Если бы не финансовый кризис, давно все стояло бы. Пришлось корректировать планы. Нам отдадут первые два этажа, мы получим ту же площадь, которую имеем сегодня. (II, 65)
«ТУРЕЦКИЙ ГАМБИТ»
(2005)
Интервьюер:А «Турецким гамбитом», которым Студия «ТРИТЭ» занималась, Вы насколько удовлетворены?
Вы имеете в виду бокс-офис или кино?
Кино, конечно.
Ну, вы знаете, существует такое понятие, как корпоративная солидарность.
Пушкин говорил, что произведение нужно судить по тем законам, по которым оно сделано. С точки зрения зрелища, с точки зрения того, чтобы посмотреть, что мы умеем делать с компьютерной графикой, и так далее, «Турецкий гамбит» – это прорывно, это интересно, это важно. С точки зрения обучения тому, как можно заманить зрителя в кинотеатр – это тоже колоссальная школа. Как можно заставить его пойти в кино и заплатить деньги, которые с Божьей помощью, будем так говорить, пойдут на новое кино. И не просто их распилить. Насколько я знаю Костю Эрнста, он работает на перспективу, а не просто – отхватить, откусить то, что можно, и бежать.
С точки зрения кино – ну конечно, это мультфильм. Конечно, это игра в Барби. В плане объяснений, оправданий, органики происходящего там очень много можно найти того, на что либо не обращаешь внимания вообще, либо, если начинаешь тянуть, валится уже все…
Но, с другой стороны, все-таки отрадно…
Как человеку, живущему здесь и болеющему за кинематограф, мне приятно, что уже пять или шесть недель держится «Гамбит», что афиши еще висят на тумбах. Раз «Гамбит» перекрывает «Матрицу», значит, людям хочется смотреть кино на своем языке, а не через переводчика.
Мне это нравится.
И потом еще очень важно, что до семидесяти процентов сборов сейчас дает провинция, а не Москва и Питер. У нас же рынок гигантский, сто десять или сто двадцать миллионов зрителей. И если они по разу ходят в кинотеатр и платят по одному доллару… Вы понимаете, да?
А они ходят не по разу, и стоит билет не доллар. (II, 47)
ТУРИЗМ
(2000)
Снимая «Ургу» в монгольских степях, я много думал о соотношении вертикальной жизни пастуха и горизонтальной жизни туриста.
Казалось бы, турист намного больше видел и знает, чем пастух, у него есть масса фотографий… Но как он ответит на ключевые вопросы в ключевые моменты своей жизни, когда столкнется с настоящей реальностью?
Я вообще ненавижу туризм.
Это уже превращается в идиотизм. Если мне говорят, что нужно посмотреть то-то и то-то, я принципиально буду пить пиво в пивной и смотреть на прохожих. Это, конечно, тоже чистой воды гордыня, но не только оттого, что я не хочу быть как все, а оттого, что я не хочу как турист путешествовать по жизни. (II, 34)
(2013)
Турист несется по миру, он мчится, он фиксирует себя на фоне реликвий, а потом, расслабившись дома, рассматривает эти фотографии.
Турист мчится навстречу жизни, а монгольского пастуха, о котором я снимал кино, его жизнь обтекает. Он не был в Швеции, не был во Франции, в Америке, но это не делает его ущербным.
Я представил себе ситуацию: допустим, идет автобус вот с такими английскими туристами, и вдруг, остановились в степи – девочки налево, мальчики направо – и разошлись. А какой-то мужчина задержался, и автобус ушел. И вот он остался в степи один. Он окончил Оксфорд, у него степень, у него семья, у него три телефона, шесть кредитных карточек, у него есть состояние, он известнейший человек, но он абсолютно гол и беспомощен в этой степи один. Выясняется, что то, что он знает про жизнь и про мир, – этого совершенно недостаточно, чтобы, оказавшись наедине с природой, быть защищенным.
А вот этот самый монгол, который стоит на верху сопки, его ветер обдувает, его история обдувает, он не мчится и не торопится познать. Все, что ему необходимо, приходит ему вместе с ветром. И выясняется, что этот человек не беднее душевно, его знания – другие, но они тоже абсолютно божественны… (XV, 77)
ТУРОВЕРОВ
(1999)
Николай Николаевич Туроверов…
Его имя долгие годы было под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки. Поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую так любил. Воспевший красоту донских земель, казачью историю и традиции, он пятьдесят три года из семидесяти трех лет жизни прожил во Франции, так и не увидев родных станиц.
В его стихах трудно найти какое-то даже одно лишнее слово. Туроверов настолько точен и конкретен в своих произведениях, что строки буквально пронзают. Короткие стихотворения о коне, плывущем за кораблем, навсегда увозящим хозяина, или о матери, не узнавшей сына после долгой разлуки, поэма «Новочеркасск» и стихотворный цикл «В Легионе» давно признаны классическими в литературе Русского Зарубежья. Но, кроме похвал критиков, Туроверов знал любовь людей: казаков, солдат, офицеров – всех тех, кого кровавая Гражданская война вышвырнула за пределы России.
Это был удивительный человек. Одним своим присутствием он не давал падать духом окружающим.
Кроме стихов, которыми поэт согрел столько душ, он очень много сделал для спасения реликвий русской военной истории. Именно с его участием было вывезено в Европу музейное собрание Лейб-гвардии Атаманского Его Императорского Высочества наследника цесаревича полка. Именно он стал организатором многочисленных русских исторических и военных обществ. Такие люди, как он, не давали забыть на чужой земле русским людям, их детям и внукам – кто они и откуда родом.
Его творчество очень нужно нам сейчас, сегодня, в непростые для России времена. Потому что Туроверов явил пример конкретных дел в самые трудные моменты истории.
Воин, поэт, исследователь, собиратель исторических раритетов – все слилось в нем органично и мощно.
Он служил России, и Россия помнит об этом… (III, 1)
ТУСОВКА
(2006)
Я не вписываюсь в тусовку.
Интервьюер:Почему? Вас отталкивают, ревнуют?
Да мне самому это неинтересно.
Вы приходите на любую тусовку – от начала, со всей их гламурностью, и до финала. И посмотрите, какие метаморфозы происходят с людьми.
Потом утром все залечивается, отштукатуривается, и ночью опять в бой… (I, 124)
ТЩЕСЛАВИЕ
(2002)
Интервьюер:Вы находите в себе грех тщеславия или Вы не считаете тщеславие грехом?
Вы понимаете, в чем дело, есть ли разница между тщеславием и честолюбием?
Наверное, есть, но какая-то очень тонкая.
Я не верю людям, которые занимаются публичным творчеством, которые живут на виду, которые творят для того, чтобы это оценивали другие, и которые утверждают, что в них нет честолюбия или тщеславия.
Такого быть не может.
Не может быть, чтобы человек, который пишет роман, не хотел, чтобы его прочли, чтобы он понравился. Или человек, который снимает картину, или который поет или дирижирует, – не может быть!
Другой разговор, что здесь очень тонкая грань… Где грань между тщеславием и завистью?
Ты начинаешь что-то делать, ибо твое тщеславие поражено, задето, потому что кто-то сделал лучше тебя, лучше, чем ты, и зависть возбудила в тебе это тщеславие.
Тут ведь очень тонкая вещь… (V, 7)
1991 ГОД
(1991)
Что же касается недавних событий…
Я был там и в первый раз подписал коллективное письмо, чтобы не дать повода думать, что я в этом случае оказываюсь в нейтралитете. Я не нейтрален, когда дело касается таких вопросов, как уважение достоинства народа в целом и каждого человека в отдельности, как понимание свободы, как сокрытие индивидуальной ответственности за коллективную безответственность.
Но я далек от того, что дал повод говорить: наконец-то, мол, Михалков встал на сторону демократов.
Я пришел защищать правительство своей державы как ее гражданин.
Интервьюер:Как реагировали домашние на ваше решение ехать в «Белый дом»?
Жена и дети ничего не знали. Я сообщил об этом только брату Андрею и отцу.
Но как Вы объясните то, что Андрей Кончаловский в те дни уехал не только из Москвы, но и из страны?
Я позвонил брату 20 августа, у него был день рождения, и попросил его уехать. Во-первых, два месяца назад у него родилась дочка, во-вторых, он совсем не общественный человек.
Есть люди, которые могут приносить пользу своим физическим существованием в определенном месте, другие полезнее бывают, оказавшись вдали от него.
Я был совершенно убежден, что поступаю в данном случае правильно.
Не буду скрывать, что мной руководил и инстинкт родового самосохранения. Ведь случись самое страшное, никого бы не пожалели… а так хоть кто-то, носящий нашу фамилию, остался бы.
Многие считают, что день 20 августа развел Вас с отцом по разные стороны баррикад.
Вы можете представить себе, что человек, который знает, что его сын находится в Белом доме, поддержит тех, кто собирается этот дом расстреливать? Хотя бы из чисто элементарной логики этого не может быть.
И этого не было… (I, 38)
(1996)
Я считаю, что руководство страны в 1991 году совершило гигантскую ошибку.
Они могли все сделать в течение нескольких месяцев – вместо этого уехали отдыхать и делить портфели.
Эйфория победы привела к тому, что вместо того, чтобы отрубить, стали пилить. А это намного больнее и дольше.
Теперь есть новый опыт.
Кстати, обратите внимание: президент отказался от большого числа людей, которые его окружали в конце лета 1991 года… (I, 66)
1993 ГОД
(1993)
Меня часто спрашивают сегодня, что бы я делал, как бы вел себя, окажись в те трагические дни в Москве?
К слову говоря, я действительно не мог вырваться из Нижнего Новгорода на день, на полдня. На дворе уже глубокая осень, а по сценарию у меня – жаркий летний день, девочка шестилетняя, которую играет моя дочь, ходит по двору босиком…