хи.
Помянутая команда, благополучно прибыв в Муллы, имеет пробыть для распоряжения о дальних ее движениях, а притом требует, чтобы вы, воевода, или в Кунгур возвратились, или сюда [в Верхние Муллы] прибыли, ради общего совета о недопущении злодеев к пущему нападению на вверенную вам провинцию. В случае отбывательства [отсутствия] вы можете против нарушения присяги ответствовать, а к команде на сие письмо сообщить».
На это Миллер отвечал Попову[924]: «Сообщение ваше от 29 декабря сего 1773 года, о прибытии к вам на Муллы, или чтоб я возвратился в Кунгур и о прочем, 30-го числа декабря мной получено. На которое вам чрез сие ответствую, что я из Кунгура в Чусовские городки отбыл по справедливому известью о неприятельской толпе, которая состояла от г. Кунгура в ближнем расстоянии и имела намерение на 27-е число действительно в Кунгур войти и меня захватить, почему я для некоторой предосторожности города и казны распоряжения и отбыл. Откуда по учинении оного обратно и намерен я вскорости ехать в г. Кунгур к своей команде, а не на Муллы. А что же вы пишете, что я якобы оставил город, канцелярию, казну и проч. на расхищение злодеям, то несправедливо, ибо та неприятельская толпа находилась в близости Кунгура в 700 человек и имела намерение в город войти на 27-е число и хотели меня захватить. Да и вы, г. майор, с отбытия вашего из Кунгура с 25 декабря по сие время находитесь с командою на Муллах и для каких законных обстоятельств, того я понять не могу, а единственно рекомендую, чтобы вы изволили рекрутскую [партию] вести в повеленное место и с крайнею предосторожностью от злодейской толпы и так точно, как в данном вам от Пермской провинциальной канцелярии наставлении предписано».
Не считая себя подчиненным воеводе и признавая поступок его неблаговидным, Понов прямо высказал это в письме и укорил беглеца в трусости. «Когда, – писал он Миллеру[925], – намеревающаяся злодейская толпа на 27-е число хотела в Кунгур зайти и вас, г. воеводу, захватить, то вам для некоторой предосторожности города и казны распоряжения в Чусовские городки совсем в глухую сторону и где к отпору против злодеев сил весьма трудно собрать, и уезжать было не надобно; а лучше бы ехать сюда в Муллы, где человек до 400 господ помещиков, здешних селений людей с оружием единодушно защищать себя в место сие собрались; а и того бы способнее проехать вам к коллежскому асессору Башмакову и с ним посоветовать, который не только не колеблется страхом, но еще сюда вечор прислал сто человек на общее сопротивление злодеям, что вчерашнего числа от них уже и произошло проездом, [разъездом?] состоящим в 50 человеках, кои по моему приговору здешних управителей конницею из здешних жителей встречены, а я сам, взяв батальонных штатных солдат, да и жителей пеших же с ружьями, ходил тех подкреплять. Оные злодеи разбиты и прогнаны, а на месте убит один татарин да русских: один тяжело, а другой легко раненый, взяты сюда и приведены.
Здесь же я нахожусь по сие время вот для чего: по немалому числу рекрут и по малости конвойных, коими должен первых по квартирам расставлять и собирать, подводы доставлять, иметь притом предосторожность и разведывать о злодее. Сделал я от Кунгура до сих мест пять маршей без роздыхов, потому что у рекрут с собою хлеба нет, по причине неотпуска от вас в натуре провианта; вчерась по закону сделал роздых, а ныне рассмотри, где не так опасен от злодеев путь и меры принять не упущу, потому что злодей находится отсюда в 15 верстах на казанской дороге, по объявлению выше показанных раненых, на коих объявление можно больше положиться, нежели на посторонние слухи. Следовательно, теперь должно мне свою диспозицию иметь, каким образом поступить в сохранении рекрут от злодеев. А чтоб я вел рекрутскую команду в повеленное место так точно, как вы, г. воевода, из канцелярии мне наставление дали – оно не наставление, а сообщение мне было, в коем вы весьма много уверяли о злодейских на Кунгур покушениях и советовали рекрут вывесть, не видя дальней опасности, то и не должно мне считать сие наставлением. Для сих причин: 1) от моей команды [начальства] не предписано, чтобы мне состоять под повелением вашим, а 2) что его высокопревосходительство генерал-аншеф, Казанской губернии губернатор Яков Ларионович фон Брандт, на представление ваше не апробовал мне со всеми рекрутами идти, рассмотри наперед, сколь неудобно такое число людей в марше зимним путем всякими выгодами снабдить, а указал по 300 человек отправлять при ваших офицерах, а о достальных ожидать повеления. Потому-то я теперь его высокопревосходительства повеление к отправлению учиню с капитаном Рылеевым, с штатными и отставными солдатами, а сам здесь с достальными находиться имею. Вы же, г. воевода, благоволите прислать ко мне офицера, дабы я, как скоро из дер. Зинцов конвойные солдаты сюда возвратятся, с оными мог бы отправить других 300 человек, как его высокопревосходительство в учреждении своем предписать изволил».
Отговариваясь тем, что уехал из Кунгура для поощрения крестьян сопротивляться мятежникам и для собрания вооруженных жителей для защиты города, воевода Миллер счел лучшим отправиться в отряд Попова, а в Кунгур послал из Чусовских городков 300 человек наскоро набранных и вооруженных крестьян.
Таким образом присоединившись к отряду, воевода Миллер 6 января прибыл вместе с ним в Кунгур. Майор Попов тотчас принял самые энергические меры к обороне, разделил город на участки и поручил их за несколько дней перед тем возвратившемуся воеводскому товарищу, прокурору Попову, горного ведомства капитану Попову, президенту от купечества, бургомистрам и ратманам.
«Воеводе же Миллеру, – писал секунд-майор Попов в составленной им инструкции[926], – как градодержателю, не определяя себе нигде поста, раздавать всем вышеписанным особам, чрез капитана Буткевича, приказания. Для чего оным [начальникам дистанций] долженствует ему, воеводе, во всем безропотно повиноваться, через что узлом сего послушания все здешние и собранные из селений обыватели к общей всех пользе твердо и надежно будут стоять и проявляться атакующим город злодеям».
Не ограничиваясь этим, Попов приказал прочесть всем жителям города, «не исключая ни одной души и при молебном Господа Бога прошении», обыкновенную присягу, манифест и указ императрицы и увещание, присланное преосвященным Вениамином.
«Что ж до меня принадлежит, – писал он всем городским властям и управлениям, – то всех услужно прошу отпустить мне годных ружей с припасами, сколько за раздачею найдется, коими я снабдя умеющих в команде моей рекрут стрелять, определяю себя к наиважнейшему посту, на который, по положению места, больше чаять надобно неприятельского стремления. Сверх того, стану и прочих рекрут обучать, по скорости времени и частым тревогам, хотя только заряжать ружье, дабы ежели еще где порожние ружья найдутся, все оными в отпор действовать могли.
Воевода, как хозяин и первое занимает в провинции и городе место, благоволит приказать чрез полицию, чтобы во всем городе была тишина, шум, песни, а особливо по ночам должны быть прекращены и не только по бекетам и вокруг города, но и въезде внутри города по улицам, посылать дозоры, чтоб праздно в ночи никто не шатался, а всего лучше, если заблагорассуждено будет, к общественной пользе и всех целости, питейным домам продажу вина и других напитков запретить.
Как от обошедших почти вкруг города злодеев частые бывают тревоги и из оных иногда по одному только бекету и то малое число единственно для высматривания подъезжают, а во всем городе великое от того происходит смятение и беспокойство, то во избежание таких колебаний, ежели рассудится, поступать таким образом: когда против которого бекета злодеи станут показываться, то командир, изготовясь оружием к принятью, ту же самую минуту дает знать воеводе, который, чтоб одни только вокруг города бекеты изготовились, приказывает ударить в большой колокол несколько раз. Ежели бы на два или больше бекета подъезд показываться начал и от тех бекетов дойдут до него известия, тогда бить в набат на всех колокольнях, почему к приумножению сил на всех постах с крайним поспешением назначенные бегут со своим из домов и квартир оружием. А что касается по ночам, то как за темнотой увидеть не можно, на один ли только бекет стремление происходит, то по полученному с первого бекета известью о приближении злодейском, по мнению моему, должно уже повсюду в набат ударить.
Когда злодеев вокруг города видно не будет, то вышеписанные командиры могут в своих квартирах находиться, осматривая, однако, в день почасту, в точной ли готовности его подчиненные люди находятся и все ли у них оружие в исправности состоит, а к ночи, хотя бы и не было тревоги, неотходно быть при своих местах и там ночевать. А если кто от своего поста при тревоге умышленно отлучится, тот сочтен будет ее императорского величества изменником и недостойным тем называться, чем он теперь есть, как и за то, если, ища покоя и страшась смерти, скажется при нынешнем случае больным.
Впрочем, объявив мое мнение, что еще с совета к лучшему признано будет, я на все труды и опасности усердно себя полагаю».
Эта энергическая и обстоятельная инструкция сразу подчинила Попову все население города; жители смотрели на него как на своего избавителя и преследователя тех, которые пожелали бы уклониться от общего дела. Обыватели повиновались ему беспрекословно и при первом появлении неприятеля выказали полную энергию.
В первом часу пополудни 9 января мятежники стали подходить к Кунгуру по трем дорогам: из Осы, Казани и по сибирской дороге, со стороны Екатеринбурга. Из толпы, следовавшей по осинской дороге, выехало вперед несколько человек башкирцев, которые кричали по-русски и требовали сдачи города.
– На что вы нас и себя мучите, – кричали они, – мы хотим быть с вами в мире, только вышлите к нашему полковнику вашего воеводу и других начальников, а сами город сдайте. Мы вас ничем не тронем.