Публичное одиночество — страница 88 из 235

(I, 129)


(2010)

Интервьюер:В лице этих двенадцати присяжных, которые должны решить участь юного чеченца, обвиняемого в убийстве своего русского приемного отца, Вы показали срез нынешней России. И рассказали о ее бедах: антисемитизме, расизме, войне в Чечне…

Эти проблемы существуют во всем мире. Но о них не слишком любят говорить. Такое впечатление, что, когда начинаешь говорить на эти темы, нужно занимать совершенно однозначную и определенную позицию.

Я верю в эффективность диалога. Всегда можно найти общий язык. (XV, 46a)


(2010)

Да, я прекрасно знаю, что художественный уровень картины «12» был бы выше, если бы мы оставили недосказанность. Но просто мне очень хотелось… просто настала пора все договорить до конца, чтобы поняли те, кто не хочет понимать метафор.

Нравится вам, не нравится, но я хочу высказаться.

Интервьюер:Раньше эта потребность не была у Вас такой сильной. Почему она активизировалась именно в последние десять лет?

У меня не возникало этого желания, потому что общество жило своей жизнью, а мы жили своей. Но когда я увидел, что фуфло выдается за настоящее, когда одно подменяется другим…

Разве в советские годы было по-другому?..

Тогда решали за тебя, и это, в общем, устраивало. Ты был абсолютно уверен в том, что за человека, за которого ты голосуешь, проголосуют еще девяносто девять процентов населения. Ты понимал, что в Верховный Совет люди назначены, а не избраны…

А сейчас пришла пора, когда ты видишь, что, если ты не сделаешь что-то, это сделают другие и сделают совсем не так, как тебе хотелось бы.

«За нас все решено», «выберут без нас» – то же самое можно сказать и про нынешние выборы. Сегодня ведь тоже есть ощущение, что от тебя ничего не зависит…

Об этом фильм «12».

Что делает мой герой, когда понимает, что ему не достучаться? Он делает все сам. Я там говорю присяжным: «Ребята, вы чему радуетесь? Тому, что вы приняли классное решение и не посадите в тюрьму невиновного? Это хорошо. А дальше что? Он выйдет на улицу – и его сразу убьют». – «А что делать?» – «Надо посадить его в тюрьму, изолировать его, найти тех, кто убил его отца, посадить их – и тогда его можно выпустить». – «А кто всем этим будет заниматься?» – говорят очень добропорядочные люди…

И вдруг выясняется, что сострадание очень, так сказать, вымерено: я сострадаю ровно до той поры, пока это не приносит мне неудобств. А как только мне нужно подвинуться, отдать что-то, потратить время – все, хватит. (II, 64)


«Утомленные солнцем – 2» (2010) (2000)

Хочу сделать картину о Великой Отечественной. Полнометражную, большую, со всеми возможными спецэффектами.

Интервьюер:Новая эпопея «Освобождение» а-ля Юрий Озеров?

Нет, «Утомленные солнцем – 2». Четырнадцатилетняя девочка и война.

Надю снимать будете?

Обязательно.

И комдив Котов в картине появится?

Надеюсь. В штрафбате… Но о деталях рано пока говорить. Даже сценария еще нет.

А что есть?

Есть тяжелое погружение в материал.

Чем глубже я ухожу, тем сложнее вопросы, тем сильнее моя растерянность. Не понимаю, почему мы выиграли эту войну. То есть понимаю, что мы положили за победу двадцать восемь миллионов своих против семи миллионов немцев, но… Полтора десятка километров до Москвы – и ни одного нашего солдата! Гитлеровцы на мотоциклах доезжали до Сокола и разворачивались обратно, не в силах поверить, что Москву никто не охраняет. Одна винтовка на пятерых, а в атаку бежали все и ждали, пока убьют того, у кого оружие в руках.

Как это могло быть?

Ответы на трудные вопросы ищите у Виктора Астафьева!

У Астафьева, у других.

Я много сейчас читаю, много думаю. Благо время позволяет. Чем больше размышляю, тем крепче убеждение, что пришло время рассказать о войне так, как я ее понимаю. Рассказ будет очень тяжелым…

Хочу, чтобы те, кому сегодня пятнадцать и кто не видел «Звезду» и «Двух бойцов», знали, что не только рядовой Райан спасал мир от фашизма.

Когда начнете рассказывать?

Весной хочу встретиться со Стивеном Спилбергом, предложу ему стать продюсером картины. К лету должен быть закончен сценарий, а осенью рассчитываю начать съемки на натуре. Времени на раскачку нет – Надя очень быстро растет… (II, 33а)


(2001)

Интервьюер:О ваших новых проектах ходят самые невероятные слухи… Говорят, Вы будете снимать продолжение «Утомленных солнцем»…

Да, главное для меня сейчас – «Утомленные солнцем – 2».

Я действительно хочу эту картину снять. Хочу снять большую, я бы даже сказал, грандиозную по масштабам картину о войне. При том что в центре должна быть очень частная история.

Я с головой погрузился в военный материал – возможности совершенно невероятные! Остается только Бога молить, чтобы удалось поднять такой проект.

Кто из героев первых «Утомленных» будет действовать во вторых?

Кроме стариков, практически все: и Надя, и Маруся, и Митя, и Котов, и Кирик.

Я думаю, что как раз вот этот костяк может стать основой для невероятного сплетения судеб на фоне гигантской, страшной, абсолютно нечеловеческой войны.

Можете ли Вы, с вашим именем и вашим влиянием, найти российские, и только российские деньги на свой фильм о войне?

Очень хотел бы снять эту картину на наши деньги. Но боюсь, что техническое обеспечение в лучшем виде мы получим только на Западе.

Западные технические условия, собственно говоря, могут быть профинансированы и российскими деньгами.

Да.

И я попытаюсь убедить людей, имеющих такую возможность, в том, что фильм о Великой Отечественной войне, снятый на отечественные деньги, будет иметь совершенно другой вес в мире. (II, 35)


(2001)

Интервьюер:С продолжением «Утомленных солнцем» как дела?

Рассчитываю в этом году начать. Работаю над сценарием.

Комбрига Котова реанимируете?

Да, его по приказу Сталина решат вернуть из ГУЛАГа в армию, но к этому моменту Котов уже будет на фронте, куда попадает под чужой фамилией вместе с уголовниками из штрафбата. Искать Котова на передовую отправится Митя (Меньшиков). Герои встретятся…

Но все же главная линия фильма – Надя. Война через судьбу девочки.

Бюджет картины прикидывали?

Это костюмный фильм. Война, техника, оружие, массовки…

Бюджет будет зависеть от того, в какой степени в картине примет участие армия. Вопрос в том, поймут ли военные необходимость создания этого фильма. (I, 80)


(2001)

Мне бы хотелось снять картину, совершенно новую для себя – по масштабу, точке отсчета. Я хотел бы сделать фильм о войне, который будут смотреть молодые…

Это очень опасный путь – заранее думать, кто будет смотреть картину. Но я всегда делаю то, что меня лично волнует, в надежде, что это будет волновать и других. Меня сегодня волнует смена художественного языка. Это не значит, что я собираюсь снимать, изменяя себе, своему вкусу, чувству меры.

Нет, я собираюсь попытаться снять кино, в котором метод изложения не будет последовательно повествовательным. Ибо последовательно-повествовательно о войне рассказывать уже нельзя. Этот стиль себя изжил.

Как будет, я пока не знаю. Знаю только, что это – нечто собирательное. Как мозаика. Когда близко рассматриваешь, скажем, роспись Сикстинской капеллы, Троицкого храма в Троице-Сергиевой лавре, видишь крупно деталь. Ты не понимаешь, что тебя может впечатлить, как она написана. Только спустившись вниз, ты увидишь, что это, например, часть уха… (I, 84)


(2002)

Представьте хроникальные кадры безмятежного летнего утра довоенной Москвы. Полупустой автобус, политые улицы, солнце, блистающее в чисто вымытых витринах магазинов. Постепенно безмятежность эта нарушается слышными сначала издалека, потом все ближе и ближе душераздирающими криками. А затем окровавленные, изуродованные пальцы, судорожно зажав перо, разбрызгивая чернила и царапая бумагу, коряво выведут подпись под показаниями: КОТОВ.

Так должен начаться мой новый фильм… (II, 41)


(2002)

В этой картине было бы важно для меня провести через войну эту девочку, дочку комбрига Котова.

И это тем пронзительнее и сильнее, что девочка как бы не верит, что отец погиб, и он действительно не погиб; он где-то воюет. Он же убежден, что ее нету уже, но он все время к ней обращается, в самые тяжелые моменты своей жизни на фронте, так или иначе она все время перед ним возникает.

И вот эти – Вера, Надежда и Любовь, это движение их навстречу друг другу, и наконец их встреча…

В «Утомленных солнцем – 2» будет одна главная ситуация…

Вот Митя (Меньшиков) забирал Котова. Он его отвез и сдал. А в 1943-м году ему дают планшетку с генерал-лейтенантскими погонами, со всеми орденами, с партбилетом и с запиской от Сталина и говорят: ты его забирал, ты с ним знаком, давай отдай ему…

И начинается – то самое. Как только он их ему отдаст, в эту секунду он остается майором, а тот становится генерал-лейтенантом.

Поэтому он ему не отдает, пока…. А дальше вы узнаете из фильма, если Бог даст. (V, 8)


(2003)

Мы пишем сценарий.

На разных этапах привлекались разные люди. В основном я работал и продолжаю работать с Глебом Панфиловым, с Рудольфом Тюриным (замечательными сценаристами того поколения) и с Эдиком Володарским.

Надеюсь, к середине осени сценарий будет закончен, с тем чтобы зимой начать работать.

Почему же это не просто картина о войне, а продолжение «Утомленных солнцем»?

Я получал письма от людей, просивших о продолжении, но не хочу на них ссылаться… Просто мне кажется, что у нас есть абсолютно ясный гандикап перед другими идеями: выросшая актриса. Если актрисе было двадцать три, а теперь двадцать семь – разница на экране незначительная. Но нашей актрисе (Наде Михалковой) было шесть, а сегодня семнадцать, поэтому флешбэки, то есть возвращения в первый фильм, воспоминания должны действовать на зрителя, нам кажется, гораздо более мощно.