Сознавая, что подобная мера, затрагивающая коренные обычаи казаков, вызовет со стороны последних энергическое сопротивление, совет положил: до весны стараться усмирить казаков одними увещаниями, а весной: «тогда как они на ловлю [рыбную] поразъедутся, ввесть в их городок регулярные команды и, наказав виновных, исполнить полагаемое о перемене их управления намерение»[134].
Одобрив постановление совета, императрица приказала Дурново по выздоровлении явиться ко двору[135], а Рейнсдорпу принять меры к усмирению войска и наказанию виновных.
«Уже с давнего время, – писала она[136], – войско Яицкое, будучи подущаемо несколькими неспокойными и общему благосостоянию завидующими своими казаками, зачинало быть в разврате, и сколько ни старались мы оказанными ему милостями и снисхождением вывесть его из заблуждения, все наше о том попечение было, однако, тщетно. Наконец, позабыв верноподданническую свою должность и ослепясь злостным и превратным тех вредных людей истолкованием наших собственных указов, не токмо оказало оно явное непослушание, но и дерзнуло на богомерзкое убивство начальствующего в той стороне войсками нашего генерал-майора Траубенберга, войскового своего атамана и других, также на увечье и задержание отправленного к ним от лица нашего гвардии нашей капитана Дурново, а при всем том, управляясь ныне незаконным и самовольным образом, пребывает в таком еще несообразимом мнении, якобы исполнило оно сим ужасным и ненавистным поступком наше соизволение».
Полагая, что не все войско, а лишь небольшая часть его была причиной беспорядков, а остальные были вовлечены в преступление по простоте и незнанию, императрица Екатерина II поручила Рейнсдорпу потребовать главных виновников в нарушении их общего покоя и тишины и объявить, что в противном случае, вместо милосердия и пощады, войско навлечет на себя гнев императрицы.
22 апреля нарочный привез в Оренбург несколько печатных экземпляров этого указа, из коих 30 экземпляров с полковником Углецким[137] были отправлены 24 апреля к войску с приказанием губернатора публиковать указ и разослать его на все форпосты.
При этом Рейнсдорп требовал, чтобы до прибытия следственной комиссии войско арестовало главных зачинщиков и содержало их под крепким караулом, «дабы никакими средствами утечки учинить не могли»[138].
Прибыв в Яицкий городок, Углецкий, по обычаю, собрал круг и прочитал указ. Выслушав высочайшее повеление, войско отказалось признать кого-либо зачинщиком беспорядков.
– Не некоторые из нас, – говорили казаки, – а мы все виноваты пред милостивой государыней.
Не считая возможным и справедливым кого бы то ни было арестовать, войско отвечало Рейнсдорпу[139], что главными нарушителями покоя были бывшие атаманы Андрей Бородин и Петр Тамбовцев, старшина Иван Логинов, Алексей Митрясов, Матвей Суетин, Мартемьян Бородин, Иван Окутин, Нефед Мостовщиков, Федор Бородин и Кирилл Филимонов с товарищи. Эти лица, по словам казаков, были главными возмутителями и причиной всех ссор; по их наущению Черепов стрелял и побил безвинных, а Дурново не исполнял высочайшего повеления. Почему войско Яицкое, имея каждый в том обиду, все сами собой, а не по возмущению чьему, 13 января отправились к гвардии капитану Дурново просить о скорейшем исполнении указа, и хотя произошло при этом убийство, но войско не виновато, потому что оно только оборонялось. В заключение войсковая канцелярия присовокупляла, что войско во всем повинуется государыне, отправило нарочных в Петербург со всеподданнейшим прошением и содержит под арестом тех старшин, которые были на стороне Траубенберга, как виновных в открытии пальбы.
С таким объяснением и ответом полковник Углецкий возвратился в Оренбург, а казаки решили послать новую депутацию в Петербург с челобитными императрице и великому князю Павлу Петровичу, в которых, дословно излагая то же, что доносили Рейнсдорпу, войско просило императрицу оказать ему милость и милосердие, а великого князя помиловать «за прежние наши верные службы, отечески заступить и помилосердствовать, чтобы мы от праведного гнева были избавлены»[140].
В войсковом кругу 4 мая 1772 года было постановлено отправить с этими прошениями «о двору ее величества, для отдания рабского поклона»[141], присутствующего войскового поверенного Василия Трифонова и при нем пять человек сотников[142].
Депутатам ассигнована была достаточная сумма на путевые издержки и выдано уполномочие, в случае нужды, сделать заем на счет войска; но не успели они тронуться в путь, как на Яике получены были известия самого тревожного свойства.
Одновременно с отправлением полковника Угледкого в Яицкий городок Рейнсдорп получил указ Военной коллегии[143], которым повелевалось: как только отправленный из Москвы на почтовых генерал-майор Фрейман с гренадерской ротой Великолуцкого полка прибудет в Оренбург, то придать ему столько пехоты и кавалерии, чтобы в отряде его было не менее 1500 человек регулярных войск с достаточным числом артиллерии. Руководясь кротостью и щадя невинных, Фрейман должен был с этим отрядом двинуться к Яицкому городку, потребовать выдачи зачинщиков и в случае отказа со стороны населения силой восстановить там прежнее спокойствие и тишину.
Предоставляя Рейнсдорпу, как человеку ближе знакомому с положением дел, принять те или другие меры, Военная коллегия находила нужным сказать, «что всякому в сем случае средству предпочитается способ кротости и тот, которым до желаемого конца достичь можно, с пощадой невинных и без кровопролития… По усмирении их [казаков] и по занятии Яицкого городка, правление всего Яицкого войска, впредь до высочайшего повеления, поручить полковнику Неронову в самом Яицком городке поставить целую легкую полевую команду, придав человек до 200 или более из оренбургских казаков, также и достаточное число артиллерии, и тотчас вступить в следствие и рассмотрение сего происшествия.
«Но как при таких народных возмущениях заслуживает особливого попечения, чтобы самовольно возмутителями устроенное правление, как возможно скорее разрушено было и тем бы беззаконное их соединение само по себе упасть могло. Того ради и надлежит вам наперед все вышепредписанные повеления и меры так собрать и заготовить, дабы первым вашим действием против возмутителей вы были в состоянии тотчас уничтожить их правительство и постановить ваше, а потом уже начинать должное следствие»[144].
В ожидании прибытия Фреймана оренбургский губернатор стал стягивать войска к Рассыпной крепости. Слух о таком распоряжении быстро распространился по всему Яику, и население с особой чуткостью следило за сбором войск. 6 мая войсковая канцелярия уж отправила двух казаков, Петра Пустобаева и Григория Куликова, которым поручено было под видом вопроса: может ли войско отправиться на севрюжье рыболовство, разузнать, что делается в Оренбурге.
Не желая сознаться, что знает причину сбора команд, войсковая канцелярия доносила Рейнсдорпу, что на основании прежних обыкновений войско Яицкое на севрюжье рыболовство выступило, «но ныне получено здесь известие, якобы в Оренбурге, по крепостям, собираются команды и намерены следовать сюда, а для каких причин, неизвестно; также что из российских жительств с хлебом и съестными припасами всякого звания сюда не допускаются. Из-за чего войско Яицкое следованием на то севрюжье рыболовство и остановилось, имея сомнение, не будет ли надобности, чтоб оное все было налицо, чтоб из-за того миновать излишнего затруднения».
Уверяя губернатора, что на Яике все тихо и спокойно, войсковая канцелярия просила тем командам «напрасного движения не чинить, чтобы из-за того и оное войско без сомнения остаться могло»[145].
Вместе с тем 10 мая войско разослало приказ всем старшинам форпостов, расположенных вверх по Яику, чтобы бегущих из Яика старшин и согласных казаков стараться ловить и через форпосты не пропускать.
На вопрос о причине сбора войск Рейнсдорп говорил, что, хотя войско не заслуживает ответа, но как вопрос его и просьбу он считает дерзкими, «то и молчаливым остаться за сходно не признает».
«Итак, – писал он, – возвращая из присланных от вас одного казака, даю вам знать, что наряженные войска, под предводительством генерал-майора Фреймана, отправлены от меня по силе высочайшего указа, для наказания находящихся между войском Яицким мятежников, кои паки в злодеянии и непослушании остаются. Но прежде нежели он, генерал-майор, приступит к действительному предписанному ему исполнению, я вас, войско Яицкое, паки прилежно увещеваю и прошу, хоть остальные часы, в кои еще можете через раскаяние ваше пользоваться милосердным ее величества прощением, употребить на рассуждение, пощади кровь неповинную жен ваших и малолетних детей, а притом в злобе неучастных людей, и пришед в чувствие, постараться высочайшую волю исполнить, т. е. главных и богомерзкого убийства зачинщиков, о коих через полковника Углецкого реестр вы получили, обще с признаваемыми вами покоя вашего нарушителями ему, генерал-майору, выдать и тем себе и всему войску Яицкому спасение получить. А инаково непременно поступлено будет с вами по всей строгости высочайшего гнева, от которого укрыться никакого способа уже не остается, ибо вы сами понять в состоянии, может ли столь важное злодеяние от главнейшей в свете монархини без достойного отмщения упущено быть»[146]