Праотец сказал:
– Нет, один мешок. Огромный. Больше всех кетелей, вместе взятых. Настолько большой, что в нем поместится несколько сотен дакти, если не больше. – Он покачал головой. – Тот летучий остров, где мы ночевали. Так вот – в мешок поместится не один такой, и еще место останется.
Лун недоверчиво уставился на него. «Как?.. Что?..» Он с трудом сдержался, чтобы ничего не сказать. В зале повисла тишина, все замерли и внимательно слушали.
Утес продолжал:
– Они несли его в сетке, похожей на те, что держат воздушные пузыри в земном городе. Почти похожий. – Утес раздраженно зарычал, и все воины вздрогнули. – Трудно описать.
Одна арбора встала, подошла к Утесу и села рядом с ним. Пролистав стопку бумаг до пустой страницы, она начала быстро рисовать угольной палочкой.
– Вот так?
– Нет, сверху. И больше. – Через несколько секунд Утес постучал пальцем по бумаге. – Вот… Да, именно так.
Арбора развернула лист и подняла его, чтобы остальные могли разглядеть рисунок. Все подались вперед, а те, кто сидел сзади, встали, чтобы посмотреть. Они увидели набросок мешка, над которым для масштаба были нарисованы крошечные летучие твари – большие кетели. Пухлый мешок висел под ними в сетке, больше похожей на паутину.
Наконец все расселись по местам, и арбора опустила рисунок. Лун взглянул на Нефриту – вид у нее был мрачный.
– Но… – Селадонна с сомнением посмотрела на Малахиту. – Что же внутри мешка? Дакти и владыки?
Утес угрюмо кивнул.
– Целая туча дакти и владык. Готов поспорить.
Малахита спросила Утеса:
– Скверны тебя не почуяли?
– Я не стал там задерживаться, – ответил праотец. – Не знаю, куда они полетят – сюда или к земным обитателям. – Затем он прибавил: – Наверное, и сюда, и к ним.
Оникса подала голос:
– Мы готовы к нападению. – Она скосила глаза на Малахиту и с усмешкой прибавила: – В последние сорок циклов мы только к нему и готовились.
Малахита изрекла:
– Мы уничтожим Сквернов. – Говорила она так, словно думала о чем-то другом, однако сомнений в ее голосе не было. Воины напряглись, арборы согласно зарычали. Похоже, все раксура этого двора единодушно желали убивать Сквернов. Даже Лун ощутил прилив гнева, и у него в груди заклокотал рык.
Оникса сказала Малахите:
– Мне не хочется признавать, что ты все это время была права, но, похоже, предсказания Лозы начинают обретать смысл.
Один из арборов, старик с седеющей шевелюрой и кожей, заметил:
– Скверны наверняка собираются напасть на все Пределы. За сотни циклов, что растет наше исполинское древо, они никогда прежде не приходили в эти земли.
– У меня есть предложение, – подала голос Нефрита, задумчиво стуча когтями по полированному полу.
Малахита ничего не ответила, лишь посмотрела на нее в упор. Оникса недовольно представила их друг другу:
– Малахита из Опаловой Ночи. Нефрита из Тумана Индиго, прилетевшая сюда, чтобы вымолить у нас консорта.
На последних словах шипы Нефриты дрогнули. Малахита произнесла:
– Итак?
– Скверны близко, и твоя колония в опасности. Позволь моему консорту вернуться со мной в Туман Индиго, где ему ничто не будет угрожать. Защитить его – твоя обязанность.
Лун уставился на нее.
– Так вот что ты придумала?
Нефрита на него не посмотрела. Лун зашипел. Он не хотел бежать от Сквернов. Он понимал, что спорить об этом сейчас не стоит, но не мог сдержаться.
– Мы об этом не договаривались.
Нефрита стиснула зубы, но продолжала не обращать на него внимания. Она сказала Малахите:
– А еще Туман Индиго станет вашим союзником.
Оникса хлестнула хвостом.
– Изумрудные Сумерки говорили, что от союза с твоим двором мало проку, – заметила она. – И консорты не товар, чтобы торговаться ими.
«Хорошо, что хоть кто-то так считает». Лун негромко зарычал.
Шипы Нефриты задрожали, словно она боролась с сильными чувствами.
– Если они не товар, – резко бросила она, – то вам не стоит отнимать их у королев и увозить в чужой двор по чьей-то прихоти.
Селадонна разгневалась и сделала вдох, чтобы ответить, но Малахита перебила ее:
– По прихоти.
Эти два слова были сказаны с такой ледяной яростью, что у Луна перехватило дыхание.
Шипы Нефриты рефлекторно встопорщились. Она медленно произнесла:
– Возможно, ты считаешь свои причины весомыми, но мне и моему двору они показались жестоким капризом.
Шипы Малахиты встали дыбом. Лун подавил инстинктивное желание броситься к выходу. Селадонна нахмурилась, другие королевы-дочери вздрогнули, а Оникса рефлекторно зашипела, после чего смущенно опустила шипы. Арборы взволнованно подались назад. Лишь Утес не дрогнул. Нефрита не подняла шипы, но и не отступила.
Малахита сказала:
– Ты забрала его себе, хотя знала, что он принадлежит другому двору.
Нефрита возразила:
– Я думала, что его двор уничтожен.
Лун не мог поверить, что они снова принялись это обсуждать. Ему-то казалось, что он уже все объяснил Малахите.
– Я думал, мы согласились с тем, что я сам виноват.
– Мы не соглашались. – Малахита не отводила взгляд от Нефриты. – Ты не имела права присваивать себе последнего консорта моего рода. Ты знала, что он вовсе не дикий одиночка, и наверняка понимала, насколько он ценен. Пусть ты его и не принуждала, но он ничего не знал о своем народе. Он не понимал, на что соглашается.
Лун собрался было возразить, но Утес сжал его запястье, прося помолчать. Если бы праотец ударил его или сказал бы заткнуться, Луна бы это не остановило. Но такой сдержанный жест и настороженное выражение лица Утеса заставили его промолчать.
А еще он вспомнил ночь во вращающемся городе, когда Нефрита сказала, что у него не может быть плохой родословной.
Нефрита с шипением выдохнула.
– Я не…
– Скажи, разве я не права? – Голос Малахиты был словно сделан из железа. – Разве он понимал, что не просто продает себя в обмен на крышу над головой и близость?
– Я объяснила, на что он соглашается…
– И ты думала, что он все понял?
Молчание затянулось. Затем Нефрита ответила:
– Нет.
Лун пожалел, что не выскочил из зала, когда была такая возможность. Ему хотелось спросить: «Что я не понял?» А затем он увидел лицо Елеи. Та сидела за Нефритой, закусив губу, и смотрела на руки, сцепленные у нее на коленях. Вид у воительницы был очень виноватый.
Нефрита с трудом сохранила твердость в голосе и сдержалась, чтобы не начать оправдываться. Она возразила:
– Но я искренне верила, что его двор уничтожен. Причин думать иначе у меня не было.
Малахита не унималась:
– Ты знала, что вы вернетесь в Пределы, где другой двор поймет, из какого он рода. Ты знала, что мы наверняка захотим вернуть его, а тебе были нужны союзники. Поэтому ты забрала его себе.
Нефрита оскалилась.
– Я забрала его себе, потому что хотела, чтобы он стал моим консортом.
– Тогда почему вы до сих пор не завели выводок?
Шипы Нефриты задрожали, она стиснула зубы, и ее голубые губы почти побелели. Она не ответила.
Селадонна негромко произнесла:
– Сейчас не время спорить об этом. Сначала нужно разобраться со Сквернами. – Нефрите она сказала: – Если ты не собираешься нам помогать, то забирай своих воинов и возвращайся к своему двору.
Нефрита встала. Елея вздрогнула и подняла голову, выпучив глаза. Нефрита заявила:
– Я никуда не улечу без моего консорта. Мы еще вернемся к этому разговору. – И она неторопливым шагом покинула зал. Елея, вскочив на ноги, последовала за ней.
Несколько долгих, мучительных секунд никто не шевелился и ничего не говорил. Лун начал подниматься и почувствовал, как сводит мышцы у него в ногах. Однако он смог встать, не пошатнувшись, и вышел. Никто даже не попытался его окликнуть.
Он свернул в проход, который вел к чертогу консортов, а потом остановился на пересечении коридоров, один из которых уходил к центральному колодцу. Лун поглубже вдохнул свежий, влажный воздух, сквозивший на перекрестке.
Раздалось шлепанье босых ног по деревянному полу; к нему бежала Лоза. Она резко остановилась, отчего браслеты и бусины в ее волосах тревожно зазвенели.
– Лун, почему меня попросили уйти?
Она все равно рано или поздно все узнает. Голос не слушался Луна, и ему пришлось откашляться.
– Скверны как-то выяснили, что в этом дворе живут полукровки. Мы думаем, что они слышат ваши мысли.
Лоза в ужасе отпрянула.
– Нет! Это невозможно. Я же наставница, я бы почувствовала!
– Не знаю. Кому-то придется с этим разобраться.
Лоза внимательно посмотрела на него и неуверенно спросила:
– Ты в порядке?
– Да. – Он повернулся и зашагал к покоям консортов. Лоза не пошла за ним.
На этот раз в чертоге не ошивались арборы, чему Лун был только рад. Он пересек зал и поднялся в свою опочивальню. Там он сел на шкуру рядом с чашей очага, поближе к теплым камням.
Через какое-то время в опочивальню вошел Утес. Он сел рядом с Луном, но не заговорил, а стал лишь пристально смотреть на него.
Лун решил, что нужно что-то сказать:
– Я никогда себя не обманывал и всегда знал, зачем я нужен Туману Индиго. Ты рискнул, дал мне шанс, и в целом все вышло неплохо. Но я не хотел, чтобы это озвучивали вслух.
Утес низко зарычал, встал и вышел.
Лун оторопело посмотрел ему вслед. «Ничего не понимаю», – подумал он.
Он вдруг почувствовал, что у него пересохло горло, и выпил чай, который кто-то оставил у очага. Тот был холодным и горьким, и Луну захотелось прополоскать от него рот. Он пошел в умывальню и попил холодной воды, которая текла из канала в стене. Ему сразу же стало лучше. Тогда Лун встал под струю и стоял под ней, пока у него не прояснилось в голове. Выйдя из бассейна, он снял мокрую одежду и переоделся в запасную, которая лежала в его мешке. Та показалась ему чище, чем была раньше, и Лун заподозрил, что арборы побывали и здесь.
Вернувшись в опочивальню, он услышал на лестнице негромкие шаги. Лун замер, и его сердце екнуло в предвкушении. Но в дверях показалась Гнедая. Она впервые пришла одна, без свиты молодых арборов.