Я вообще не хотел участвовать в этой кампании, но уговорили друзья. И пришлось убедиться на своем опыте, что в «Нике» все несерьезно, похоже на школьную стенгазету. Все для своих и про своих…
Когда же в интервью для «Кинопанорамы» я сказал об этом Виктору Мережко, то, уже когда говорил, был уверен, что в передачу это не вставят. Он решил проще: вообще вырезал мое интервью… (I, 57)
(2000)
Из любого можно сделать любое…
Можно награждать призами три сделанных в стране картины. И сделать из этого торжественнейшее мероприятие, эпохального значения. И даже назвать, что это картины тысячелетия. Хотя общая сумма собранных денег за эти фильмы (за все три) тридцать девять тысяч долларов. Сама «Ника», думаю, стоила тысяч восемьдесят…
Из любого мероприятия можно сделать фарс… (XII, 5)
(2002)
Я действительно давно разуверился в непредвзятости результатов голосования академиков «Ники». Все решает Гусман с приближенными в зависимости от ситуации, политики, личных пристрастий, да и просто удобства…
История с Гостюхиным была тому яркой иллюстрацией. Мне множество раз звонили сотрудники Гусмана и сам лично Юлий Соломонович, клянясь, что Гостюхин получит премию, умоляли уговорить Володю, лежавшего с температурой и воспалением легких в Минске, все же приехать.
Я поддался уговорам и действительно несколько раз звонил Гостюхину, убеждал прилететь хоть на день, просил, обещал, поскольку поверил Гусману, что премию Володя точно получит. Гостюхин извинялся в ответ, объяснял, что лежит пластом и что у него съемки на носу, благодарил и просил меня получить «Нику» за него.
Когда во время церемонии награждения объявили фамилию моего любимого грузинского друга Гуджи Бурдули, я обомлел. И не оттого, что этот замечательный артист получил премию, а от мысли, кем же я сейчас выгляжу перед Володей, который, может, смотрел трансляцию по телевизору и которого я почти уговорил приехать с температурой в Москву?
И тут мне окончательно стал ясен принцип устроителей «Ники»: артисты все хороши, а приз дадим тому, кто приехал на церемонию, чтобы «дырок» в трансляции не было.
С тех пор я в чистоту «Ники» не верю.
Гусман может еще тысячу раз повторить мне: «Клянусь мамой, Соломоном, хлебом, жизнью, детьми!» – «Не ве-рю!»
Но это мое личное мнение. «Нику» получали многие заслуженнейшие артисты и режиссеры, – и дай им Бог. И конечно же, большинство из лауреатов действительно были лучшими, но я для себя решил в этой игре больше не участвовать, ибо вовсе не желаю, чтобы я или мои друзья зависели от настроения Юлия Соломоновича и его сподвижников. (II, 39)
НИКОЛИНА ГОРА
(2003)
Понимаете, Николина Гора, как и другие старые поселки – Красная Пахра или Переделкино, – некий поселок, в котором жили люди, рожденные и воспитанные до 1917 года, то есть существовал определенный класс людей, который ехал жить не в Горки, не в Барвиху, а именно туда. Хотя и Барвиха, и Николина Гора возникли в одно и то же время, в 1920-е годы.
Это был кусок земли, достаточно далеко отстоящий от Москвы, с понтонной переправой, без моста, зимой по льду, с проселочной дорогой между дачами, и никакого престижного места он собой не представлял ни в 1920-е, ни в 1930-е годы. Река разливалась до самого низа, до горы. Строил там дачу Отто Шмидт, строил дачу Вересаев, жили там Никулин, Мясищев, Прокофьев, Капица. Даже если посмотреть строения – это было не напоказ.
Сейчас на Рублевку рвутся нувориши, для которых это знаковое место просто потому, что там жило всегда правительство – и дача Сталина, и дача Хрущева. Думают, что они выбирали самые лучшие места. А это не так.
Я взял землю под городом Горбатовом на Оке, где снимался финал картины «Сибирский цирюльник», и земля эта намного более освящена тишиной, чего уже не найти на Николиной Горе сегодня.
Интервьюер:А ваше первое впечатление, когда Вы туда приехали?
Сугробы, огромное количество снега.
Я живу там лет пятьдесят уже и последние десять лет постоянно. В московской квартире удается ночевать раз пять или шесть в месяц. Я хорошо помню это ощущение оторванности. (Я жил там круглый год с пяти лет с нянькой-испанкой, которая жила в нашей семье, одна из тех детей, которых в 1937 году привезли в Россию. Ее звали Хуанита, и рабочие, которые достраивали нам дом, как только ее не называли.)
И вот это одиночество, пустота вокруг, совершенно зимняя, потому что никто зимой там не жил. И все детство – это бесконечное ожидание приезда родителей, потому что они могли приехать только в субботу и воскресенье, и то лишь зимой по льду, а весной в разлив мы были вообще отрезаны от большой земли. Сельский магазин, поселок РАНИС – работников науки и искусства.
А друзья?
Те, кто там жил. Паша Фрумкин, Саша Васильев, Кравченко.
Мы вместе учились в маленькой домашней школе, на такой же даче, потому что в школу в деревне было ходить довольно далеко, восемь километров. Один педагог вел несколько предметов. Начальную школу, первый класс, мы вообще в Москву не выезжали.
У Вас деревенское помещичье воспитание получилось?
Ну не настолько помещичье, но деревенское точно. (XV, 25)
(2007)
Интервьюер:Расскажите историю этого легендарного места – ведь Вы живете здесь уже полвека, не так ли?
Совершенно верно, последние пятьдесят лет я живу здесь.
А Николина Гора… Место это очень старое, известно века с пятнадцатого, по-моему. Сначала тут был погост, а потом на его месте основали небольшой монастырь, который назывался Святой Никола на Песку. Потом монастырь потихоньку оброс крестьянскими домиками и превратился в деревню, которая стала называться Никольское на Песку. Потом в двадцатые годы здесь появился дачный поселок. Ну а имена тех, кто тут жил в разное время, я думаю, вам известны: Вересаев, Новиков-Прибой, Прокофьев, Святослав Рихтер, всех не перечислить…
Но считается, что по статусу это место нельзя сравнить с Барвихой, например, или Горками, которые находятся на Рублевке и являются мерилом достатка и положения…
Знаете, отчасти Вы правы, ведь это место никогда не считалось сверхпрестижным. В свое время здесь была обычная деревня. Достаточно далеко от Москвы, переправа через реку понтонная, никакого моста, зимой вообще ходили по льду. Весной, в половодье, река разливалась так, что подступала к самой горе, какой уж тут комфорт и престижность. Но определенный колорит и притягательность у этого места существуют именно благодаря людям, которые тут жили. Это был особый класс людей, воспитанных и состоявшихся до революции…
А ваш брат часто здесь бывает?
Да, вот его дом, напротив. Дома-то изначально было два, оба достаточно старые, и хоть не хотелось их переделывать, но, к сожалению, пришлось. В том состоянии, в котором они были, содержать их становилось очень дорого, все время что-то приходилось поправлять и чинить. Поэтому я практически полностью перестроил свой дом – в соответствии с детскими воспоминаниями. Так что это даже не стиль семидесятых, это отсылка к более ранним временам. Кухня у меня в послевоенном стиле сделана, материалы, конечно, использованы современные, но, как мне кажется, общее настроение того времени передать удалось.
Тоскуете по старому дому из детства?
Конечно, тот дом навсегда останется в воспоминаниях, ведь я помню, как скрипела каждая ступенька, как звенела щеколда… Но дом был такой старый, что он уже словно бы сам просил: ребята, да разберите меня тихонечко, насмотрелся я на вашу семью, сколько можно, хватит! Поэтому я подошел к жилищному вопросу кардинально, как говорится, с сибирским размахом. Несколько лет назад я снес дом и считаю, что выстроил на том же месте новый, ничем не хуже!
У Вас есть квартира в Москве, почему же Вы не оставили старый дом как память и не остались жить в городе?
Наверное, живя в России, обязательно нужно иметь и квартиру, и дачу. Это совсем разные вещи, и без того или другого нет полноценного счастья. Большое удовольствие – открывать окно на даче и наблюдать красоту природы. Я не человек города, во мне заложена генетика земли, она меня успокаивает, я заряжаюсь энергией, жизненными силами от природы.
Но и эту квартиру мы тоже очень любим, ведь с ней связано много счастливых моментов: здесь выросли дети, они ходили в школу, к тому же это самый красивый район в Москве – Патриаршие пруды. Здесь переулочки, по которым можно гулять, знаменитые особняки Шехтеля, каток, на котором мы всегда катались зимой. Это мой район, где я чувствую себя легко, где мне все говорят: «Здравствуйте», знают моих детей с детства. Наверное, эта квартира может показаться старомодной, но я могу гордиться тем, что до сих пор она имеет вполне современный вид. А ведь когда мы делали в ней ремонт, в нашем распоряжении не было тех материалов, которые есть сегодня. Многие вещи мы привозили с женой из командировок, например, в Берлине между просмотрами мы могли убежать покупать какие-нибудь предметы интерьера. С этим было связано много волокиты, ведь нужно было не только купить что-то, но и оформить документы на отправку, решить вопрос с доставкой. Но всерьез интерьером квартиры мы не занимались, отчасти это было связано с тем, что у нас много детей, они все учились и требовали много времени и внимания. Когда в доме живут дети, то говорить о шикарных интерьерах не приходится. И вообще мы не ставили перед собой задачу иметь сверхмодные квартиры и дома, главным была работа и благополучие семьи.
Тем не менее чувство стиля отчетливо прослеживается в интерьере…
Для меня главное – пространство, воздух, поэтому у нас даже в квартире большой зал – центральное место. И даже сегодня я не стремлюсь его заполнить вещами, потому что тогда пропадет сама идея. У нас нет антиквариата. Единственные предметы интерьера, которым мы позволяем всегда «жить» в зале, – это китайские кресла и столик. Эти вещи имеют свою историю, мы купили их на антикварном рынке, когда были во Внутренней Монголии и Китае, где я снимал «Ургу». Говорят, что это XVI век, но мы не проверяли. Для нас важно, что они нам понравились, и мы с удовольствием пользуемся ими. Ну и старинный камин, мы сами разбирали его по плиточкам, сами несли домой и собирали заново. В нашей квартире камин не был предусмотрен, поэтому нам пришлось получать разрешение, проводить дополнительно воздуховод. Но эти труды не пропали даром, потому что те