– Думаю, мы все понимаем, что Лун – необычный консорт.
Малахита не ответила Гнедой. Она задумчиво смотрела на Утеса.
– Я полагаю, праотец полетит с тобой.
– Полечу, – ответил Утес.
– И откуда мне знать, что он просто не отведет тебя обратно в Туман Индиго?
– Он знает, что я сам не пойду. – Лун повернулся и посмотрел Утесу в глаза. – А если он меня заставит, то я просто вернусь.
Утес взглядом пообещал в самом ближайшем будущем отвесить ему еще один подзатыльник.
– «Он» понимает, что королевы скорее захотят решить все дракой, чем прислушаются к голосу разума.
Малахита приобнажила кончики клыков.
– Ты хочешь сказать – «уступят твоим требованиям».
– Именно. – На Утеса ее угроза не подействовала. – Рано или поздно другие дворы узнают о ваших полукровках. – Несколько секунд праотец смотрел Малахите в глаза. – Вам понадобится союзник. Туман Индиго может им стать.
Хотя лицо Малахиты ничего не выражало, Лун понял, что такое предложение ее не впечатлило.
Тогда Сумрак приподнялся и встал на колени рядом с ней.
– Можно я тоже полечу в земной город? Если мой брат и праотец оба будут там…
Лун не знал, чему удивился больше – тому, что молодой консорт осмелился заговорить, или тому, как повела себя Малахита. Та сердито, но с теплотой потрепала Сумрака по голове.
– Нет, нельзя. Сначала стань таким же взрослым и мудрым, как твой брат.
Лун обескураженно уставился на нее. Он подумал, что она насмехается, но все остальные, похоже, восприняли ее слова всерьез.
Малахита посмотрела ему в глаза, но не подала виду, что заметила его удивление. Селадонна поднялась на ноги и сказала:
– Я пойду соберу моих воинов, если консорты готовы к вылету.
Когда воины и арборы начали расходиться, Лун встал и неторопливо вышел в коридор, чтобы никто не подумал, будто он сбегает. «Это обман, – твердил он себе. – Ей нужно, чтобы ты думал будто… будто она хочет тебя вернуть, как и сказала Селадонна». Лун не желал в это верить. Было проще ненавидеть их за то, что его бросили в лесу много циклов назад. «И неважно, что это глупо».
Утес остановился рядом с ним и нахмурился.
– Ну а сейчас-то с тобой что?
– Ничего. – Лун стиснул зубы.
Праотец, может, и стал бы допытываться дальше, но к ним подошла Селадонна.
– Ты не удивился, когда увидел Сумрака, и не спросил, кто он такой.
Она старалась говорить спокойно, но Лун уловил в ее голосе нотки беспокойства.
– Мы с ним поговорили ночью.
– Вот как. – Селадонна нахмурилась, теперь даже не скрывая волнения. – Он пришел к тебе?
– Нет, он пришел за вещами, которые забыл, а я его услышал. – Ее тревога не уменьшилась, и Лун прибавил: – Я не пытался его убить, если ты об этом думаешь.
Она возмутилась:
– Нет, не об этом. Просто он никогда не покидал двор и не понимает, как поведут себя другие, если узнают о нем…
– Он не виноват, что родился таким, – сказал Лун. И хотя Сумрак мало что знал и видел, дураком он тоже не был. – А еще, мне кажется, он все понимает.
Лун думал, что Селадонна сразу же возразит, но та, немного поразмыслив, с сожалением покачала головой.
– Наверное, ты прав. Мне просто хочется думать, что он не понимает.
Позади них Утес раздраженно вздохнул.
– Мы летим в тот земной город или нет?
Они полетели на запад, Лун, Утес, Селадонна и пятеро ее воинов.
Утро было солнечным, небо – ясным и голубым, и по нему лишь изредка проплывали одинокие пятнышки облаков. Земля под ними становилась все более каменистой, исполинские древа росли все реже, пока не превратились в отдельные острова, а их кроны не стали похожи на гигантские облака. Каждое древо окружали скалы и глубокие, узкие ущелья, густо поросшие зеленью.
Наконец перед ними осталось лишь одно древо – приземистое, больше похожее на гигантский куст. Селадонна повела их туда. Они приземлились среди корней на каменистый уступ, где льющийся из ствола водопад собирался в небольшое озеро. Селадонна сказала Луну:
– Это последний источник с чистой водой, других до плато больше не будет. А еще здесь обычно водится дичь. Ты голоден?
– Пока нет. – Лун сложил крылья и потянулся. Ветер, больше не сдерживаемый исполинским лесом, стал сильным и порывистым. – Если воины потерпят, то и я потерплю.
Лун подозревал, что Селадонна остановилась здесь из-за него, чтобы хрупкому, изнеженному консорту было не трудно поспевать за воинами. Но Лун впервые с тех пор, как прилетел в Опаловую Ночь, чувствовал себя замечательно. И чем дальше они улетали от двора, тем лучше ему становилось. Впрочем, говорить об этом Селадонне явно не стоило.
Когда воины подошли к озеру, чтобы напиться воды, его сестра сказала:
– Знаешь, в Опаловой Ночи не так уж и плохо живется. Даже потомки Ониксы друг с другом ладят.
Или же она решила остановиться, чтобы уговорить Луна подчиниться воле Малахиты. Он язвительно усмехнулся.
– Неслыханное дело для раксура.
Селадонну это не задело.
– Малахита не терпит склок. А Оникса, хотя и не упускает возможности испытать ее терпение, тоже не позволяет своим дочерям грызться между собой. Это единственное, в чем они согласны.
Лун подумал, каким он мог стать, если бы вырос в Опаловой Ночи. Подумал о холеных, уверенных в себе консортах из рода Ониксы; о спокойном нраве Селадонны; о жизнерадостном настрое Сумрака, – и ему стало завидно. Все еще пытаясь задеть ее, он спросил:
– Вас воспитывали вместе с полукровками? И никто не был против?
Она приподняла брови.
– А ты думал, они росли отдельно? Нет, нас всех с самого начала поселили в ясли вместе. Мы были совсем маленькими и не помнили ни нападения на двор, ни путешествия обратно в Пределы, но от нас никогда ничего не скрывали. – Она перевела взгляд на равнины, где утренний свет превратил высокую траву в золотистые волны. – И все же… Арборы, пережившие нападение на западную колонию, рассказывают, как счастливо там жилось. Мы и сейчас не тужим, но та трагедия до сих пор висит над нами. Каждый из нашего рода кого-то потерял.
Лун услышал достаточно. Он не хотел думать о том, каково это – быть частью сплоченной группы выживших, которые, полагаясь друг на друга и на Малахиту, вернулись в свою родную колонию. Он пошел к озеру.
Селадонна прищурилась, глядя наверх. Утес не приземлился и кружил над ними.
– А что с праотцом?
– Он не любит останавливаться. – Лун спрыгнул вниз, туда, где вода вытекала из озера и падала в ущелье. Он подошел к обрыву, набрал воды в пригоршню и отпил. На вкус вода отдавала камнями и мхом.
Едва Лун отошел от источника, как ему в ноздри ударил терпкий звериный запах, резко отличавшийся от сладковатых ароматов исполинского древа. Через миг Лун заметил его: двуногое темно-серое создание, с прочными пластинами, как у тэтов, и с широкой треугольной головой. Оно кралось вдоль скалистого хребта, подбираясь к воинам, которые сидели на корточках у озера в сорока шагах впереди. Они не смотрели в ту сторону и пока не заметили хищника.
Лун не знал, чего хочет зверь – не собирался же он наброситься на всех сразу. Но лучше было отогнать его, не подпуская ближе. Лун присел, взмыл вверх, приземлился на выступ над зверем, поднял шипы и расправил крылья. Хищник испуганно отшатнулся, но затем угрожающе оскалился, обнажив ряды внушительных зубов. Лун в ответ показал ему свои не менее внушительные и острые клыки.
Зверь для острастки порычал, а затем быстро ретировался. Спустившись вниз по склону, он исчез в джунглях на дне ущелья, но трясущиеся ветви папоротников еще долго выдавали, куда он побежал. Лун расслабился и, оглядевшись, увидел Селадонну, которая сидела на уступе рядом с водопадом и смотрела на него. Воины тоже заметили, что произошло, и пристыженно опустили шипы.
Селадонна сказала:
– Эти создания живут на дне ущелий, среди деревьев. Их в этих местах довольно много. – Затем она повернула голову к воинам. – Раньше они нас не трогали, но это не повод терять бдительность. Рядом с вами не всегда будет консорт, готовый вас спасти.
Лун не понял, насмехается она над ним или нет. Ему казалось, что насмехается. Вспомнив, как повела себя Буря, когда он попытался помочь ее воительнице по пути в Опаловую Ночь, Лун подумал: «В следующий раз точно дам хищникам их сожрать». Он обогнул уступ, спрыгнул с него и, взмахнув несколько раз крыльями, поймал поток воздуха.
Поднявшись наверх, к Утесу, Лун стал кружить вместе с ним, пока Селадонна и воины не собрались лететь дальше.
К вечеру земля наконец стала подниматься к горному плато, которое уже давно маячило на горизонте. Когда они подлетели ближе, силуэты, парившие над землей, превратились в очертания небесных островов – неровных каменных глыб, с краев которых свисала густая растительность. Лун удивился тому, как их много. Обычно острова сдувало ветром, или они плыли по волнам той же силы, что несла летучие корабли. Лун подумал, что плато, наверное, как-то притягивает их к себе.
Приблизившись, он увидел, что форму плато придала не только природа. В одном склоне было высечено гигантское изваяние земного обитателя, сидящего на троне. Статуя была огромна и занимала половину склона. Пропорции были искажены, отчего туловище оказалось больше вширь, чем в высоту. У статуи отвалился большой кусок головы, однако от ее вида все равно захватывало дух.
Город, возведенный внутри нее, восхищал не меньше. В груди и животе статуи, как и на склонах скалы по обе стороны от нее, были вытесаны балконы, окна, лестницы и открытые галереи. Камень превратили в колонны и мостовые, и создавалось впечатление, будто фасады зданий стоят вдоль обычной улицы, а не повисли вместе с ней над пустотой.
Широкие склоны плато были рассечены крутыми ущельями, на дне которых сверкали извилистые полосы серебристых ручьев, поросших по берегам густой растительностью. Все ручьи впадали в большое озеро, затопившее ноги статуи. По его берегам выстроились ровные ряды деревьев и растений, ухоженные грядки и фруктовые сады. Лун не видел дорог, лишь редкие извилистые тропинки, и не сразу понял, как жители попадали в