Интервьюер:Чем займетесь после «Утомленных солнцем – 2»?
Ближайший план, если Бог даст, это картина по мотивам «Солнечного удара» Ивана Бунина. Сейчас им и занимаюсь. Съемок пока не начали, готовим материал…
И, конечно, у нас лежит потрясающий сценарий, называемый «Жизнь и гибель Александра Грибоедова», я думаю, на двадцать серий большого телевизионного фильма, внутри которого будет два фильма. То есть разные ситуации: «Утомленные солнцем – 2» – два фильма и тринадцать серий, а теперь будет двадцать серий и два фильма.
Собираетесь ли Вы снимать что-то про постсоветскую Россию?
О последней двадцатилетке я бы хотел снять сагу вроде «Однажды в России» – смесь «Крестного отца» с «Однажды в Америке». Действие продолжается все эти двадцать лет от начала и до сегодняшнего дня. Это будет серьезная большая криминальная драма со всеми аксессуарами сегодняшнего дня. (XV, 51)
(2011)
Интервьюер:Была информация, что Вы собираетесь снять кино по Достоевскому?
Нет, не собираюсь. Не дорос я еще до Достоевского.
В моих ближайших планах кино по мотивам рассказа Бунина «Солнечный удар». Скажу вам, я просто влюблен в эту вещь – совершенно гениальная. И очень русская. Там есть над чем призадуматься. (XV, 58)
ПЛЕЙБОЙ
(1988)
Интервьюер:Многие считают: Никита Михалков – этакий плейбой международного класса. Вы привыкли уже к этой жизни на Западе, к образу элитарного советского человека, на которого смотрит весь мир?
Если бы я об этом думал, то, наверное, ничего бы не сделал. Потому что как только ты себя начинаешь оценивать со стороны, то теряешь реальное представление о том, что тебе делать руками.
Живя в Италии, я каждый день добирался до койки на четвереньках от усталости. Репетиции спектакля длились по восемь – одиннадцать часов в сутки, а потом беседы с художниками, осветителями. Жизнь Запада я вижу только тогда, когда появляюсь там в качестве туриста или члена делегации. А когда работаю, то на все остальное у меня просто нет времени, сил. За полтора года пребывания в Италии я только раз десять был в кино.
Поэтому западный образ жизни, как его представляет себе обыватель, считающий, что Никита Михалков – советский плейбой, – это миф, не имеющий ничего общего с реальной действительностью.
Как ничего общего не имеют с ней рекламные сюжеты, обложки журналов. Есть люди, которые в это играют и живут этим, они как бы поддерживают легенду о существовании такой жизни. Но я ее не видел. А видел очень деловую, замотанную жизнь, холодную в деловых кругах…
Как ни странно, живя и работая там, я думал о том, чтó мы являем собою в нашей истории и в настоящем моменте, больше, чем находясь здесь. Многое можешь осмыслить на расстоянии. Потому для меня это была еще и школа определенного роста.
Поэтому пусть обыватель думает, что я являю собой советского плейбоя, а я буду жить той жизнью, которую подсказывает мне моя совесть, воспитание, привычки, друзья, корни и то, что я хочу делать, то есть творчество… (II, 17)
«ПОДСВЕЧНИКИ»
(2009)
Интервьюер:Когда началась перестройка, у Вас, как у человека, по всей видимости нравственного, не вызывало отвращения то, что бывшие секретари ЦК и обкомов, а ныне президенты и премьер-министры независимых стран дружно пошли в церкви и начали там неумело креститься?
Ну не случайно же их называли «подсвечниками». Как говорится, «еще согрето сердце партбилетом», а уже в церкви.
Ну так и что?
Это меняет мое отношение не к вере или к церкви, а к конкретному деятелю. Тут вот действительно дело интимное, индивидуальное: если он идет в храм, чтобы его по телевизору показали, – это одно, а если строит церквушку там, где живет, чтобы возобновить в этом месте приход, – это другое.
Дело вкуса.
А вот тот, кто всю жизнь состоял в партии, а потом перед телекамерами порвал партбилет и сжег, вызывает у меня отвращение… Такие люди тоже существуют, причем успешно, а вообще, и то и другое безнравственно. (I, 137)
ПОЗГАЛЕВ
(2003)
Открыл как-то огромный разворот дорогостоящего журнала, где реклама стоит бешеных денег, а там две пустые страницы и внизу мелко написано: «Здесь должна быть реклама «мерседеса», но он в ней не нуждается…»
То же самое могу сказать о Позгалеве. (XV, 4)
ПОЗИТИВНОСТЬ
(1990)
Мне кажется едва ли не самым главным – позитивность. Я имею в виду не примитивное понятие «положительного», а… позитивность мышления.
Для русского искусства такая позитивность определялась понятиями краеугольными: Вера, Надежда, Любовь. Эти «три кита» были, кажется, движущей силой всех великих русских мыслителей, писателей – Пушкина, Толстого, Соловьева, Чехова, Достоевского, Тургенева.
Не нужно много таланта, ума, наблюдательности, чтобы увидеть, как все плохо в нашей жизни. Достаточно взять кинокамеру, пройтись по улицам, зайти в магазин, на вокзал, сесть в поезд. Воспользоваться услугами Аэрофлота, наведаться в любое учреждение, заглянуть в дом престарелых…
Моя задача – попытаться высказаться через утверждение, а не через отрицание. Но из того, что я утверждаю, должно быть понятно, что же я отрицаю. А не наоборот.
Именно этот принцип я имею в виду, когда говорю о позитивности в искусстве… (I, 32)
ПОЗНЕР
(2012)
Вопрос:Как Вы относитесь к тому, что Познер в своей книге сделал предположение о том, что ваш отец присвоил себе стихи Маршака?
Вы знаете, господин Познер опубликовал в декабре 2011 года статью, которая называлась «Я так и не стал русским…».
Вот я бы хотел понять просто интонационно, он сожалеет о том, что так и не стал русским, или он испытывает от этого радость и восторг. Я лично испытываю радость от того, что он так и не сумел стать русским, потому что мне пришлось бы стыдиться за еще одного русского человека, который может позволить себе лгать про человека, которого уже нет на свете.
Для того чтобы убедиться в авторстве Сергея Михалкова, нужно просто почитать его детские стихи… У Михалкова был особенный, свой, уникальный голос и стиль, который очень, кстати говоря, любил Маршак. И Маршак любил моего отца и ценил его. Я читал письма Маршака к моему отцу и поэтому могу утверждать: то, что пишет господин Познер, – постыдная ложь. А говорить о человеке такое, имея полную уверенность в том, что он не может дать тебе галошей по голове или вызвать на дуэль – это трусливо и недостойно.
Поэтому я очень рад, что господин Познер так и не сумел стать русским… (XV, 69)
ПОКАЯНИЕ
(1990)
Я думаю, хватит винить друг друга, хватит низвергать идолов. Нет, мне думается, невиновных во всем, что с нами произошло.
Нужно покаяние. И начинать это покаяние нужно с себя и с самого начала.
Будь у меня власть, я бы начал с перезахоронения в Петропавловскую крепость в фамильный склеп останков семьи Романовых, зверски расстрелянных без суда и следствия. Расстреляны все: и врач, и прислуга, и женщины, и малолетний наследник.
Но не может быть на свете идеологии, которая стоила бы жизни хоть одного ребенка. Это мое глубокое убеждение.
И перезахоронение семьи Романовых должно стать актом истинного покаяния, началом нравственного возрождения. (I, 33)
(2009)
Вопрос:А Вас совесть не беспокоит и нет ли у Вас желания покаяться? Я не знаю вашего вероисповедания, но у православных ответ на ваш вопрос находится в исповеди и причастии, что я стараюсь регулярно делать. (XV, 41)
ПОЛИТИКА
(2005)
Интервьюер:Можно ли совмещать занятия политикой с верой в Бога?
Только тот, кто верит в Бога, должен заниматься политикой. Иначе что ж за ужас-то будет?
Про то, как обстоит дело у нас, говорить не будем, у нас все через задницу. (1, 121)
Политические взгляды
(2007)
Мои взгляды политические просты: я монархист. Я совершенно уверен в том, что для России (я понимаю, что окажусь здесь в одиночестве) придет время, когда иначе быть не может.
Менталитет русского человека – анархический, поэтому ему и необходим монарх. (XI, 3)
Политическая деятельность
(1994)
Я не политический деятель – это глубокое заблуждение… Просто я считаю, что любой художник или гражданин имеет право на самостоятельное и абсолютно независимое мнение. Я его высказываю открыто и безоглядно. Если появится человек, который будет олицетворять для меня все то, о чем я думаю, что меня волнует (и не только меня), я с удовольствием встану с ним рядом, если он меня возьмет. (I, 58)
(1994)
Я не рискую заниматься политической деятельностью, потому что всегда хочу говорить то, что думаю. К сожалению, политические деятели вынуждены порой говорить не то, что думают, а меня это не устраивает.
Что же касается моих планов, то меня бы удовлетворила возможность говорить то, что я думаю, без того, чтобы то, что я думаю, немедленно реализовывалось, сбывалось, превращалось бы немедленно в какие-то результаты.
Я хочу, чтобы меня слышали или хотя бы прислушивались… (I, 64)
(1995)
Почему я пришел в политику?
Да просто понимаю, что только так могу быть услышанным сегодня в моих тревогах и опасениях. Нет у меня никаких партийных соображений. Я русский человек, приверженный родной культуре и истории. Вот и вся моя позиция…
Кстати говоря, если верить Достоевскому, то он считал, что политика всего-навсего – любовь к Родине. Это я и исповедую…
Вообще, я не люблю политику. И не собираюсь ею заниматься. Я всегда говорю то, что думаю. И мне не нравится ходить в галстуке с утра. Я привык, что надо мной никто не стоит… Меня совершенно не занимает политическое фигурирование: вот он я, красавец, на трибуне.