Разбросанные небольшими партиями, казаки эти несли почтовую повинность, содержали пикеты, охраняли города и так называемые оборонительные линии от набегов и грабежей кочевых племен. Почти вся пограничная черта Оренбургской губернии состояла из ряда крепостей, разделенных на восемь дистанций: 1) Самарскую[316]; 2) Сакмарскую[317]; 3) Нижне-Яицкую[318]; 4) Красногорскую[319]; 5) Орскую[320]; 6) Верхне-Яицкую[321]; 7) Верхне-Уйскую[322] и 8) Нижне-Уйскую[323].
Для защиты этих крепостей и вообще пограничной линии в Оренбургской губернии было прежде пять гарнизонных батальонов (3863 чел.) и три драгунских полка (2856 чел.) – всего 6719 человек. Бегство волгских калмыков в Зюнгарию и умножение набегов киргизов показали правительству, что такого числа войск было недостаточно; что границу необходимо поставить «в такое безопасное состояние», чтобы хищные соседи нападать на нее «не отваживались». Военная коллегия считала необходимым укрепить по возможности большее число пограничных селений и на защиту их употребить войска «такого рода и такого вооружения, где какие по положению земли, по нужде и обстоятельствам иметь и с пользой употреблять можно». Главнейший недостаток был в подвижных отрядах, так как гарнизонные батальоны тронуться с места не могли, драгуны были разбросаны малыми частями по крепостям, пехоты было мало, а полевой артиллерии совсем не было. Ввиду этого Военная коллегия всеподданнейшим докладом от 2 августа 1771 года испрашивала разрешение прибавить в Оренбургскую губернию еще пять гарнизонных батальонов и сформировать три легкие полевые команды (6-ю, 7-ю и 8-ю), составленные из всех трех родов оружия: пехоты, кавалерии и артиллерии. Таким образом, для защиты Оренбургской губернии предназначалось 10 гарнизонных батальонов в 8040 человек и три легкие полевые команды в 1628 человека – всего 9663 человека. 31 августа 1771 года предположения Военной коллегии были утверждены императрицей, но к началу Пугачевского бунта части эти были едва только переформированы, но не обучены и не снабжены всем необходимым.
На всем пространстве Оренбургской губернии число русских, преимущественно заводских крестьян, не превышало 200 тысяч душ. Затем жили мещеряки, число которых по тогдашнему исчислению доходило до 15 517 душ; калмыки – 8696 душ, каракалпаки – 30 тысяч кибиток; мордва – 881 душа, черемисы – 1000 дворов, чуваши и вотяки – 500 дворов и башкирцы – 106 176 душ. В юго-восточном углу губернии прикочевывали и откочевывали киргиз-кайсаки, приходили и селились в разных местах губернии бухарцы, хивинцы, ташкентцы, туркмены, арабы и персияне, но число их было незначительно[324].
Таким образом, большая часть Оренбургской губернии была населена заводскими крестьянами, инородцами магометанами и башкирцами.
Под именем Башкирии был известен в то время обширный край, который состоит ныне из губерний Оренбургской, Уфимской, половины Самарской и по уезду Вятской и Пермской губерний. Башкиры приняли русское подданство в 1553 году, по покорении царства Казанского. Зауральские башкиры находились под властью сибирских ханов; жившими по рекам Белой и Ику владели ханы казанские, а башкиры, жившие в горах, принадлежали ногайским ханам. В первые годы подданства России башкиры были народом самым смирным, покорным и безусловно исполнявшим все требования правительства. Они верно служили против шведов и поляков, против турок и крымцев. В инструкции, данной Кирилову, было сказано: «башкирцев отнюдь в работу не наряжать и тем их от охоты к службе не озлоблять, ибо-де они служат и служить имеют без жалованья на своих лошадях и с своим ружьём». Ежегодно, в летнее время, они наряжались на службу по одному человеку с 5 или 6 дворов и употреблялись для разъездов в крепостях, а на зиму отпускались по домам. В административном отношении они делились на четыре дороги, по которым были раскинуты их селения: на сибирскую, казанскую, осинскую и ногайскую. Башкирцы платили ясак (подать) лисицами и медом.
Для более удобного управления башкирцами и собирания с них дани в 1574 году был основан в центре их жилищ город Уфа и учрежден гарнизон. Башкирцы первое время не протестовали против такого распоряжения, но, когда воевода Иван Ногай стал раздавать русским поселенцам земли в окрестностях Уфы, башкирцы стали выражать свое неудовольствие, видя в такой раздаче посягательство на их собственность. Правительство не обращало внимания на протесты, и спустя десять лет в Башкирии явились поселенцы: татары, мещеряки, черемисы и проч., которым за ясак раздавались башкирские земли. В Башкирию бежали также и русские люди: раскольники, крестьяне и прочий люд, недовольный существовавшими тогда порядками. Все они селились где хотели, но преимущественно группировались по сибирской дороге, в нынешнем Челябинском уезде.
Такой захват земель и вместе с тем стеснение кочевой жизни возбудили неудовольствие башкирцев. Вспыхнул бунт, и башкиры осадили Мензелинск. Восстание было подавлено, и виновные казнены, но народное неудовольствие не прекратилось.
В 1676 году старшина Сеит поднял вновь башкирцев, и восстание не могло быть усмирено в течение пяти лет; через семь лет башкирцы снова восстали, и желание отстоять свои права и возвратить потерянные земли не прекращалось. Из мирных и тихих башкирцы постепенно переходили в беспокойное и враждебное русскому правительству племя.
Поставленные над ними правители делали все, что могло усилить число недовольных: оскорбляли религию и семейные начала, посягали на их собственность. Богатый край и руды привлекли внимание русских людей, и с 1784 года начинается даровая раздача башкирских земель под горные заводы. Это распоряжение и вслед за тем заложение Оренбурга в 1735 году вызвало поголовное восстание башкирцев. Видя, что с заложением Оренбурга и с устройством пограничной линии по реке Яику (Уралу) их окружают со всех сторон укреплениями, башкирцы поднялись против русского правительства и были усмирены только через шесть лет, в 1741 году. Усмирявшему их генерал-лейтенанту князю Урусову было повелено: «оных противников, на страх другим без всякой пощады предавать смерти и жилища их разорять до основания». Тех, которые будут пойманы, «по надлежащим расспросам, не держав долго, казнить смертью». За это время, кроме убитых на поле сражения, башкирцы лишились 28 190 человек казненных, запытанных, умерших в тюрьмах и розданных в рабство[325]. На их территории было разорено 396 селений, взято в казну 12 283 лошади, 6076 коров и овец и более 10 тысяч руб., полученных от продажи захваченного скота частным лицам[326].
Лучшим средством для успокоения башкирцев и вообще инородцев так называемого старого Казанского царства считалось распространение христианства между жителями, и в 1740 году был отправлен туда с этой целью знаменитый впоследствии архипастырь Дмитрий Сеченов. Как действовал этот проповедник, можно видеть из того, что, по его донесениям, в два года было обращено в христианство 17 362 человека, при весьма ограниченном числе священников. Эта цифра показывает, что башкирцы и прочие иноверцы принимали христианство не по убеждению, а из личных выгод или из опасения преследования. Так оно и было. По ходатайству Сеченова Сенат постановил, «чтобы принявшие крещение холопи и крестьяне иноверных землевладельцев, освобождались от крепостной зависимости, а если сами землевладельцы примут христианство, то получают по-старому своих холопей и крестьян; чтобы принявшие крещение освобождены были на три года от всех поборов, которые должны быть разложены на оставшихся в иноверии». Желая отделить крещеных от магометан, Сенат по представлению Сеченова постановил: всех крещеных оставить в своих селениях, а иноверцев переселить в другие места – и прибавил, что все находящиеся под судом и в тюрьмах, если пожелают креститься, должны быть освобождены без всякого наказания. Население крестилось толпами, а те, которые не желали менять религии из-за личных выгод, были крайне недовольны распоряжением правительства. Некрещеные не желали платить за своих крещеных собратий, бежали в леса и оказывали сопротивление властям.
Ревнители магометанства и фанатики не могли перенести такого порядка вещей, не могли равнодушно смотреть на обращение в христианство своих собратий. Воспользовавшись тем, что православное духовенство заставляло часто башкир креститься силой, магометанские проповедники предсказывали в будущем погибель народа и советовали ему восстать в защиту религии. Они указывали башкирцам, что «российские архиереи, попы и другие насильством, нападками, лукавством и обманом по крайней возможности из магометанской веры в христианский закон обращают, написывая им прошения, якобы по их просьбе и желанию написаны, к которым и тамги [печати] прикладывают». Убеждаемые своими единоплеменниками, башкирцы, принявшие уже христианство, приходили к начальствующим лицам и просили позволения возвратиться в магометанство. В большинстве случаев просьбы их оставлялись без последствий, но иногда просители были преследуемы и подвергались наказанию. Число недовольных с каждым днем увеличивалось, тем более что в 1754 году последовало повеление с башкирцев ясака (подати) не брать, а взамен того обязать их покупать из казны соль, которую прежде они получали даром, из своих озер. Башкирцы заявили, что соль покупать они не желают, а будут брать как было издревле, «из казны Господа Бога нашего». «И такие слова наши командиры не принимая, – показывал Батырша