— Да, было дело. Но почему, как думаешь, нам с тобой нужно пообщаться?
— Потому что из-за меня мама каждое утро заводится, как движок болида, с пол-оборота!
Я киваю.
— Да, твоя мама рассказывала!
Но прежде чем я могу продолжить, Франц заявляет:
— Все верно, господин Рогге, так оно и должно быть!
Мне становится смешно.
— Не понимаю, Франц! Лично мне утром тоже хочется тишины и спокойствия, никакого стресса!
— И мне!
— Тогда зачем ты устраиваешь этот спектакль?
— Спектакль — это хорошо, — смеется он. — Хороший такой спектакль. Вот бы вы могли посмотреть на все это одним глазком!
— Твоя мать здорово волнуется!
— Слишком. Она хочет быть лучшей матерью на свете!
Я пожимаю плечами.
— Вы ее не знаете, — объясняет мне Франц. — Она хочет быть лучшей матерью, но она ужасно ворчлива по утрам. Она и встает-то только для того, чтобы приготовить мне завтрак — чтобы никто не мог упрекнуть ее в том, что она плохая мать. Я же по утрам в прекрасном настроении. Смеюсь, насвистываю себе что-то под нос. Но вы бы видели маму! Настоящая ведьма, энергетический вампир!
Он начинает немного злиться.
— Я уже тысячу раз говорил, что ей не нужно готовить мне завтрак. Но она продолжает… — На мгновенье он замолкает. — А потом я прихожу на кухню, улыбаюсь, радостно что-то насвистываю, говорю ей дружелюбно: «Доброе утро!»
Он передразнивает мать: поджатые губы, хмурый взгляд: «Доброе!»
— Тогда я говорю совершенно спокойно: «Тебя что-то мучает?» — «Нет!» — выкрикивает он, подражая своей матери. И улыбается мне: — Я даю ей еще один шанс!
— И как это выглядит?
— Спрашиваю: «Правда, тебя ничего не гложет?» — «Нет!» — выпаливает она. Ну и тогда я, — в его улыбке сквозит житейская мудрость, — бубню минутки три себе под нос, придираюсь к холодному какао или слишком сладкому варенью. Она начинает закипать.
Он сияет.
— А потом взрывается, и я думаю: вот видишь, Франц, ты опять оказался прав: она снова сегодня не в духе!
— Да ты и вправду негодник!
— Нет, не негодник, господин Рогге, но зачем родители нам все усложняют? Когда я спрашиваю: «У тебя какая-то проблема?» — маме нужно просто ответить: «Я не в настроении!»
Франц интуитивно формулирует здесь то, что психология общения доказала многочисленными исследованиями: 55 % коммуникации приходится на язык тела, жесты и мимику, 38 % — на интонации и манеру речи и только 7 % — это истинное содержание и смысл слов. Недоразумения в общении в семье часто возникают из-за неясности, с которой многие родители формулируют свои намерения.
Добавьте к этому другой часто упускаемый из виду аспект. Родители переоценивают действенность своих слов и инструкций. Они не понимают, как важно обращаться к ребенку напрямую, устанавливать с ним контакт, если нужно что-то ему сообщить. Подростки — хотя и взрослые, конечно, тоже! — хотят, чтобы с ними разговаривали, к ним обращались, хотят чувствовать, что говорят именно с ними. Если родителям необходимо сказать о допустимых границах, они должны учитывать: сначала контакт глазами, затем физический контакт (или установление душевной близости) и только потом четкое и ясное вербальное сообщение.
Вильма Майстер рассказывает о своей дочери Изабель, которой тринадцать лет. В семье был договор, что девочка помогает маме по хозяйству.
— Моя дочь ничего не делала. Мне приходилось подолгу с ней разговаривать. Но она по-прежнему не торопилась. И что же в конце? Я все делала сама! Однако потом я изменила тактику.
— А как вы реагировали, если Изабель не соблюдала договоренность?
— Раньше я постоянно увещевала ее: «Вынеси уже наконец мусор!» Теперь я иду к ней в комнату, стучусь, встаю прямо перед ней, глаза в глаза, на одном уровне: «Изабель, я хочу, чтобы ты немедленно вынесла мусорное ведро!» Чаще всего это работает, но иногда она спрашивает: «Прямо сейчас?» Тогда я отвечаю: «О’кей, чтобы все было сделано через десять минут!» Изабель считает, что я командую. Но меня это не трогает. Больше никаких пустых разговоров.
Мать Изабель сделала своим приоритетом четкое, понятное для дочери действие. Девочка чувствует, что мать не ходит вокруг да около, а сразу говорит, что нужно.
Благодаря четким указаниям и твердости намерений зарождается взаимное уважение. Партнерские отношения, конечно, возникают не на пустом месте — они появляются, если постоянно прилагать усилия.
Ситуация: воскресное утро, Фабиан, четырнадцать лет, сидит со своими родителями Моникой и Вальтером Хаасом.
— Где ты был вчера вечером? — спрашивает отец. — Ты пришел домой вовремя, но от тебя воняло сигаретами!
— Фабиан, ты опять был с Филиппом? Ты же знаешь, он для тебя не очень хорошая компания. И курить тебе тоже не надо. У тебя тут же начинаются проблемы с бронхами. Ты же сам знаешь! — в голосе матери слышна тревога.
— Филипп — нормальный парень! — говорит Фабиан с вызовом.
— Ничего не желаю слышать! — оживляется отец. — Ничего не желаю слышать! А как он выглядит! Кольцо в ухе, бровь проколота…
— Я тоже себе проколю!
— Фабиан, — в ужасе восклицает мать. — Это же ранка. Есть риск заразиться. Пожалуйста, прекрати говорить мне такое!
— В общем, если у тебя на лице появится что-нибудь подобное, домой можешь не возвращаться. Я тут с тобой не шутки шучу! — говорит отец и добавляет, обращаясь к жене: — Ты ему все разрешала. И вот результат!
Отец глубоко вздыхает, Фабиан выглядит невозмутимым.
— А у Филиппа ты что делал? — спрашивает отец.
— Мы просто разговаривали.
— Что? Разговаривали?
Фабиан кивает.
— Но нельзя разговаривать три часа!
— Можно!
— И о чем же вы говорили? — спрашивает мать вкрадчиво.
— Обо всем!
— О чем «обо всем»? — теряет терпение Вальтер Хаас.
— Ну обо всем!
— А потом вы, наверное, еще и курили? — осторожно спрашивает мама.
— Я — нет!
— А пили? — в ее голосе слышны нотки неуверенности.
— Да!
— И что вы пили? — спрашивает отец.
— Колу!
— С алкоголем?
— Нет!
— Не хочешь рассказывать и подробно отвечать на вопросы, тогда с твоим Филиппом покончено. Мы как-никак твои родители, — выкрикивает отец громче, чем собирался.
Моника хочет погладить руку сына, но он рефлекторно ее отдергивает.
— Мы просто заботимся о твоем же благе, — она смотрит на него. — Филипп ведь правда неподходящая для тебя компания!
Теперь уже заводится Фабиан:
— Оставьте меня. Со своей заботой. Это раздражает. Мне нужны друзья, которые подходят мне.
Он выбегает из гостиной со словами:
— С меня довольно!
— Но Фабиан, — кричит ему вслед мать.
— Оставь его, — говорит муж сердито, — посмотрим, кто в конце концов окажется прав!
Ситуация еще раз иллюстрирует то, что многие подростки критикуют в поведении родителей.
1. Родители не умеют по-настоящему слушать. Они не фокусируются на том, что им говорят сын или дочь, у них на все есть готовый ответ, они просто хотят высказать собственное мнение, хотя это не всегда то, чего ждут подростки.
2. Расспросы родителей подростки воспринимают как допрос. Они гнут свое, хотят знать все подробности, не чувствуют границ, которые устанавливает подросток. А ведь чем сильнее подростки чувствуют, что имеют право рассказывать не все, тем свободнее они себя выражают, тем больше раскрываются. И наоборот, чем активнее родители расспрашивают, тем быстрее дети теряются и замыкаются.
3. Молодые люди хотят обсуждения, дискуссии. Если же они чувствуют, что их пытаются переубедить или требуют от них благоразумия, то тут же переходят к прямой конфронтации.
4. Часто в родительских комментариях и оценках подростки видят скрытые обвинения. Они не чувствуют, что их принимают и воспринимают серьезно. Фразы типа «Что ты опять натворил», или «Ужасно! Твои друзья тебя ни во что не ставят!», или «Никогда бы не подумал, что ты на это способен!» не вызывают желания открыться и довериться.
5. У подростков возникает ощущение, что, проявляя беспокойство, родители думают скорее о себе. «Что люди скажут о том, что у меня такой ребенок!» Подросткам нужно, чтобы родители принимали в них участие, сочувствовали, а не душили гиперопекой.
«Все это звучит, конечно, хорошо», — сказал мне как-то один отец, но ведь разговаривать с подростками чертовски трудно. И я с ним согласен: им сложно угодить. Время от времени это почти невозможно, особенно если они предпочитают оставаться загадкой, которую никому не под силу разгадать.
Не только подростки, но и взрослые порой плохо справляются с огульными обвинениями. Фразы типа «Ты никогда не убираешься!», «Тебе бы все бездельничать!», «Вечно ты опаздываешь!», «Не дерзи!» не только обескураживают подростков, но и вынуждают взрослых смотреть на них лишь с негативной точки зрения. У детей же, наоборот, развивается чувство собственной неполноценности, появляется желание отомстить. Они начинают соревноваться с родителями, сыплющими обвинениями, за власть, превращают жизнь семьи в ад.
Упреки, в которых фигурируют такие обобщения, как «никогда», «всегда», «только», недопустимы, в них нередко содержатся прямые или косвенные обвинения. Такие формулировки свидетельствуют о том, что от детей ждут конкретных проступков.
Родители не обязаны принимать любое поведение подростков, особенно если те нарушают договоренности или ставят под сомнение авторитет взрослых. Важно то, как последние классифицируют действия детей. Упреки, огульные обвинения тут не работают.
— Нельзя постоянно опаздывать, — отчитывает Верена Хайнц свою четырнадцатилетнюю дочь Ребекку. Та действительно часто задерживается.
— Я забыла, — пытается успокоить ее Ребекка.
— Да ты почти ни о чем не помнишь. Это просто невозможно.
— А ты всегда начинаешь жаловаться, если не в настроении, — возражает ей тут же дочь.
— Ну, до сих пор настроение у меня было хорошее.