[173]. Слух о появлении Петра III не был ни для кого новостью; русские люди давно свыклись с тем, что покойный император жив, что он скрывается и рано или поздно должен «объявиться». Казаки особенно сочувственно отнеслись к этому слуху и, надеясь на лучшую будущность, встрепенулись.
Глава 4
Назначение в состав Московского легиона казачьей команды от Волгского войска. – Формирование команды. – Слух, что в числе записавшихся находится император Петр III. – Волнения в войске Донском. – Арест войскового атамана Степана Ефремова и ссылка его. – Самозванец Богомолов и его сообщники: донские казаки Семенников и Серединцев и малороссиянин Певчее. – Происшествия в Царицыне и в станицах войска Донского. – Наказание Богомолова и ссылка его в Сибирь. – Записка императрицы графу Чернышеву. – Меры, принятые на Дону к поимке Семенникова.
Освобождая Яицкое войско от службы в Московском легионе, императрица повелела избрать для того других казаков. Военная коллегия первое время не знала, на какое именно войско возложить легионную службу, но прибывший в Петербург атаман волгских казаков Макар Персидский вывел ее из затруднения. Он заявил, что если будет дозволено, «то готов он, так как и все того войска старшины, набрать всю Московского легиона казацкую команду из казаков Волгского войска, охотно в оную команду вступить желающих»[174]. При этом атаман Персидский просил определить в ту же команду внука своего, походного атамана Григория Персидского, таким чином, «как за благо признано будет».
Утвердив представление Военной коллегии, императрица 20 июня 1771 года собственноручно написала: «Григория Персидского принять офицерским чином, а войсковому атаману Персидскому за ревность и усердие его жалуем саблю».
Получив высочайшее повеление и штат казачьей легионной команды, Персидский в сентябре 1771 года выехал из Петербурга с тем, чтобы набрать казаков и отправить их в Симбирск к генерал-майору князю Прозоровскому, назначенному вместо Баннера командиром Московского легиона[175].
Прибыв в Дубовку, войсковой атаман поручил внуку своему Григорию Персидскому, переименованному в ротмистры, приступить к формированию казачьей команды и записывать в нее всех желающих.
В 1732 году, по указу Сената, были вызваны охотники из донских казаков для поселения и защиты так называемой царицынской линии, и в 1733 году 1057 семей желающих были поселены в окрестностях Дубовки и реки Балыклее[176], на пространстве между Камышенкой (Дмитриевском) и Царицыным, и образовали Волгское казачье войско.
По высочайше утвержденному совокупному докладу Коллегии иностранных дел и Военной, 22 января 1770 года, для укрепления и защиты Моздока положено было сформировать гарнизонный батальон и поселить в его окрестностях казаков для содержания форпостов и разъездов, «которые теперь определенными к Кизляру и ежегодно туда из других мест командируемыми войсками исправляются». Для прислуги к орудиям, посылаемым в Моздок, решено было переселить с Дона сто человек желающих сказочных казаков с тем, чтобы они одевались «по их казачьему обыкновению», но все одинаково в платье красного цвета. Для содержания же разъездов и почтовой службы переселить 517 семей волгских казаков по равному числу из каждой станицы. Из всех переселенцев составить один полк и назвать его Моздокским; вместо атамана определить одного из казацких старшин и назвать его полковником, которому и находиться в команде у моздокского коменданта.
Императрица изъявила согласие на таковое переселение, и переведенные казаки были поселены в пяти станицах между Моздоком и Червленным городком[177]. На Волге осталось только 540 семей, несших ту же службу, которую несло войско и до переселения товарищей. Как переселенные, так и оставшиеся казаки были очень недовольны своим положением. Покинув свои дома и обработанные земли, переселенцы должны были обзаводиться вновь и терпеть нужду в самых первых потребностях, а оставшиеся их товарищи нести двойную службу. Чтобы облегчить себя в сторожевой службе, казаки стали принимать к себе всех желающих, и скоро Волгское войско сделалось притоном всех беглых и бездомных, искавших свободы и записывавшихся в казаки. В числе изъявивших желание поступить в легионную команду был крестьянин графа Романа Ларионовича Воронцова Федот Богомолов, бежавший от своего помещика из села Спасского Саранского уезда. Скрываясь долгое время в Саратове, Богомолов ходил на судах саратовского купца Хлебникова до Дмитриевска, жил у колонистов, служил в Калмыцкой орде, потом перешел в Волгское войско, работал там по хуторам и, наконец, решился поступить на службу. Явившись в январе 1772 года к ротмистру Персидскому, Богомолов просил принять его на службу, причем назвал себя донским казаком Федотом Ивановым Казиным.
Несколько ранее, а именно в октябре 1771 года, записался в ту же команду донской казак Спиридон Иванов под именем Спиридона Долотина. Уроженец Березовской станицы, оставшийся еще в детстве круглым сиротой, Иванов по достижении девятилетнего возраста отведен был казаком Болдиным в Волгское войско, в Караваинскую станицу, и отдан казаку Титову. Переходя от одного семейства к другому, Спиридон Иванов поступил наконец на службу по найму казака Караваинской станицы Долотина, назвался его именем и находился в Дмитриевске, в команде у соляного комиссарства; за кражу лошади был сечен плетьми, бежал, скитался долгое время по хуторам Волгского войска и затем записался в легионную команду.
Когда последняя была выведена из Дубовки и расположена по Иловле, то казак Федот Богомолов, будучи «безмерно пьян», объявил себя императором Петром III. Слух этот быстро распространился между казаками, и многие приходили посмотреть на «объявившегося». Начались сходки и совещания, поднялись вопросы: похож он или не похож на бывшего императора? На одной из этих сходок казаки Марусенок и Лучинкин рассуждали, что «хотя сей признаваемый от бывшего и отменен, однако ж, может статься, он, как много лет уже тому минуло, то переменился». Это замечание имело решающее значение для Спиридона Долотина, и он, признав в Богомолове действительного императора, поселился с ним в одной избе. Капрал Бухолев назвал Долотина секретарем, и с тех пор все стали называть его этим прозвищем.
Между тем сходки продолжались и число веровавших в справедливость слухов ежедневно увеличивалось; но казаки долгое время не могли найти средства, как объявить народу скрывающегося у них императора. Случай этот наконец представился, и именно когда один из казаков, по фамилии Буренин, попросил жалованья, но прапорщик Иван Терский отказал.
– Ты от боярина недавно, – сказал он Буренину при всех казаках, – а уже требуешь себе жалованья.
Это замечание оскорбило казаков, и они закричали в один голос: «Поэтому-де мы все боярские!., зачем нас в казаки принимали?» – и положили общим советом идти всем в Дубовку и там объявить Богомолова императором. Собравшись огромной толпой, казаки 30 марта отправились на хутор старшины Андрея Персидского к своему ротному командиру поручику Персидскому и объявили ему, что они имеют у себя императора Петра III, почему вместе с ним, хотя и не позволено будет, забрав казенных лошадей, пики и проч., поедут для сохранения его в город Дубовку. О намерении казаков тотчас же было сообщено ротмистру Григорию Персидскому, который, вместе со старшиной Поляковым, прискакал на хутор. Там он увидел, что казаки оседлали уже лошадей и готовы были ехать с самозванцем в Дубовку. Персидский уговаривал казаков оставить свое намерение, но его не слушали. Казаки собрали круг и решили арестовать всех офицеров, не исключая ротмистра Григория Персидского, а самим идти в Дубовку. Один из арестованных, старшинский сын Степан Савельев, попросил позволение повидаться с государем, и когда его освободили из-под караула, то он ворвался в избу, где сидел Богомолов, и ударил его по лицу.
– Какой он государь, – закричал Савельев, – возьмите его под караул!
Казаки растерялись, схватили самозванца и сами заковали его в кандалы. Ротмистр Персидский тотчас же под конвоем отправил в Дубовку как Богомолова, так и его секретаря Спиридона Иванова. Из Дубовки, по распоряжению астраханского губернатора, они были препровождены в Царицын[178].
2 апреля преступников допрашивали, а в начале мая последовал указ Военной коллегии, по которому велено: Богомолова и Спиридона Иванова наказать публично кнутом и, вырезав первому ноздри и поставя знаки, сослать обоих на Нерчинские заводы в вечную каторжную работу; старшинского сына Степана Савельева произвести в ту же казачью команду ротмистром и подтвердить войску, «чтобы пришлых ни под каким видом войско не принимало и в казаки не записывало» [179].
Получив резолюцию Военной коллегии, губернатор Бекетов, находившийся в то время в Астрахани, тотчас же предписал царицынскому коменданту полковнику Циплетеву привести в исполнение наказание преступников и отправить их по назначению. В ответ на это Циплетев донес, что единственный находившийся в Царицыне палач болен горячкой и потому просил прислать другого из Астрахани[180]. Пока шла переписка об этом, пока из Астрахани выслали палача, Богомолов употреблял все средства, чтоб избавиться от наказания и бежать из-под караула.
Поместив колодников в надежном месте у Царицынских ворот, Циплетев дал инструкцию начальнику караула, капралу, содержать преступников строго и отнюдь никого для разговоров к нему не допускать. Сверх того, он приказал майору Титову и офицеру с гауптвахты поверять днем приставленный караул, а по ночам посылать рунды и дозоры. За что содержится Богомолов, никто из караульных не знал, но строгость содержания и таинственность возбуждали их любопытство, которым и старался воспользоваться преступник.