– Обслуживание оставляет желать лучшего, – сухо заметил он, затем уставился из окна на улицу и, казалось, полностью погрузился в свои мысли.
– Итак? – нетерпеливо поинтересовался я, – для чего мы сюда зашли?
Пуаро вздрогнул.
– Je vous demande pardon, mon ami[79]. Мне захотелось убедиться, что с этой стороны дверь действительно заперта. – Маленький бельгиец кивнул; казалось, что он все еще что-то обдумывает.
– В любом случае, – продолжил я, – какое это теперь имеет значение? Дело раскрыто. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы вы могли показать себя во всей красе. Но дело оказалось таким простым, что даже полный идиот вроде этого инспектора не смог совершить ни одной ошибки.
На это Пуаро покачал головой.
– Дело отнюдь не раскрыто, мой друг. И оно не будет раскрыто до тех пор, пока мы не выясним, кто украл жемчуг.
– Но ведь понятно, что это сделала служанка!
– А откуда вы это взяли?
– Ну, – я даже стал заикаться, – его ведь нашли прямо в ее матрасе.
– Ай-ай-ай, – с раздражением сказал мой друг, – это был не жемчуг.
– Что?
– Подделка, mon ami.
Услышав подобное, я чуть не задохнулся. Пуаро же продолжал безмятежно улыбаться:
– Этот добрый инспектор, по-видимому, ничего не смыслит в драгоценных камнях. Так что впереди нас еще ожидает восхитительная суматоха!
– Быстрее! – закричал я, хватая его за рукав.
– Куда вы меня тащите?
– Мы немедленно должны все рассказать Опалсенам.
– Думаю, что это лишнее.
– Но бедная женщина…
– Eh bien, эта, как вы ее называете «бедная женщина» будет спать гораздо спокойнее, думая, что ее драгоценность в безопасности.
– Но вор может исчезнуть вместе с жемчугом!
– Как всегда, мой друг, вы говорите не подумав. Откуда вы знаете, что жемчуг, который миссис Опалсен так тщательно заперла, уже тогда не был поддельным, а кража не случилась давным-давно?
– Неужели? – Слова моего друга сильно меня озадачили.
– Вот именно, – сказал сияющий Пуаро. – Так что начнем все сначала.
Он вышел из номера, замер на минуту, как будто хотел сориентироваться, и направился в конец коридора, где остановился у маленькой комнатки, в которой собрались горничные и лакеи с данного этажа. Казалась, что наша горничная устроила здесь что-то вроде небольшого судилища и с удовольствием сообщала подробности своего обыска внимательной аудитории. Увидев нас, она замолчала на середине предложения. Пуаро поклонился со своей обычной вежливостью:
– Прошу прощения за то, что прерываю вас, но буду вам чрезвычайно признателен, если вы откроете мне номер мистера Опалсена.
Женщина охотно встала, и мы вновь прошли по коридору вслед за ней. Номер мистера Опалсена располагался прямо напротив номера миссис Опалсен, его дверь выходила на дверь номера его супруги. Горничная открыла ее своим ключом-«вездеходом», и мы вошли. Женщина собралась уже было уходить, но мой друг остановил ее:
– Секундочку. Вы когда-нибудь видели среди вещей мистера Опалсена вот такие карточки? – Он протянул ей белую карточку, сильно мелованную и необычной формы. Горничная взяла ее в руки и внимательно осмотрела.
– Нет, сэр, не могу сказать, что видела. Хотя за комнатами джентльменов ухаживают лакеи.
– Понятно. Благодарю вас.
Пуаро забрал карточку, и женщина ушла. Казалось, мой друг опять погрузился в размышления, а затем резко кивнул.
– Умоляю вас, Гастингс позвоните в звонок. Три раза, чтобы пришел лакей.
Я повиновался, терзаясь от любопытства. Тем временем Пуаро высыпал содержимое корзины для бумаг на пол и быстро просмотрел его содержимое. Через несколько мгновений появился лакей. Ему Пуаро задал тот же самый вопрос и показал такую же карточку. Однако ответ был тоже тот же самый: лакей никогда не видел карточек такого качества и вида среди вещей мистера Опалсена. Пуаро поблагодарил его, и тот нехотя удалился, не отрывая взгляда от перевернутой корзинки и мусора на полу. Скорее всего ему так и не удалось услышать задумчивые слова моего друга:
– А ведь ожерелье было застраховано на приличную сумму…
– Пуаро! – воскликнул я. – Я все понял…
– Вы ничего не поняли, мой друг, – быстро ответил маленький бельгиец, – как, впрочем, и всегда! Это невероятно – но это именно так. А теперь давайте вернемся к себе.
Мы молча вернулись к себе в номер, и здесь, к моему большому удивлению, Пуаро стал быстро переодеваться.
– Я сейчас уеду в Лондон, – объяснил он мне. – Это совершенно необходимо.
– Что?
– Именно так. Настоящая работа – а я имею в виду работу мозга, этих храбрых серых клеточек, – закончена. Теперь мне надо получить подтверждение своим выводам. И я его получу! Обмануть Эркюля Пуаро еще никому не удавалось!
– В один прекрасный день вы все-таки потерпите крах, – заметил я, сильно возмущенный его тщеславием.
– Умоляю вас, не злитесь, mon ami. Я надеюсь, что ради нашей дружбы вы окажете мне небольшую услугу.
– Ну конечно, – с готовностью согласился я, устыдившись своих слов. – Что я должен сделать?
– Рукав пиджака, который я только что снял, – вы не могли бы почистить его? Видите, на него налип белый порошок? Вы же видели, как я шарил руками внутри ящика туалетного столика?
– Нет, не видел.
– Вам надо внимательнее следить за моими действиями, друг мой. Таким образом, я испачкал руки этим порошком и, будучи слегка взволнованным, вытер их о рукав – действие, которое совсем не согласуется с моим методом и противоречит всем моим принципам.
– И что же это за порошок? – поинтересовался я, не особенно заинтересованный в принципах Пуаро.
– Да уж не яд семьи Борджиа, – ответил Пуаро, подмигнув. – Вижу, что ваше воображение заработало… Так вот, это портняжный мел.
– Портняжный мел?
– Да. Краснодеревщики используют его для того, чтобы ящики лучше выдвигались.
Я рассмеялся:
– Старый греховодник! А я-то думал, что вы действительно скажете что-то необычное!
– Всего хорошего, друг мой. Чтобы спасти себя, я исчезаю.
Дверь за ним захлопнулась. С улыбкой то ли от осуждения, то ли от восхищения я взял пиджак и протянул руку за полотняной щеткой.
II
На следующее утро, не имея никаких вестей от Пуаро, я отправился на прогулку, встретил там несколько старых друзей и отправился с ними на ланч в их гостиницу. Во второй половине дня мы отправились на автомобильную прогулку. Прокол колеса сильно нас задержал, поэтому я вернулся в «Гранд Метрополитан» уже после восьми вечера. Первое, что мне бросилось в глаза в холле, была фигура Пуаро – выглядевшая еще миниатюрнее, чем обычно, поскольку была зажата между двумя Опалсенами. Мой друг находился в состоянии безмятежного удовлетворения самим собой.
– Mon ami Гастингс! – воскликнул он, вставая мне навстречу. – Обнимите же меня, друг мой, все закончилось просто великолепно!
К счастью, об объятиях он говорил фигурально, хотя с Пуаро никогда ничего нельзя знать наверняка.
– Вы хотите сказать… – начал я.
– Воистину просто прекрасно, – подхватила миссис Опалсен, улыбаясь всем своим круглым лицом. – Разве я не говорила тебе, Эд, что если он не сможет вернуть мой жемчуг, то никто не сможет?
– Говорила, дорогая, конечно, говорила. И была абсолютно права.
Я беспомощно посмотрел на Пуаро, и он пришел мне на помощь:
– Мой друг Гастингс, как сказали бы у вас в Англии, витает в облаках. Присаживайтесь, и я расскажу вам всю эту историю, которая так счастливо закончилась.
– Закончилась?
– Ну конечно! Их арестовали.
– Кого арестовали?
– Горничную и лакея, parbleu![80] А вы, что, их даже не подозревали? Даже после моей подсказки на прощание о портняжном меле?
– Вы сказали, что его используют краснодеревщики.
– Ну, конечно, чтобы ящики легче двигались. Кому-то нужно было, чтобы ящик открывался и закрывался совсем бесшумно. И кому же это могло понадобиться? Конечно, горничной, и никому больше. План был настолько великолепен, что не сразу бросался в глаза – даже в глаза Эркюля Пуаро. Так послушайте же, как все это происходило. Лакей находился в соседнем, пустом номере. Французская служанка выходит из комнаты, и горничная быстро как молния открывает ящик, достает шкатулку, отодвигает засов и передает ее своему подельнику в соседний номер. Лакей не торопясь открывает ее поддельным ключом, который он заранее себе изготовил, достает жемчужное ожерелье, и опять ждет своего времени. Селестина опять выходит из комнаты, и опля – в мгновение ока шкатулка возвращается и помещается в ящик. Появляется мадам, и пропажа обнаруживается. Горничная требует, чтобы ее обыскали, разыгрывая из себя оскорбленную невинность, после чего, незапятнанная, покидает номер с гордо поднятой головой. Поддельное ожерелье, которое заранее приготовили жулики, было помещено горничной в кровать француженки утром того же дня – штрих настоящего мастера, ça![81]
– А для чего тогда вы ездили в Лондон?
– Вы помните карточки?
– Ну конечно. И тогда, и теперь они для меня совершенная загадка. Я думал… – Я деликатно замолчал, поглядывая на мистера Опалсена.
Пуаро весело рассмеялся:
– Une blague![82] Специально для лакея. Карточки были со специально подготовленной поверхностью, для снятия отпечатков пальцев. В Лондоне я прямиком направился в Скотленд-Ярд и встретился там с нашим старым добрым другом, инспектором Джеппом. Как я и предполагал, отпечатки пальцев принадлежали двум известным похитителям драгоценностей, которые уже давно находились в розыске. Джепп приехал вместе со мной, проходимцев арестовали, и ожерелье обнаружилось среди вещей лакея. Хитрая парочка, но и они не смогли устоять перед моим