Усмехнувшись, она продолжает:
— Мы торговались так минут тридцать, и вдруг в моей голове возник образ моего отца, его ухмылка, как будто подначивающая: «Ну давай! Скажи это!» И тогда я решила предпринять еще одну, последнюю, попытку все объяснить. Но дочь заладила как попугай, нет и нет. И наконец я взорвалась: «Хорошо, иди, но чтобы дома была в десять вечера!» — «Почему?» — совершенно спокойно спросила Лена. «Потому что я так сказала! Потому что я так сказала! Слышишь, потому что я так сказала, я твоя мать!» — крикнула я. В меня словно черт вселился. Лена посмотрела на меня и сказала: «Мам, ты прям как дедушка — только еще хуже!»
Отвечая на мой вопрос, почему она так долго взывала к благоразумию дочери и отказывалась от собственных чувств, Анна говорит:
— Я не хотела быть похожей на своего отца!
— А каким был ваш отец?
— Жестким, авторитарным, контролирующим все и вся!
— А были ли у него хорошие стороны?
Анна надолго задумывается, а потом медленно произносит:
— Я знала, что дорога ему. И еще: если он говорил «нет», это означало «нет». Если же он говорил «да», я всегда могла положиться на его слово!
— И вы не хотите быть такой?
Анна на секунду замолкает:
— Хочу! Но все же как-то по-другому!
Только бы не стать такими, как родители!
В своих педагогических методах Анна пытается абстрагироваться от воспитательной манеры отца. Все, что хоть отдаленно о ней напоминает, она истолковывает как ошибку. Но в какой-то момент она чувствует, что идет по его стопам. Чтобы выработать собственный стиль воспитания, родителям нужно внутренне оторваться от того, который был в их детстве. Только так возникает дистанция, позволяющая принимать в себе родительское влияние. Благодаря этому можно увидеть по-другому как положительные, так и отрицательные моменты в собственном детстве и юности. Тот, кто действует слишком импульсивно, так и останется зацикленным на травмах и шрамах. Чтобы оценить, насколько воспитательные методы родителей влияют сейчас на ваши, нужно ответить себе на два вопроса.
• Какие педагогические методы родителей казались мне в детстве конструктивными и укрепляли мою личность? Как мои родители их применяли? Где я применяю методы, оказавшиеся столь удачными, в воспитании своих детей?
• Какие методы родителей казались мне ограничивающими, покровительственными, унизительными? Кто или что помогло мне в свое время справиться с этими педагогическими ошибками?
Найдя ответы на два этих комплексных вопроса, вы будете проще относиться к тому, что в вас есть от собственных родителей. Желая делать все иначе, мы часто пренебрегаем положительными моделями поведения, которые на самом деле стоит сохранить и развить. Тот, кто хочет делать все по-другому, ломает традиции. Такие родители подобны дереву без корней — его способно опрокинуть малейшее дуновение ветерка. Родители без педагогического фундамента становятся зависимы от новых веяний, крутятся как белки в колесе и уже и сами не знают, каких взглядов придерживаться.
Поступать не так, как ваши родители, необходимо, если в вашем детстве имели место унижение и механическая отладка, подгонка. Тот, кто видит в себе следы этого влияния, знает, как справлялся в детстве с этими воспитательными практиками, как учился заботиться о своем физическом и душевном спокойствии. Меня здесь интересует не запоздалый разбор ошибок, что-то типа: «Все было не так уж плохо!» Скорее я пытаюсь сказать, что уверенные в себе дети, когда-то оказавшиеся жертвами неправильного воспитания, теперь способны разработать свои собственные стратегии.
«Но что я теперь должна делать? — настаивает Анна. — Ваши мысли на этот счет мне понятны».
Анне важно быть не такой, как ее отец, который навязывал ей в детстве свою волю и олицетворял собой контроль и власть. Анна хочет донести свои убеждения до дочери, взывая к ее благоразумию и проницательности, но при этом упускает из виду, что сама же манипулирует ею, пытается сформировать ее по своему образу и подобию. Она тоже проявляет силу. Лена чувствует это и провоцирует маму, пока та не сбросит маску. Анна не делала разницы между положительными («Я знала, что я ему дорога») и отрицательными («Он был авторитарным») установками из своего детства, ей никак не удавалось разобраться с собственным прошлым. Это, правда, не означает, что она теперь должна копировать поведение властолюбивого отца, ей скорее надо научить дочь выдержке, задать какие-то ориентиры. Анна может показать Лене, что та ей дорога. И обойтись без манипуляций. Конечно, тут не избежать конфликтов и трений, отстаивания собственного мнения. Поскольку причиной конфронтации в детстве Анны были гиперопека и унижение, она избегает выяснения отношений, предпочитает долгие разговоры, чтобы в чем-то убедить Лену. При этом конфликты матери и дочери выглядят по-другому: в их основе не всезнайство старшего, а уважение. Стиль воспитания, ориентированный на власть, приводит к покорности, подобострастию, отказу от собственной точки зрения. В партнерских же отношениях ключевым является принятие друг друга.
«Теперь мне все ясно, — думает Анна. — Но я все равно злюсь и обижаюсь, когда случаются ошибки — и особенно когда ситуация напоминает мне, что я дочь своего отца».
В основном такие проблемы вызваны иррациональными убеждениями: человек раздражается, сердится, когда в жизни все происходит не так, как он себе представлял или представляет. Конечно, разочарования, тянущиеся из детства, сильно усложняют повседневную жизнь. Но, может, на них можно посмотреть по-другому: «Жаль, что я никак не найду общий язык с дочерью. Надеюсь, когда-нибудь я научусь с этим справляться». Или: «Ужасно, что у нас вечные проблемы из-за нерадивости сына. Но думаю, мы найдем решение. Всему свое время». Сами бытовые ситуации расстраивают гораздо меньше, чем мнения и установки, с помощью которых вы их оцениваете. Родители и педагоги выстраивают собственную воспитательную реальность, интерпретируя ее либо в положительном, либо в отрицательном ключе.
— Когда я думаю о том, — повторяет Анна, — что допустила с Леной все возможные ошибки, мне становится не по себе.
— А какая она, ваша Лена? — спрашиваю я.
Анна отмахивается, потом улыбается:
— Она классная!
— Тогда, возможно, вы совершили классные ошибки!
Она смотрит недоверчиво, не совсем понимая.
— А что бы сказала ваша дочь, если бы была здесь?
— Наверно, что я абсолютно нормальная. И слишком заморачиваюсь со всем этим. И что она хочет отправить меня на Луну, а потом крепко обнять, чтобы почувствовать мою поддержку и любовь.
Многие родители надеются услышать о своих ошибках от тех, к кому обращаются за советом. Они ждут, что им станет совестно. Однако можно понять, что что-то сделано неправильно, только тогда, когда знаешь, как правильно. Сейчас появляется все больше информации о воспитании. С одной стороны, это облегчает процесс, но с другой — порождает неуверенность. Взрослые читают о вызывающих тревогу последствиях определенных стилей воспитания. Они переживают, как их действия повлияли на детей. Некоторые вдруг обнаруживают, что одна допущенная ими ошибка (объективно одна) была продуктивно проработана ребенком. Потому что подростки не одинокие жертвы, они создатели своего мира. Но это не должно быть поводом нарушать их волю. Если родители регулярно наказывают своих детей вербально (а бывает, и физически), они явно поступают неправильно: роковые последствия этого известны. Фразы типа «Пара шлепков еще никому не повредила» выражают не только отсутствие уважения к личности ребенка, но и неготовность искать возможности для партнерского взаимодействия.
Важно внимательно отслеживать недочеты и промахи в своих педагогических действиях и делать работу над ошибками. Однако не путайте их с самобичеванием и жалостью к себе. Тот, кто из кожи вон лезет, стараясь избежать ошибок, злится и никак не может успокоиться из-за уже допущенных, движется в противоположном направлении — и будет постоянно ходить по кругу. Важнее и дальновиднее признаться себе: «Ошибки — часть меня», «Я могу допускать ошибки». Таким образом, вы принимаете их как часть своей личности и готовы искать иные способы разрешения конфликтов. Поверьте: гораздо труднее избегать ошибок в воспитании, чем разбираться с ними, «опустив забрало».
Поддержать и выстроить отношения
С началом полового созревания отношения между родителями и детьми меняются. Подростки требуют большей самостоятельности, ответственности, хотят доказать, что способны думать своей головой. Этот процесс часто сопровождается обесцениванием родителей, даже отказом от них.
«Когда я встречаю на улице своего сына с друзьями, — говорит одна мама, — он меня совершенно не замечает. „А это не твоя мама?“ — спросил на днях один из его приятелей. Сын нервно обернулся и сказал: „А, точно, она“. Меня это уже начинает раздражать». «А моя дочь подкалывает меня, стоит мне элегантно одеться и накраситься, — жалуется другая мама. — „Должно быть, ты упала в бочку с тушью“ — и это еще самая мягкая из ее формулировок. На днях, когда я надела модное платье, сын заявил, что мой внешний вид за гранью добра и зла».
Еще у одной пары родителей сформировалось ощущение собственной ненужности, другие же надеются избежать процесса сепарации — что, безусловно, иногда случается. Действия подростков многие родители интерпретируют как отступление — и этот процесс вызывает у них разочарование, обиду, безропотное смирение. А вот родительское отступление приводит некоторых подростков только к раздражению.
Тот, кто самоустраняется от процессов воспитания, самоустраняется — по крайней мере, в субъективной оценке подростков — и от отношений в целом. Дети чувствуют себя одинокими, им кажется, связь с родителями порвана. Как следствие, они ощущают, что потеряли поддержку и лишились ориентиров. А это порождает страх и неуверенность. Нередко подростки стремятся с помощью неподобающего поведения привлечь внимание к ситуации. Они будут сильно тянуть одеяло на себя — вербально и физически, — пока не добьются своего. Даже негативное внимание (например, наказание) для них лучше, чем полное пренебрежение. И потому их действия, выходящие за рамки дозволенного, нередко являются криком о помощи. Так они заявляют о своей потребности в отношениях и живом авторитете.