– Коралла слишком много о себе мнит. – Значит, кроме самой Кораллы никто за ее предложением не стоял. Это тоже обнадеживало. Малахита прибавила: – Я могу найти тебе королеву в любом дворе Пределов, в каком только пожелаешь.
Лун сказал:
– Я хочу королеву из Тумана Индиго. – Он знал, что Нефрита с самого начала внимательно подслушивает их разговор, и Малахита тоже это понимала. А теперь и Утес прогулочным шагом спустился с носа корабля и с напускным равнодушием уселся в нескольких шагах от них. Звон в рулевой рубке принял облик раксура, чтобы лучше их слышать.
Малахита полностью повернулась к Луну и с сомнением склонила голову набок.
– Потому что она позволяет тебе вытворять все, что ни вздумается?
– Она знает, что я смогу о себе позаботиться, даже когда ей не хочется, чтобы я что-то делал. Я не могу вести себя как обычные консорты; от меня будут одни лишь неприятности. Ты только посмотри, что я устроил в Опаловой Ночи, а ведь я даже не старался.
Малахита не стала спорить. Вместо этого она задала вопрос, которого Лун с ужасом ждал:
– Тогда почему вы до сих пор не завели выводок?
Нефрита вздрогнула, и Лун услышал, как загремели ее шипы. Он стиснул зубы, собираясь с духом. Если он признается, то Малахита поймет, что никакой иной двор его не примет. Нефрита, похоже, все еще хотела быть с ним, но что подумают об этом другие раксура из Тумана Индиго, Лун не знал. «Сначала нужно туда вернуться, тогда и узнаю». Он проговорил:
– Потому что я бесплоден.
Малахита сощурилась, недоверчиво глядя на него. Лун ждал от нее другой реакции. А еще ему показалось, что его слова впервые ее удивили.
– Ты не бесплоден.
– Конечно же, нет! – воскликнула Нефрита. Она спрыгнула с борта и, сев напротив него, ожесточенно зашипела. – Мы же королевы, мы это чувствуем.
– А я-то откуда мог знать? – Лун на несколько секунд растерялся. Ведь он был так в этом уверен. Наконец он выпалил: – Тогда почему у нас все еще нет выводка?
Нефрита сложила руки на груди и отвела взгляд.
– Я не знаю. – Вид у нее был такой, словно она многим жертвует, говоря это вслух. Однако едва слова были произнесены, ей как будто сразу же стало легче. Ее шипы дрогнули от волнения. – Я боялась, что в этом обвинят тебя; что двор решит, будто ты недостаточно стараешься.
Луну и в голову не приходило, что Нефрита может переживать не меньше него; что у нее были свои причины избегать разговора и что она точно так же боится.
– Но… – начал было он, однако запнулся и вскрикнул, когда Утес отвесил ему подзатыльник.
Взбешенный праотец остервенело прошипел:
– А меня ты спросить не догадался?
– Ты же улетел! – Лун рыча отшатнулся, чтобы Утес не мог его достать. Он увидел, как в рулевой рубке Звон хлопнул себя ладонью по лбу и прикрыл глаза. Селадонна, перед этим пришедшая с кормы и вставшая у борта, покачала головой. Лун запротестовал: – Я ждал, когда ты вернешься!
Утес воздел руки к небу, как бы говоря: «Видишь, с чем мне приходится мириться?» Затем он повернулся к Нефрите:
– А ты? У Жемчужины спросить не могла?
– Конечно же, нет, – ответила Нефрита так, словно она в жизни не слышала предложения глупее. – Я ни о чем не могу с ней поговорить.
Утес продолжал сверлить ее взглядом.
– Не можешь или не хочешь?
Малахита зашипела, и все резко замолкли.
Старая королева постучала когтями по палубе. Было непохоже, будто ее терпение на исходе; впрочем, она бы этого и не показала. Она спросила Нефриту:
– Ты когда-нибудь подавляла свою способность к зачатию?
Нефрита стиснула зубы.
– Да.
Малахита склонила голову набок.
– С другими консортами?
– Нет! – Нефрита на миг оскалилась. – Кроме Луна, у меня никого не было. – Немного помолчав, она объяснила: – На нашу старую колонию напали Скверны. Случайно оказаться с выводком было бы безрассудно.
Малахита вздохнула, но осталась такой же напряженной. Затем она заговорила, подчеркивая каждое слово:
– Мы не можем заводить детей по щелчку пальцев, когда захотим. Даже в твоем возрасте. А если ты хочешь завести от консорта потомство, но в первую же ночь с ним подавляешь зачатие, то способность к нему вернется не сразу. Особенно когда двор в опасности.
Нефрита нахмурилась, постепенно опуская шипы.
– Но ведь уже сменилось три месяца.
Утес закрыл лицо руками и зарычал.
Малахита ответила:
– Праотец прав. Три месяца – это совсем немного. Особенно в таких обстоятельствах.
– Вот как. – Нефрита посмотрела на Луна. Он посмотрел на нее. Она сказала: – В следующий раз, когда решишь, что ты бесплоден, спроси сначала меня.
– Хорошо, – согласился он. – А ты в следующий раз спроси Жемчужину, долго ли делаются дети.
Нефрита зашипела на него.
Утес перешел к главному. Он спросил Малахиту:
– Ну так что? Мы можем его забрать?
Королева встала. Затем молвила:
– Я подумаю над этим, – и ушла на корму, забрав по пути Селадонну.
Нефрита испустила долгий вздох. Глядя Малахите вслед, она пробормотала:
– Уже лучше.
Утес с облегчением зашипел.
– Теперь вы двое просто не мозольте ей глаза. Сидите тихо и ждите, пока она сама не сделает первый шаг. Тогда и поговорите обо всем.
– О, то есть теперь ты нам помогаешь? – спросила Нефрита, приподняв брови. – До этого ты что-то помалкивал.
Утес мрачно на нее посмотрел.
– Сунь я нос в ваши разборки, стало бы только хуже. С тех пор как ты прилетела, они касались только тебя и Малахиты. – Он мотнул головой в сторону Луна. – К тому же она ничем не лучше него. Для нее нападение на восточную колонию было все равно что вчера. Нам еще повезло, что мы так легко отделались.
Утес ушел. Лун и Нефрита задумчиво переглянулись. Лун спросил:
– «Легко отделались»?
– Пожалуй, все могло сложиться и хуже, – признала Нефрита.
Луну хотелось прояснить кое-что еще.
– А что насчет Уголька? – Если Нефрита спросит: «Кого?», как это сделал Утес…
– Я не знала, что они его приведут. – Нефрита посмотрела Луну прямо в глаза. – Я же тебе говорила, Изумрудные Сумерки прислали его в качестве извинения. И я не приняла его вместо тебя. Я с ним и поговорить-то не успела перед отлетом – была слишком занята тем, что не давала всяким тварям сожрать наших охотников. – Ее голос смягчился, и она прибавила: – Обещаю, если я когда-нибудь захочу принять второго консорта, то сделаю это только с твоего разрешения.
Луну сразу же стало совестно. Он не хотел, чтобы Нефрита менялась в угоду ему, и не хотел задеть чувства Уголька. Но это могло подождать, пока они не вернутся в Туман Индиго. Он заявил:
– Второй консорт должен быть не таким молодым и красивым, как я.
Нефрита улыбнулась.
– Посмотрим.
Лун решил задать еще один вопрос:
– В Тумане Индиго я видел, как Смешок и Злата делают какой-то браслет. С маленькими фигурками окрыленных. Они… вели себя как-то дергано, словно я не должен был об этом знать.
– А ты и не должен был. Консорту на зачатие его первого выводка полагается подарок.
– Вот как. – Похоже, Утес все это время не ошибался – Лун был идиотом.
Нефрита прибавила:
– Такие украшения делаются не быстро, поэтому я разрешила им начать заранее. – Она смиренно пожала плечами. – Я надеялась, что он принесет нам удачу.
Лун прислонился к Нефрите и потерся щекой о ее плечо.
– Думаю, нам не нужна удача. Нужно просто… время, чтобы расслабиться.
Она глянула через плечо, убедилась, что Малахита их не видит, затем обняла его за талию и притянула к себе.
– Это было бы чудесно.
Корабль летел до Опаловой Ночи несколько дней, которые, к счастью, миновали без происшествий. Как только все убедились, что Скверны их не преследуют, Утес, Флора и Шафрана полетели охотиться. Они остановили корабль у небольшого озера на краю предгорий, собираясь разделать пойманных зверей, обновить запасы воды и вычистить гальюн, но вместе с этим решили искупаться и постирать одежду с одеялами.
На хлопоты ушло почти все утро, но зато, избавив судно от смрада Сквернов, все почувствовали себя намного лучше, особенно те, кто еще пребывал в целительном сне. Да и Лун порадовался, что они вернут корабль Делину чистым и не вонючим, хотя и потрепанным. Позднее, в тот же день, Малахита и Лоза смогли уговорить Сумрака съесть немного мяса; видимо, ему тоже полегчало, когда судно отмыли и проветрили от запаха Сквернов.
Лун и Сумрак сидели на борту у носа и глядели на плывущую внизу землю, когда молодой консорт произнес:
– Я все рассказал Малахите. О том, что меня заставили сделать Скверны.
Внизу колючие папоротниковые леса, которые росли вокруг озер, постепенно сменялись равнинами с высокой травой. Лун спросил:
– И что она сказала?
– Что я не виноват. Что я поступил так, как было нужно, чтобы нас не убили. – Плечи Сумрака все еще были понуро опущены. – Еще она повторила твои слова: что мне не стоит говорить об этом кому-либо еще.
Лун поразмышлял о тайнах, о лжи во спасение; о том, насколько он привык к ним, и о том, что кого-то вроде Сумрака они могут разъесть изнутри. Сейчас молодой консорт думал, что лишь ему одному пришлось ради выживания совершить нечто отвратительное. Лун заметил:
– Да, о таких вещах не стоит никому рассказывать. Если только им это не поможет. – И он поведал Сумраку о том, как повстречал Сквернов в Сарасейле, и о том, как убил Лихея. Он рассказал ему все, от начала до конца, как рассказывал только Нефрите, а не сокращенную версию, которую знали остальные.
Под присмотром Лозы раненые шли на поправку, и вскоре двое воинов Кораллы очнулись от целительного сна, начали потихоньку вставать и ходить. Корень проснулся через день; его раны еще не зажили, он не мог даже сесть и с трудом говорил, но сразу же дал понять Флоре и Звону, что хочет услышать подробнейший пересказ всего, что он пропустил.
Когда они пересекли равнину, что лежала между Авентерой и Пределами, Утес заметил вдалеке летучий пузырь, но тот не стал к ним приближаться. Все остальные не обратили на него внимания, но Селадонна с Луном, облокотившись на борт, стали рассуждать, чем сейчас заняты авентерцы. Они втайне надеялись, что пузырь подойдет к ним чересчур бли