Получив такую инструкцию, Фофанов подговорил ехать с ним Дмитрия Лысова (он же Сергеев), но так как в глазах Пугачева они могли быть депутатамиот всего войска только в том случае, когда их приведет Мясников, то Лысов отправился к последнему с заявлением, что и он поедет.
– Что, брат, – спрашивал он Мясникова, – куда вы государя-то спровадили?
– Я ничего не знаю.
Мясников побоялся сказать Лысову, где находился Пугачев, потому что в бывшие беспорядки на Яике, в 1772 году, Лысов был одним из главных сообщников, но подобно Шигаеву остался без наказания, и казаки подозревали, что он передался на сторону старшин. Лысов был человек пронырливый, сметливый и чрезвычайно настойчивый. Он долго приставал к Мясникову, чтобы тот сказал, где государь.
– Ну, на что тебе? – спросил наконец Мясников, выведенный из терпения.
– Мне хочется его посмотреть.
– Провались ты от меня… Приезжай, если хочешь, завтра ко мне в Сластины зимовья[298] и дожидайся меня там.
Лысову только это и было надобно. На другой день он был уже в Сластиных зимовьях, куда поодиночке, чтоб отвлечь всякое подозрение, приехали Мясников и Фофанов. Отсюда все трое поехали на Усиху в стан Пугачева. При приближении их Чика, завидя издали трех всадников и полагая, что это ертаулы, то есть передовые объездных команд, выехал верхом навстречу и стал маячить пикой, то есть показывать вид сопротивления. Лысов для шутки сделал то же самое, но Чика скоро узнал Мясникова, сделал на лошади круг, а затем такой же круг был сделан и Лысовым[299].
– Ну, рожа, насилу-то тебя принесло, – говорил Чика, обращаясь к Лысову.
– А почему мне знать-то, – отвечал он, – видишь, вы все секретничаете, а то я бы давно уже приехал.
Пугачев сидел у костра, разложенного под деревом, и, увидя Мясникова с двумя казаками, очень обрадовался, предполагая, что прибыли наконец представители от всего войска. Решившись принять их с почетом и с некоторой торжественностью, Пугачев, лишь только увидел, что казаки слезают с лошадей, тотчас же отправил к ним бывших при нем Василия Коновалова и Сидора Кожевникова.
– Подите, ребята, – сказал Пугачев, – примите от стариков лошадей.
Хотя Фофанов и Лысов были далеко не старики, но Коновалов и Кожевников исполнили приказание. Прибывшие подошли к самозванцу.
– Здравствуйте, други мои, войско Яицкое, – сказал он.
Лысов и Фофанов низко поклонились Пугачеву и поцеловали его руку.
– Зачем вы сюда приехали? – спросил самозванец.
– Мы приехали, – отвечал Фофанов, – для отдания вашему величеству поклона и для уверения, подлинно ли вы здесь.
– Благодарствую, что вы меня нашли. Я великий государь Петр Федорович, пришел к Яицкому войску с тем, чтобы вы меня приняли и возвели на царство по-прежнему, а я за вас вступлюсь. Слышал я, что вы, бедные, разорены.
– Подлинно, батюшка, – говорил Лысов, – мы все обижены, и заступиться за нас некому, не оставь нас.
– Извольте, други мои, я за вас вступлюсь, только вы послужите мне, великому государю, верой и правдой.
– Рады тебе, батюшка, служить до последней капли крови.
– Что слышно у вас обо мне в войске Яицком, хотят ли меня принять?
– Говорят, ваше величество, разно: иные верят, а иные не верят: ведь вы знаете народную речь; но когда же было, чтобы войско Яицкое вас не приняло, если вы вступите в городок.
– Я затем вас сюда призвал, чтобы вы повестили войску собраться ко мне сюда. Если бы собралось ко мне сот до пяти, так я бы вышел с ними на плавню и явился войску тогда, когда оно остановится на первом обеде[300].
– Вряд ли, ваше величество, будет у нас плавня; чуть ли не отказана будет.
– Ну, так что же, тогда я пойду с ними прямо в город со славой, будто бы с Донским войском, а не с Яицким.
– Хорошо, ваше величество, мы будем повещать об этом войско.
– Мне теперь, други мои, надобен письменный человек, так сыщите и пришлите его ко мне.
– Есть у нас такой на примете, – отвечал Фофанов, – пошлите за нами Мясникова, он вам его привезет.
– Ну хорошо, поезжай с ними, – говорил Пугачев, обращаясь к Мясникову, – и привези мне грамотея, а вы повещайте в войске надежным людям, чтобы скорее сюда ко мне выезжали… Вот у меня одежишка плоха, так привезите получше.
– Когда сыщем, то привезем, – отвечал Лысов, которому Зарубин (Чика) успел сообщить, что Пугачев не государь, а донской казак, но что его необходимо подержать для народной пользы.
Пока Фофанов и Лысов ездили к самозванцу, молва о появлении государя широко распространилась по городку и достигла до старшин и их партии. Хоть они имели весьма смутное понятие о том, что делалось у войсковых казаков, и зорко следили за ними, но нескромность старшины Мартемьяна Бородина, как увидим ниже, ускорила развязку и дала возможность Пугачеву избежать преследований.
Проходя однажды по улице пьяный, Мартемьян Бородин увидел старика Плотникова, с которым у него были личные счеты, сидящего возле дома и разговаривающего с соседями.
– Что у вас за сборище, – говорил Бородин, привязываясь к Плотникову, – вы, конечно, снаряжаетесь царя встречать.
Плотников отвечал, что они ни о каком царе не знают, а говорят о предстоящей плавне, но Бородин стал его сначала ругать, а потом бить. Плотников заметил, что старшина бьет его напрасно.
– Я тебе дам напрасно, – кричал Бородин, – ты скажешь мне, кто брата твоего посылал в Петербург.
Бородин приказал казаку Антипову посадить Плотникова под караул, но последний успел скрыться в доме Якова Почиталина.
Поступок Бородина показал казакам войсковой стороны, что старшинская партия также проведала о появлении государя, и возбудил в них новое неудовольствие и ненависть к старшинам.
– Погодите, недолго вы будете над нами ломаться, – рассуждали Плотников и Почиталин, говоря про старшин, – может, забудете нас без вины обижать!
На другой день после этого происшествия Фофанов возвратился в городок и прямо отправился к Почиталину.
– Ну что, видел государя? – спрашивали его.
– Видел, он вам и всему войску кланяется и говорит, что совет ваш хорош, чтоб ему явиться на плавне; он неотменно положил приехать, когда войско остановится на первом обеде. Вы тут его смотрите, он приедет с теми, которые теперь при нем находятся, а именно Чика, Василий Коновалов и Тимофей Мясников. Теперь же велел у вас попросить, чтобы прислали к нему, если можно, двух, а нет, так одного писаря для письма, да еще зипун хороший, чтобы было ему в чем явиться пред войском. Он сказывал, что у него ничего нет и что он весь тут в чем его видите, то есть зипун крестьянский и рубашка толстая.
Пока Почиталин рассуждал о том, кого бы из грамотных людей послать к Пугачеву, пришел к нему и Мясников.
– Чем далеко ходить да искать, – говорил Фофанов, – у тебя есть свой грамотей, сын Иванушка, так пошли ты его.
– И впрямь так, – подхватили Плотников и Мясников, – чего же лучше, благословись и посылай с Богом.
– Как его послать, – отвечал Яков Почиталин, – он человек еще молодой, небывалый при таких делах, где ему справиться.
– Вот пустяки какие, как не справится, ведь на нем государь строго взыскивать не будет, он знает, что сын твой в таких делах небывалый; он же человек молодой, так лучше и скорее понатореет, а за то, сам ты знаешь, будет человек и не будет оставлен.
Последние слова льстили самолюбию Почиталина-отца, и он решился отправить сына, «дав ему, – говорил он, – чистое свое родительское благословение, приказывая верно служить государю и все делать, что заставит, учиться к добру и привыкать к делам».
– Вот тебе бумажный человек, – сказал Яков Почиталин, обращаясь к Мясникову, – отвези его к государю; теперь, что ли, ты его с собой возьмешь?
– Пускай едет в Сластины зимовья, – отвечал Мясников, – и там меня дожидается.
Молодой Почиталин выехал из городка с Василием Плотниковым, опасавшимся преследований Бородина и решившимся также побывать у государя.
Вместе с сыном Почиталин послал зипун новый, зеленый с золотым позументом, бешмет подержанный, кушак шелковый хороший да шапку бархатную черную, с приказанием все это вручить государю с пожеланием, «чтоб он изволил носить оное на здравие».
– Смотри же, Иванушка, – говорил Почиталин сыну, – как придешь пред государя, то поклонись в землю, стань пред ним на колени, поцелуй ручку и называй его «ваше величество».
Съехавшись на Сластиных зимовьях, Плотников, Мясников и молодой Почиталин отправились на Усиху, где увидели, что для самозванца была разбита близ реки палатка и стан его увеличился прибытием нескольких новых лиц, в числе которых были и татары Идеркей Алметьев, известный под именем Идорки, сын его Болтай, Барын Мусаев, которого казаки называли Баранка, и Аманыч.
Мясников приказал своим спутникам слезть с лошадей и, введя их в палатку, представил самозванцу. Плотников и Почиталин стали на колени и поцеловали руку Пугачева.
– Вот, ваше царское величество, – сказал Мясников, указывая на Почиталина, – этот яицкий казак грамотный человек.
– Очень хорошо, – отвечал Пугачев, – будь при мне и пиши, что я велю.
– Ваше величество, я пишу худо, – отвечал робко Почиталин.
– Ничего, письма будет мало; ты человек еще молодой, выучишься; послужи мне верой и правдой, я тебя не оставлю.
Молодой Почиталин повиновался и передал Пугачеву зипун, бешмет, кушак и шапку.
– Кто это мне прислал? – спросил самозванец.
– Это мое, – отвечал Почиталин, – я сим вашему величеству кланяюсь.
– Благодарствую.
– Что обо мне в городе говорят? – спросил Пугачев, обращаясь к старику Плотникову.
– Происходят, надежа-государь, о вас многие толки, однако же многие соглашаются вас принять.
По окончании аудиенции Мясников, все время ездивший из города в стан самозванца и обратно, просил у Пугачева позволения отправиться опять в городок, чтобы сшить себе сапоги.