Подростки справляются с многочисленными переменами, связанными с половым созреванием, тем легче, чем активнее работают родители над изменением собственной личности. Если же последние не признают своих ошибок, юноши и девушки расценивают это как несовершенство первых.
Молодые люди лучше справляются с напряженными моментами полового созревания, когда чувствуют, что с родителями все в порядке. Они легче отпускают маму с папой, когда ощущают их эмоциональную и духовно-душевную стабильность. Ее не следует путать с перфекционизмом, это скорее некое равновесие, состояние, допускающее и взлеты, и падения, и счастье, и печаль. Стабильность предполагает освежающую воду оазиса вкупе с палящим солнцем пустыни. Подросткам нужны родители, которые воспринимают их усилия как личный вызов.
Многие родители не решаются на конфликты. Однако тот, кто практикует гармонию ради гармонии и не хочет, чтобы дети познали в жизни разочарование, безгранично их балует.
Такой перфекционизм часто продиктован ментальной установкой «Я хочу тебе только добра!». Родители строят утопические планы, упуская из виду склонности и умения детей, не осознавая их желания и интересы. В ответ такой подход часто вызывает протест ребенка, снижение успеваемости в школе. Несмотря на то что позиция «Я желаю тебе только добра!» несет хороший посыл, в ней часто не учитываются индивидуальные особенности ребенка. С другой стороны, тот, кто реалистично относится к процессу развития, не станет баловать ребенка. Баловать — значит либо не устанавливать никаких рамок, либо делать их слишком узкими. Баловать — значит проявлять гиперопеку, компенсируя тем самым отсутствие близких отношений.
Позиция «Я желаю тебе только добра!» на самом деле не позволяет отпустить ребенка, то есть отказаться от идеи уберечь подростка от кризисов. Некоторые родители дают детям лишь внешнюю свободу, они боятся неудач в жизни своих чад и, таким образом, снова привязывают их к себе. Отпустить — значит дать детям вылететь из гнезда, но мысленно оставаться с ними. В противном случае из-за ущемленного самолюбия подростки будут воспринимать сепарацию как изгнание, даже разрыв или отъединение.
Еще одной гранью перфекционизма является желание сделать все по-другому. Я обратил внимание: многие взрослые, у которых есть дети, воспринимают собственных родителей менее отстраненно. При этом они сначала вспоминают о том, что не удалось в их воспитании, и хотят наверстать упущенное, показать своим родителям уже задним числом, как воспитывать правильно. Эффект, как правило, получается обратный: такие родители быстро занимают терапевтическую позицию по отношению к своему ребенку, считают себя незаменимыми, смотрят ему в рот, предугадывая все его желания, и забывают о собственных потребностях. Или подросткам приходится выполнять желания родителей, которые те не смогли реализовать в своей жизни, — и это без учета индивидуальных требований и умений. Иногда родители, желающие все сделать по-другому, переходят из одной крайности в другую и в конце концов приходят к неутешительному выводу: «Все делается совершенно не так!»
Ситуация на семинаре: Ангела, четырнадцать лет, веселая девочка, сидит напротив мамы, очень уверенно мне улыбается. Мама записалась на прием, потому что старается воспитывать дочь правильно, по-другому, но ничего у нее не получается. Как назло, все, что она придумывает и планирует, идет наперекосяк. Внимательно выслушав нескольких участников, Ангела спрашивает, можно ли ей поделиться своей проблемой (ее маме я до этого момента слова не давал). Я согласно киваю, и она спрашивает: «Почему, когда я иду в пятницу на вечеринку, мне не говорят, во сколько я должна быть дома?» В первые секунды я сбит с толку, так как не ожидал этого вопроса: обычно подростки жалуются, что им ставят слишком узкие временные рамки. Я прошу ее повторить вопрос. И Ангела — вполне уверенно — говорит еще раз: «Почему, когда я иду в пятницу на вечеринку, мне не говорят, во сколько я должна быть дома?» — «А ты хочешь знать точно, когда тебе нужно вернуться?» — спрашиваю я. Ни секунды не задумываясь, Ангела отвечает: «Ну конечно!» — «А почему?» Она улыбается: «Во-первых, мне хочется поспорить с мамой насчет времени возвращения, а во-вторых, знать, что ей не все равно, если я не приду».
Мать Ангелы, фрау Хуберт, выглядит озадаченной. Она ушам своим не верит: «Быть того не может! Моя милая Гелихен, я ведь к тебе так хорошо отношусь. Моя милая Гелихен, я ведь тебя люблю». И тогда она обращается ко мне: «Будучи молоденькой девушкой, я не могла оставаться где-то надолго, должна была возвращаться домой. У меня не было подруг, я часто была аутсайдером. И тогда я себе поклялась, — она автоматически поднимает правую руку, — что, когда у меня будет дочь, я не буду ей указывать, во сколько ей быть дома. Пусть сама решает. Ведь она уже взрослая». Она поднимает плечи, как будто оправдываясь. «Нет, — отвечает Ангела голосом, полным решимости, — делай так, как считаешь нужным». — «Но Ангела, — испуганно отвечает мать, — что это значит?» Ангела мудро улыбается: «Я не ты, а ты не бабушка!»
Подростки безошибочно чувствуют, когда их родители ведут себя неискренне. Родители, привыкшие жалеть себя, для них так же противны, как родители, которые жертвуют собой ради блага детей и не могут выразить то, что чувствуют.
Просьба Ангелы о четком времени проясняет еще один важный аспект: осуществление педагогических приемов насильно, посредством эмоционального давления, и отказ от границ и правил — это две стороны одной медали. Многие родители, отмечая прежде всего стремление подростков к свободе, предоставляют им это право. Оно, безусловно, необходимо, чтобы позволить подросткам поступать самостоятельно. Но взрослые забывают при этом, что свобода, в которой нет ни правил, ни границ, подростков пугает. Да, вседозволенность тоже может сбивать с толку. Свобода, при которой подростки не чувствуют связи с родителями, страшит. Только зная о наличии безопасной гавани, куда можно вернуться в шторм и непогоду, молодые люди могут отправиться исследовать манящий неизвестностью океан.
Детям не нужно, чтобы родители отрабатывали на них свои прошлые ошибки. Они хотят, чтобы их принимали такими, какие они есть. И сами готовы принимать родителей так же: со всеми их слабостями и сильными сторонами, с ошибками и попытками их избежать. Идеальные папа и мама, которые хотят делать все правильно, — это самый проблемный вариант для взрослеющих детей. Последние вовсе не хотят, чтобы взрослые воспринимали их как безликих экспонатов. Если же они это чувствуют, то пытаются отрезвить родителей с помощью фактов, как бы говоря им: избегая ошибок своих родителей, вы точно наделаете собственных.
Когда я делюсь этими соображениями на семинаре для родителей, меня перебивает Анна, мать двух дочерей:
— Вы правы. И я этот урок усвоила!
По ее словам, ее отец был довольно авторитарным человеком и не давал ей много свободы. У него были свои сильные стороны, и он всегда стоял на своем.
— Отец знал, что хорошо для меня. Помню один день, — продолжает она. — Мне было четырнадцать лет. В пятницу в нашей деревне состоялся праздник. Мои подруги были там и Юрген тоже, и мне очень хотелось с ним увидеться!
— Юрген? — спрашиваю я.
— Да, Юрген, мой нынешний муж, вот он, — улыбаясь, она указывает на мужчину рядом с собой. — Иногда я думаю: весь этот театр, который устроил тогда отец, был из-за него. Если бы я тогда знала! Ну, что уж теперь.
Остальные участники семинара громко смеются.
— Итак, — продолжает Анна, — мой отец был неумолим. Я старалась убедить его отпустить меня, как могла: лестью, угрозами, слезами. Я перепробовала все уловки, он стоял на своем. Через десять минут ему все это осточертело. Он выпрямился, посмотрел на меня и сказал совершенно спокойно: «Девочка, пока ты ешь мой хлеб, ты будешь делать то, что я скажу. Одним Юргеном больше, одним меньше. На нем свет клином не сошелся».
Ее глаза сужаются, как будто она все еще сердится на отца.
— О, как я ненавидела его в этот момент. Была готова просто убить… Убить, четвертовать этого старика!
Но потом, по словам Анны, она быстро успокоилась.
— Я поклялась себе, что своих детей буду воспитывать по-другому. Фраза, сказанная моим отцом, никогда не должна была слететь с моих губ, — она улыбается. — И потом, лежа вечером в постели, я представляла себе, как буду однажды разговаривать с дочерью, уговаривать ее передумать, если она вдруг будет делать что-то по-своему. Воображала, как дочь, улыбаясь, возьмет меня за руку и скажет: «Как хорошо, что ты меня понимаешь, мамочка, ты меня убедила!» Ха, конечно!
Анна делает короткую паузу.
— Я дура, да и Юрген не сказочный принц. Вот и Лена, наша старшая, не сказать что сразу понимает, что к чему. Вся в меня.
— Что вы имеете в виду? — спрашиваю я.
— Потом я даже изучала психологию общения, училась разговаривать с детьми и все такое. Просто хотела все сделать правильно. Мы перепробовали множество ролевых игр, у меня все отлично получалось, я была так убедительна!
— И? — не скрывая любопытства, спрашиваю я.
— Сейчас Лене четырнадцать. На днях она захотела пойти на вечеринку. От таких мест не жди ничего хорошего. Я слышала об ужасных вещах. А ей всего четырнадцать, — вздыхает Анна. — Мы с ней сели, и я попыталась отговорить ее идти в этот клоповник. Говорила я совершенно спокойно. Перечислила ей все недостатки!
— И дочь вас поняла?
— Куда там! — Анна решительно мотает головой. — Она вела себя совершенно не так, как пишут в книгах, которые я читала.
Я не могу сдержать улыбку.
— Да я и сама понимаю, как глупо себя вела!
— Дочь вас проверяла?
— Еще как! Лена отгородилась, не желала слышать никакие аргументы. Упрямилась: «Ты подлая! Всех отпускают! Ты не хочешь, чтобы я нашла себе парня!» — и так далее и тому подобное. Я была на грани срыва, но сказала себе: «Анна, успокойся! Держи себя в руках! Никаких угроз!»