А. Гайсинович
ПУГАЧЕВ
Журнально-газетное объединение, Москва, 1937
INFO
Отв. редактор ИОСИФ ГЕНКИН
Техредактор И. Г. УМАНСКИЙ
Обложка Г. С. БЕРШАДСКОГО
Гравюра на дереве А. М. КРИТСКОЙ
Корректор И. Я. СЛОНИМСКИЙ
Издатель Жургазоб'единение
Уполномоченные Главлита Б—15943
Тираж 50 000. Зак. тип. 449. Изд. № 219
Сдано в набор 8/VI. 1937 г.
Подписано к печати 7/VIII. 1937 г.
Формат бумаги 72×105/32
8½ печ. листов. 106 624 зн. в бум. л.
Типография и цинкография
Жургазоб'единения, Москва, 1-й Самотечный, 17.
Примечания оцифровщика.
В тексте сохранена орфография оригинала.
Выделение р а з р я д к о й, то есть выделение за счет увеличенного расстояния между буквами заменено курсивом. (не считая стихотворений).
Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев и другие.
ПОХОДЫ
Шестого июля 1762 года в Ропше, под Петербургом, группа приближенных императрицы Екатерины II убила ее мужа, императора Петра III, низложенного ею с престола.
Екатерина прекрасно была осведомлена о готовящемся убийстве — ее друзья и сторонники только выполняли ее желание, убирая с жизненного пути человека, которого она так ненавидела и который так ей мешал.
Симпатии господствовавшей верхушки русского общества шестидесятых годов XVIII века — столичного дворянства и гвардии — были всецело на стороне Екатерины. Незадолго до убийства Петра III французский посланник в Петербурге Брейтель писал в своих донесениях: «Императрицу любят и уважают все в такой же степени, в какой ненавидят императора».
Разумеется, слово «все» здесь надо понимать очень условно. Трудовым массам, всему угнетенному народу было не до симпатий ни к царю, ни к его жене.
Но в верхах петербургского дворянства образовался круг людей, групповые интересы которых в то время совпадали с личными расчетами Екатерины. И событие 6 июля — убийство Петра III — только заканчивало целый период смены русских правителей и правительств, начавшийся после смерти Петра I (28 января 1725 года) — период, которому в историографии дано специальное наименование «эпохи дворцовых переворотов».
Последний «дворцовый переворот» об’ясняется не только горячим желанием оскорбленной жены и царицы избавиться от ненавистного мужа.
Уже двадцатилетнее царствование предшественницы Петра III — Елизаветы Петровны (1741–1761) было отмечено образованием и укреплением так называемой «русской партии» двора из высших слоев правящего общества. В памяти всех еще слишком живы были тяжелые уроки правления трех временщиков-немцев: регента Бирона, вице-канцлера Остермана и фельдмаршала Миниха.
В августе 1756 года прусский король Фридрих II начал Семилетнюю войну против коалиции Франции, Австрии, Швеции и России. Участвуя в коалиции, Россия преследовала свои интересы — она стремилась подавить военное могущество Пруссии и обеспечить свое господство на Балтийском море. Русские войска действовали в эту кампанию с большим успехом. Они вступили в восточную Пруссию и после битвы при Гроссегерсдорфе вынудили прусского фельдмаршала очистит страну. Так же успешно действовали на своих фронтах французы и австрийцы.
Двадцать девятого сентября 1760 года русские войска заняли Берлин. Но вступивший на престол Петр III, страстный поклонник прусской казармы прусского короля, занял позицию, которая шла вразрез со всеми настроениями и стремлениями «русской, партии», ненавидевшей немецкое господство и немецкое влияние.
Петр III отказался от всех, с таким трудом добытых, завоеваний в Пруссии и даже вступил с Фридрихом II в тесный союз. Император наполнил русскую столицу вчерашними врагами — пруссаками и голштинцами. Они выкуривали непомерное количество табаку, выпивали море пива и вина. Впрочем, кто не пил во дворце? Но пришельцы бесстыдно попирали национальное достоинство русских. Вдобавок немцы грозили занять наиболее доходные должности в ущерб русским сановникам. Вместе с русским царем они открыто высказывали свою ненависть к России. Император, совсем в стиле прусской военщины, начал приучать гвардию к бесконечным маршировкам и экзерцициям. Даже пожилые подагрические сановники не освобождались от муштровки и армейских артикулов по прусскому образцу. Мало того. Заключив мир с Пруссией, Петр решил воевать с Данией и отнять у нее Шлезвиг для Голштинии. Петр собирался поставить русское оружие на службу чужим — прусским, голштинским интересам. Все это еще более усилило негодование дворянства.
Петр III пал жертвой своего политического недомыслия и личных прихотей.
Однако «подданные» не должны знать истины. На следующий после убийства Петра III день Екатерина опубликовала манифест. Выразив свое «крайнее прискорбие и смущение сердца», она об’яснила смерть мужа «припадком гемороидическим»{1}.
Емельян Иванович Пугачев, простой донской казак, никак не мог подозревать, что события в далекой и чуждой столице, в царских дворцах, сыграют какую-нибудь роль в его судьбе. Пугачев родился в станице Зимовейской на левом берегу Дон.
Здесь прошло его безрадостное детство. Отен рано начал брать сына с собой в поле на тяжелую работу. Небогатые, видно, казаки были Пугачевы, если приходилось прибегать к помощи мальчишки, чтобы боронил за отцом своим землю. Так и жил Емельян «в доме отца своего безотлучно до 17 лет где кормился, пахав сам свой казачий участок земли»{2}.
Уже давно миновало то время, когда донские казаки пренебрегали земледелием и кормились от охоты, от рыболовства да разбойных набегов на крымских татар и российских купцов. Казак прочно сел на землю. Давно прошла и вольность Дона. Кончилась пора, когда Москва посылала к казакам грамоты с просьбой итти на государеву службу, а те своевольничали, упорствовали. Дон присмирел после Разина, после Булавина. По первому зову из Петербурга казаки должны были отправиться в поход.
Иван Пугачев рано начал приучать своего Емельяна ходить за боевым конем, рубить и стрелять. Мальчишка был бойкий, любил кулачные бои, а однажды в схватке со сверстниками потерял верхний передний зуб.
Как многие казаки, Пугачев женился рано, семнадцати лет. В жены ему дали сироту Софью — дочь умершего казака Дмитрия Недюжева из ближней станицы Есауловой. Произошло это, как водилось у казаков, без спроса Емельяна. Возможно, он даже не видел Софью до самой женитьбы. Жену ему выбрали на семейном совете. В воскресенье, в день венчания, жених отправился в Есаулову станицу за десять верст от Зимовейской, к невесте. Здесь Емельяну передали «державу» — плетку, символ мужней власти. Много лет спустя, на допросе, Пугачев подчеркивал, что «венчан с оною своею женою по церковному чиноположению, в Есауловой станице, церкви Михаила Архангела священником».
Недолго прожил Пугачев с женой: всего одну неделю. Началась война с Пруссией. Молодого казака отправили на воину в команде казацкого полковника Ильи Денисова. Команда входила в состав корпуса графа, генерал-поручика Чернышева.
Через Киев команду Денисова послали в Пруссию. Пугачев испытал все тяготы солдатского житья в армии Елизаветы Петровны: мучительные зимние переходы без дневок, без теплой одежды, без крова, без пищи, «ибо, — как писал главнокомандующий, — в сей земле ни луку, ни чесноку найти нельзя, а солдаты в постные дни тем и питаются»{3}.
Русские солдаты гибли не столько от пуль и штыков, сколько от болезней, косивших людей направо и налево.
Но Пугачев видел и другие картины. При нем «солдаты вместо обороны против неприятеля, отлучась с фронта, громили генеральские и офицерские экипажи».{4} При нем же читали манифест царицы к армии, где она с «крайним сожалением и гневом» писала о солдатах, которые «командирам ослушны явились» и толпами дезертировали с фронта, подговаривая к тому же товарищей. «С трепетом и ужасом» подчеркивала императрица, «что наибольший в нашей [армии] урон причинен не от неприятеля, но только от помянутого ослушания».{5} Дело доходило до того, что солдаты били собственных офицеров. Наблюдатель той эпохи, просвещенный дворянин-крепостник, нашел правильное об’яснение этим фактам. «Солдаты наскучили уже до чрезвычайности есть один хлеб с водой; а сверх того измучились все от бессонницы и неудовольствие в армии было всеобщее, так что если б не удерживали валы и окопы, то верно бы она разбежалась на половину».{6}
В то же время Пугачев видел, что наряду с дезертирством, нежеланием подчиняться командирам-дворянам русские солдаты проявляли немало примеров стойкости и героизма. «Это о русских солдатах прусский король говорил: «Их гораздо легче убить, чем победить, и, когда их уже убили, их надо еще повалить». Особенно отличались казаки. Они беспрестанно тревожили прусские колонны, утомляли их, убивали отстающих. Иной русский боец, простреленный насквозь, еще держался на ногах и сражался из последних сил; другой, потеряв руку и ногу, продолжал обороняться уже лежа на земле.
Казаки не просили пощады и не знали ее. Как смерч, проходила русская армия по прусским деревням и селам. Солдаты, особенно казаки, уничтожали все на своем пути: поджигали, резали, растаскивали, растаптывали. Прусские мужики разбегались по лесам, нападали на казаков, отстреливались из окон, с крыш, из-за кустов, из-за деревьев. Случалось, что прославленная казацкая конница обращалась в бегство под натиском раз’яренных крестьян.