Имея в виду, что Юговский казенный медеплавильный завод[898]был обнесен кругом палисадом, рогатками и в нем устроена крепость, Башмаков решился на этом заводе защищаться от мятежников. Он приказал свозить сюда с других заводов пушки, порох, снаряды и прислать заводских вооруженных людей. В половине декабря Башмаков закрыл Аннинский (Бабкинский) завод[899] и приказал всех рабочих с оружием перевести на Юговский завод. Распоряжение это встретило сопротивление, и большинство заводского населения не только отказалось идти на Юговский завод, но и не пускало тех, которые изъявили на то свое согласие.
– Если бы подлинно он был не государь, – говорили рабочие про Пугачева, – а беглый казак, то, конечно, из Москвы и Петербурга давно бы присланы были ее величества войска. Но когда прошло три месяца и их не прислано, то и признается, что он подлинный государь Петр III, император, которому мы прежде присягали и ныне принять желаем.
Между тем 18 декабря на реке Тулье, впадающей в Каму при городе Осе и в селениях, лежавших не далее 100 верст от Юговского завода, появились значительные шайки мятежников. Они разорили Шермяитский завод Яковлева и, склонив на свою сторону почти всю Осинскую волость, дворцовых крестьян и пахотных солдат, стали угрожать городу Кунгуру, Юговскому и Аннинскому заводам. Тогда Башмаков вторично отправил на последний завод унтер-шихтмейстера Бахмана поторопить рабочих переселением на Юговский завод. На требование Бахмана, чтобы хозяева собрались в заводскую контору, никто не явился, а жены говорили, что не знают, куда уехали их мужья. Бахман повторил свое требование, и тогда пришло в контору человек с десять.
– Мы желаем, – говорили они, – быть верноподданными императрицы, а только из своих домов не поедем, по той причине, что наши семейства и дома будут разорены.
Бахман пытался убедить, что исполнить приказание необходимо, но все его попытки оказались тщетными.
– Если ты здесь заживешься, – сказал ему шепотом рабочий Василий Чупров, – то мы намерены связать тебе руки и ноги и отвезти в партию.
Бахман поторопился уехать, а рабочие как этого завода, так и прочих, видя свое беспомощное состояние, приняли сторону мятежников; по справедливость требует сказать, что на многих заводах рабочие старались сохранить порядок и удержать буйные головы от своеволий. В письменном постановлении 30 декабря 1773 года[900] жители нескольких селений, приписанных к Юговскому заводу, «со всего мирского и общего согласия», выбрали в сотники Гаврилу Ситникова, а в старосты Клементия Зверева и уполномочили их быть ходатаями по всем мирским делам и сберегателями общественного спокойствия. Рабочие поручили Ситникову и Звереву «случившиеся между заводскими жителями всякие ссоры и непорядочество умирять, и кто явится виновным в каком случае, то таковых, смотря по вине, штрафовать, а потом наказывать батожьем, дабы от неимения надо собою страху, не могли больших причин и своевольств чинить».
Это постановление не помешало Ситникову в тот же день снарядить несколько человек «в казачье войско» и передать их предводителю явившейся башкирской толпы Батыркаю Иткину[901]. Отказать в подобном требовании население считало невозможным, из опасения за свои семейства и имущество. Башкирцы уничтожали дотла все русское: грабили церкви и дома, умерщвляли духовенство, уводили пленных, жгли хлеб и отгоняли скот. Заводское население искало защиты в Берде, и пугачевская коллегия, опасаясь, что поступки башкирцев могут восстановить против мятежников простой народ, старалась ввести некоторый порядок в крае, «повинившемся императору Петру III». С этою целью в Берде выдавались сначала охранные листы всем тем селениям, которые присоединились к самозванцу, а затем все заводы и селения, находившиеся в окрестностях Уфы, и вся Башкирия были поручены управлению Зарубина (Чики), наименованного в Берде графом Чернышевым.
Глава 28
Прибытие Зарубина (Чики) к городу Уфе, его деятельность, наставление и инструкции. – Занятие Красноуфимска башкирцами. – Появление их у города Кунгура. – Деятельность жителей по обороне города. – Прибытие в Кунгур секунд-майора А.В. Попова с отрядом и его энергическая деятельность. – Инструкция, составленная для жителей. – Поражение башкирцев на реке Ирени и в деревне Кишер-те. – Воззвание Ивана Кузнецова к жителям Кунгура. – Происшествие в Челябинске. – Возмущение городских казаков. – Воззвание атамана Грязнова к жителям Челябинска.
Получив приказание принять начальство над войсками под Уфой, Зарубин (Чика) взял себе в помощники Илью Ульянова, 30 человек рабочих Воскресенского Твердышева завода и отправился с ними по назначению. Встречая повсюду сочувствие, он успел собрать по дороге толпу в 500 человек и в начале декабря прибыл в селение Чесноковку. Поместясь в доме священника Андрея Иванова, Зарубин тотчас же разослал манифест самозванца, приказал его читать в церквах, приводить население к присяге на верность императору Петру III и требовал, чтобы жители собирались в поход с каждого двора по одному человеку с оружием и без всяких отговорок. При этом он выдумал, будто «надлежит явившееся по казанской дороге, из уфимской стороны, войско с двумя пушками истребить».
Население быстро вооружалось, и в короткое время самозваный граф Чернышев располагал уже силами до 4 тысяч человек [902].
Спустя несколько дней силы эти почти утроились вследствие перехода на сторону самозванца рабочих со многих заводов, прослышавших, что в Берде выдаются охранные листы, обеспечивающие население от грабежей башкирцев.
Узнав об этом, рабочие Саткинского завода тотчас отправили депутатов в Берду за охранным листом и писали, что хотя они приготовились к обороне, но не «против его величества, а от набегу озорнических и башкирцев воровских партий, которые из заводских жителей, выезжавших за сеном, уже много покололи безвинно, лошадей отогнали, и теперь за сеном и прочими потребностями выехать с завода не дают свободности»[903].
Депутаты были встречены на дороге пугачевской партией в 25 человек под начальством Ивана Кузнецова, который вместе с ними отправился на Саткинский завод, обещал населению покровительство лжеимператора, но ограбил дом заводчика Лугинина, взял 10 тысяч рублей денег, 12 пушек, 250 ружей и 5 пудов пороха. Отсюда он прошел на Златоустовский и Катав-Ивановский заводы, был встречен крестьянами с полной покорностью, взял 40 пушек и 90 пудов пороху.
Таким образом, в течение нескольких дней на сторону самозванца перешло более 8 тысяч человек заводских крестьян. Заботясь о том, чтобы не только их удержать за собою, но и склонить на свою сторону остальное заводское население, пугачевская Военная коллегия предписала своему «графу Чернышеву» принять строгие меры к прекращению грабежей башкирцев и к возвращению награбленного хозяевам. «Да и впредь, – писала коллегия[904], – если такие злодеи, хотя из малого чего окажутся, то, не приемля от них никаких отговорок и не возя сюда [в Берду], чинить смертную казнь, дабы впредь того чинить другие не отважились».
Зарубин (Чернышев) широко воспользовался предоставленным ему правом и впоследствии распоряжался самостоятельно, мало обращая внимания на Военную коллегию и на то, что происходило под Бердой.
Поселясь в Чесноковке, он сделался полным хозяином Башкирии и прилегающих к ней провинций, словом, хозяином всего Закамского края. Это был второй Пугачев, но более умный, самостоятельный и энергичный. В Чесноковке происходило беспрерывное пьянство, разгул и разврат. Вино, деньги, хорошенькие молодые женщины и девушки привозились из окрестностей для удовлетворения сладострастия самозваного графа и его приближенных. Около дома Зарубина были поставлены две виселицы, а под наметом из соломы хранились боевые заряды и орудия, доставленные мятежниками из разных городов и укреплений; тут же в сарае хранились и награбленные вещи. Сначала Зарубин отправлял в Берду каждые два дня донесения с конными башкирцами и ответы коллегии приказывал читать публично на улицах. С течением времени донесения эти посылались все реже и реже, Зарубин стал действовать более самостоятельно и из Чесноковки сделал вторую Берду: окружил себя свитой, назначал атаманов и полковников, действовавших по его указаниям, производил в чины, писал наставления и инструкции, принимал просителей, творил суд и расправу. Постановив правилом, чтобы в каждом селении или заводе был выбран атаман или староста, Зарубин объявил их ответственными пред собою, обязал смотреть за порядком, содержать пикеты и заставы в селениях и на главнейших дорогах. Они должны были останавливать проезжавших и всех подозрительных отправлять в Чесноковку[905].
«Надлежит вам, – писал Зарубин, – выбранным от Рождественского завода атаману Волкову и есаулу Завьялову[906], свою команду содержать в добром порядке и ни до каких своевольства и грабительства не допускать, а ежели кто окажется его императорскому величеству противником, а вам ослушником, таковых по произволению вашему наказывать на теле, смотря по вине. Напротив того, и вам самих себя к худому состоянию не подвергать и во всегдашнем времени его величества манифесты и указы должны чувствовать и непременное исполнение чинить, за что вы можете получить особливую себе похвалу. Команде своей никаких обид, налогов и разорений не чинить и ко взяткам не касаться, опасаясь за ваш проступок неизбежной смертной казни. Притом старание прилагайте, но насылаемым от меня к вам ордерам и прочим повелительным от меня письмам исполнение чинить в немедленном времени, и где что видеть можете интересу казенному какую трату, о том немедленно меня рапортуйте. Также, где окажутся его величеству злодейские партии, таковых всемерно стараться с командой своей ко всеконечному истреблению приводить и верноподданных сынов отечеству защищать. Когда потребую из команды вашей в службу его величества, то по тому требованию хороших и доброконных и вооруженных ребят в немедленном времени отправлять ко мне. А в службу набирать надлежит таковых, чтобы не были старее 50 и малолетнее 18 лет».