{164}. На заводы, в башкирские деревни полетели подписанные Твороговым указы о наборе вооруженных людей, о присылке фуража и хлеба. Указы находили живейший отклик. Пугачев пополнил свой отряд бойцами из башкир, из заводских крестьян, из работных людей Вознесенского, Авзяно-Петровского и Белорецкого заводов. На последнем Пугачев задержался. Сюда со всех сторон стекались по неведомым тропам спасавшиеся от преследований казаки, заводские крестьяне, калмыки.
Укрепившись и отправив Белобородову приказ итти на соединение с главными силами, Пугачев двинулся к Верхне-Яицкой линии. Здесь его совсем не ждали правительственные военачальники, занимавшие слабые крепости с малочисленными гарнизонами. Этот ловкий стратегический маневр давал Пугачеву возможность наступать и побеждать даже с плохо вооруженной армией.
План Голицына провалился. Преградить Пугачеву дорогу не удалось. В правительственном лагере долго терялись в догадках, где находится Пугачев.
Шестого мая Пугачев взял с бою Магнитную крепость, поплатившись за победу раной в руку.
План Голицына провалился и в другом пункте: Михельсон упустил Белобородова. Белобородов превратил Саткинский завод в центр мобилизации новых сил. В эти дни он развил бешеную энергию. Он разослал по всем заводам и деревням указы, чтобы крестьяне и заводские люди шли к нему. И люди шли. Они шли тем охотнее, что действия врага внушали ужас, отвращение и решимость бороться до конца. Комендант Верхне-Яицкой дистанции обращался к башкирам в такого рода выражениях: «Буду вас казнить, вешать за ноги и за ребра, дома, вещи, хлеб и сено подожгу и скот истреблю. Слышите ли? Если слышите, то бойтесь: я не люблю ни лгать, ни шутить»{165}.
Он поймал башкира, отрезал ему нос и уши и отправил к своим для устрашения. Конечно, такие приемы «агитации» только укрепляли силы Пугачева.
Белобородов во главе многолюдного отряда примчался в Магнитную. За ним подоспели Овчинников и Перфильев с отрядом казаков в 300 человек.
Уйдя от преследовавшего их Мансурова, они прорвались в Башкирию, скакали без устали день и ночь и соединились с Пугачевым.
К Пугачеву вернулась удача. Казалось, повторяется победная осень 1773 года. Он обошел сильную Верхне-Яицкую крепость и, уничтожая за собой мосты и переправы, подошел к Карагайской крепости и занял ее. За Карагайской пали другие крепости и редуты. Опять повторялись пышные приемы верного населения, к которому Пугачев выходил в парчевой бекеше, в красных сапогах, в шапке, сделанной из церковных облачений. Благочестивые приверженцы правительства плакались, что он «храмы божие выжег, в образа святые от богоотступников стреляно, а другие ими и кашу варили». Опять начались расправы пугачевцев над комендантами, офицерами, власть имущими.
Девятнадцатого мая Пугачев овладел Троицкой крепостью.
Двадцать первого мая его настиг генерал Деколонг. Несмотря на энергичную артиллерийскую стрельбу и стремительную атаку против Деколонга, Пугачев был разбит. Он потерял двадцать восемь орудий, несколько тысяч человек убитыми и взятыми в плен.
Пугачеву удалось спастись, повстанцы рассеялись. Через несколько дней они снова собрались вокруг своего вождя.
Восемнадцатого мая у деревни Лягушиной произошла жаркая схватка с отрядом Михельсона. Часть пугачевцев спешилась и, несмотря на большие потери, набросилась на вражеские орудия. Сам Пугачев со своей конницей налетел на левый фланг Михельсона и смял его. Дело решили отлично вооруженные, хорошо вышколенные михельсоновские гусары.
Разбитый Пугачев четыре дня простоял на реке Миасе, сжег Кундравинскую слободу, набрал бойцов на Златоустовском и Саткинском заводах, самые заводы сжег, и 3 июня неожиданно атаковал Михельсона. После горячего боя Пугачев был отбит.
Неоднократные поражения не сломили Пугачева. Так велики были сила духа и упорство этого человека! Он боролся до тех пор, пока оставалась хотя бы малейшая возможность сопротивления. Мысль о личной судьбе давно переплелась в его уме с мыслью о судьбе людей, борьбу которых за волю он возглавил. И теперь, после Татищевой, после Сакмары, после Лягушиной, еле уйдя от Михельсона, потеряв Хлопушу и Чику-Зарубина, лишившись большинства членов «военной коллегии», Пугачев снова и снова берется за сколачивание новой армии, за сплочение штаба восстания.
Его секретарем стал Иван Степанович Трофимов, фигурировавший в восстании под фамилией Дубровского. Подобно всем пугачевским приближенным, Дубровский на собственном опыте познал тяжелую жизнь человека из низов. Сын бедного мценского купца, находившегося «во услужении у разных господ», Дубровский поступил на службу к московскому фабриканту и обер-директору Гусятникову. От Гусятникова Дубровский сбежал, прошел пешком огромное расстояние от Сызрани до Екатеринбурга, нанялся письмоводителем на винокуренные заводы полковника Тимашева. Бежал, стал рабочим Златоустовского завода. С завода его отправили на медный рудник, на самую тяжелую работу. Так жизнь Дубровского катилась все время по нисходящей линии, пока не поднялось восстание, вместе с которым поднялся и он.
Башкиры нагрянули на рудники и увели в горы много рабочих, в том числе и Дубровского.
После ряда злоключений он попал к Пугачеву в Берду. Здесь беглый купеческий приказчик, писарь, рабочий, наконец, нашел применение своему бойкому перу. Дубровский поставил его на службу казацко-крестьянскому восстанию.
Спешно были написаны указы к башкирам, к русским. Башкирских старшин Пугачев назначил кого генералом, кого бригадиром, кого полковником, роздал богатые подарки. Он говорил, что идет на Уфу, где его ждет наследник Павел во главе сорокатысячного войска. Крестьяне, заводские люди были привлечены обещанием вольности, свободы от податей, от рекрутчины, от работы на дворян.
Снова поднялись заводы и башкирские кочевья. Башкиры действовали анархически, отдельными разрозненными группами. Рассматривая заводы только как источник экспроприации, башкиры жгли и громили их безжалостно.
Белобородов сколотил и отлично вооружил трехтысячный отряд из казаков и заводских крестьян. Подошел к Красноуфимску и заставил отступить правительственные части.
В жаждущем свободы народном воображении успехи Пугачева приобрели преувеличенную и легендарную окраску. Говорили, что восстал, наконец, избавитель, не будучи в состоянии спокойно смотреть на народную нужду. Передавали, что Пугачев взял Оренбург, Уфу, построил в степи пороховые и пушечные заводы, что у него несметное войско и оружия без счету. Рассказывали, что Ново-Троицкая крепость переименована в Петербург, а Чебаркуль — в Москву, что Бибиков, увидя «государя», испугался, проглотил яд, хранившийся у него в пуговице, и умер. Как не стать под знамя такого царя-избавителя и победителя! И угнетенные люди вставали.
Наконец, Пугачев принял смелое и единственно правильное в его положении решение — прорваться к Волге. Оставаться дальше в Башкирии было бессмысленно и трудно. Край был разорен, заводы разгромлены, деревни и села сожжены, всюду рыскали правительственные команды.
Пугачев соединился с Белобородовым, взял Красноуфимск и пошел на соединение с башкирами, блокировавшими пригород Осу, чтобы отсюда направиться на Казань.
Молва о легендарных успехах Пугачева казалась столь убедительной, что разорившийся ржевский купец Долгополов решил поправить свои дела через Пугачева. В молодости Долгополов поставлял фураж для лошадей тогда еще великого князя Петра Федоровича и был с ним знаком. В разгаре восстания он отправился к Пугачеву, говоря по секрету, что едет к императору с приветом от наследника. Ловкий купец пробрался к Пугачеву под Уфу, передал ему подарки, присланные «наследником». Пугачев не преминул воспользоваться случаем для нового убеждения приближенных в своем подлинно царском достоинстве. Пообещав Долгополову различные блага, если он признает в нем «императора», Пугачев с истинно актерским мастерством разыграл следующую сцену. Он пригласил к себе Овчинникова, Перфильева и других атаманов и в их присутствии спросил Долгополова:
— Ты зачем ко мне прислан?
— Меня, ваше величество, прислал Павел Петрович посмотреть, подлинно ли вы родитель его.
— Узнал ли ты меня?
— Как не узнать! Вы жаловали меня вот этим зипуном и шапкою.
— Вы, господа казаки, — продолжал Долгополов, обращаясь к атаманам, — не сомневайтесь, он подлинно государь Петр Федорович, я точно его знаю.
Для закрепления достигнутого эффекта выпили за здоровье «великого государя», за «государыню» Устинью Петровну, за «наследника» Павла Петровича.
Пугачев продолжал опрос:
— Здоров ли Павел Петрович? Каков он? Велик ли?
— Славу богу, он здоров и велик молодец, да его уже обручили на какой-то немецкой принцессе Наталье Алексеевне.
— Ну, славу богу, дай бог благополучно! — воскликнул довольный «отец»{166}.
Сцена с Долгополовым получила широкую известность и укрепила в рядовой массе уверенность в царском происхождении Пугачева.
Уверенность эта еще больше усилилась, благодаря одному эпизоду, разыгравшемуся под Осой.
Осажденные напрасно пытались пробиться из крепости. Напрасны были также попытки отбросить пугачевцев.
Пугачев предлагал защитникам крепости сдаться «истинному императору». В Осе решили удостовериться, действительно ли к городу подступил царь. Отправили старого отставного гвардейца посмотреть на главаря осаждающих войск, выяснить, похож ли он на Петра III. И тут Пугачев обнаружил такое самообладание и убеждающую силу, что казавшееся безнадежным положение было спасено.