу!
— Ты серьезно, мам?!
— Марина, немедленно прекрати! Мы должны попытаться начать все сначала.
— Это без меня.
— Марина…
— Нет, мам. Ты спятила там на этом острове или как вообще?! Тебе память отшибло?!
— Мария, остановись, — устало выдыхает Петр, потом смотрит на нее, а потом перевод взгляд в экран, — Я скрывал, потому что Гриша был хорошим, и для вас он стал ориентиром. Не хотел, чтобы вы знали, что и хорошие люди ошибаются.
Повисает пауза, которая Петру дается сложно. Он поэтому почти сразу ее и разрушает, не хочет слышать в ответ ничего: ни хорошего, ни плохого.
— В общем, мы с ним общаемся до сих пор, он как раз спинальный хирург, и к нему едут со всего мира… Если кто-то поможет Максу, то это будет он.
— Считаешь, что Макс от тебя что-то примет? — усмехается Лекс, а вот тут уже вступаю я.
— Примет.
— Мел, ты извини…
— Я ему пока не сказала, так что кто проболтается — того убью, но… — мнусь, как дура улыбаюсь, потом бросаю взгляд на Макса, — Я беременна.
Амелия; 25
Да. Так бывает. Иногда нужен только толчок. Макс окончательно не сдался, после той первой операции, только из-за Августа, а Дамир заставил его собраться окончательно. Когда я рожала в Лос Анджелесе, Макс уже стоял на ногах, с тростью, но сам. Теперь ему и трость не нужна. Конечно, жаль, что не девочка — тогда он стал бы по меньшей мере Богом, — хотя нет. Вру. Мне не жаль. Не нужен мне Бог, мне он нужен. Такой, какой он есть, да и девочка — дело наживное, как никак. Вдруг сейчас она во мне как раз и растет?
Я улыбаюсь сильнее, прижимая руку к еще пока плоскому животу, а сама глаз не могу оторвать от своей семьи. Это мой подарок за все, через что я прошла… Так и есть же. Мне уже плевать, что не так как у всех, что необычно — искренне и абсолютно.
Не верите? Сейчас докажу. К моему мужчине как раз направляется наша соседка. Высокая блондинка, у самой маленькая девочка — дочка ее, но с мужем не сложилось. Я прекрасно знаю, что она теперь на моего глаз положила, и это достаточно забавно. Макс на нее никогда не смотрит, и нет, я не наивна, просто знаю это. Мне не нужно проверять, но иногда все же нравится — маленькая, женская шалость, если угодно. Я откидываюсь на спинку своего сидения, прикрываю уже открытую дверь и смотрю. Честно? После слов Ксении, меня одолевали страхи — напрасно. Она ему улыбается. Вон и кофту с вырезом до пупа одела, а Макс смотрит только на Дамира. Они о чем-то разговаривают с ним, на нее он почти не реагирует, только из-за вежливости…
Нет. Ну все. Хватит.
Сердце не выдерживает все равно. Я выхожу, и снова убеждаюсь, что не нужен ему никто, кроме меня — Макс меня чувствует. Он сразу же оборачивается, а сам аж светится… Конечно, мне знакомо такое выражение лица — я его каждый день в зеркале вижу. Он прямо как я. Мы — отражение друг друга.
Думаю, что в конце концов наша Пуанта состоялась. Это же как? Самый сильный ход в маневре, а мы свой маневр отработали на все сто процентов. Слишком уж боролись за нашу любовь, оба при том. С обстоятельствами, с окружающими, с семьей, с самими собой, так что теперь… разве кто-то может ее разрушить? Нет.
— Привет, малыш, — тихо шепчет он, когда я подхожу, обнимает, — Я по тебе скучал.
— И я по тебе тоже, любовь моя.
Он передает мне нашего сына, потом зовет Августа, чтобы вместе мы пошли к дому. Сейчас за ними приедет их дед — Петр Геннадьевич вернулся в страну, но не к делам. Он все еще боится соблазнов, поэтому они с Марией живут в тишине, как мои родители. Какие у него отношения со своими детьми? Да шаткие. Ни туда, ни сюда, но они, по крайней мере, друг друга больше не ненавидят — уже хорошо. Макс вон вполне спокойно отпускает с ним детей… и иногда они даже общаются между собой.
Нет, наверно, все таки есть в прощении какой-то особый, отдельный прикол — легкость чувствуешь. Макс, конечно, отца своего не простил и, если честно, вряд ли сможет до конца это сделать, но теперь хотя бы понимает его лучше. Я же с Ли решила не усложнять, помирилась: тащить на душе груз — дело неблагодарное. Они с Матвеем в Россию не вернулись, у них в Италии свой, успешный бизнес, который только встает на «полноценные» ноги, куда им? Да и смысл? Там для них лучше, но мы часто болтаем по скайпу, а совсем скоро увидим их на нашей с Максом свадьбе.
— Когда ты должна уехать? — глухо шепчет он мне на ухо, расстегивая юбку, стоит нам порог переступить, — Может и хер с ним с этим девичником?
— Да сейчас! Хочу, чтобы все было по правилам!
Усмехается, но потом останавливается по середине залитой солнцем гостиной, берет мое лицо в ладони и шепчет.
— С каждым днем я люблю тебя все больше. Ненормально это…
— Ты подожди. У нас еще свадьбы не было. Говорят, что свадьба убивает любовь.
— Мы уже женаты, дурная.
— Но свадьбы то не было. Погоди пока. Вот пройдет торжество, посмотрим, как ты запоешь.
— Что-то мне подсказывает, что петь я буду до конца дней в одной тональности.
Мне тоже что-то подсказывает именно это. Макс бережно поднимает меня на руки и несет в спальню, откуда уже я сама уходить не хочу. Лежу рядом, он меня обнимает, гладит — и правда, нужен мне этот девичник?
— Теперь пора, котенок, — все же напоминает, но я обнимаю его сильнее и утыкаюсь лицом в грудь.
— Перехотела.
— Да брось, неправда. Сходи. Повеселишься.
— А ты куда пойдешь?
— Мне надо закончить проект…
Кстати об этом. «АСтрой» теперь не то, что было раньше. Он тоже потерпел определенные изменения. Во-первых, главный офис теперь в Питере. Ни Лекс, ни Макс оставаться в Москве не то что не хотели, не могли. Лекс все еще играет в кошки-мышки с Аленой, а Макс просто устал от этого города. Тесно там. Дышать нечем. Да и сложно совмещать семью с управлением такой вот махины, и к чему вообще она нужна? Ее решили урезать и поделить капитал между всему: честно это. У каждого из детей Александровского старшего свой бизнес. Адель открыла балетную школу и вместе с мамой управляет ей и парочкой мини-отелей. Марина погрузилась с головой в свои отели, с Арнольдом их связывают непонятные отношения, но по итогу они все же есть. Он пытается извиниться, а она пока не сдается, но Астрой занимается, как своей. Думаю, что в итоге, когда они устанут, как я устала в свое время, непременно сойдутся. Арнольду ведь плевать на то, что она не может иметь детей — он так и не смог забыть ее. Что касается Лекса, так он действительно приехал сюда, чтобы строить, а не разрушать. Теперь у них с Максом собственное, архитектурное бюро: Лекс занимается организацией, Макс проектами. Наконец-то он занимается тем, что любит…
Все как будто просто закончилось. По щелчку пальцев. Знаете? Но так не бывает, и я снова останавливаюсь на краю кровати, прежде чем продолжить одеваться.
— …Потом с парнями посидим у Маркуса и… Мел? Что-то не так?
— Нет, я… просто задумалась…
— Ты опять о ней?
Да. Я опять о Ксении. Странно это. Все вокруг убеждают меня в том, что последний ее рывок — это жест отчаяния, но… черт возьми, почему я не верю! Она была продуманной до последней запятой, и броситься на меня в итоге просто так? Это слишком глупо. Ну слишком! Даже если ты потерял в одночасье все козыри… А может я просто паранойю? Мне просто страшно, что сейчас все слишком хорошо, а потом станет слишком плохо… да ведь?