«Должен я сказать, к чести отца моего, – писал фон Визин, – что он, имея не более пятисот душ, живучи в обществе с хорошими дворянами, воспитывая восьмерых детей, умел жить и умереть без долга. Сие искусство в нынешнем обращении света едва ли кому известно».
«В эпоху моей молодости, – говорит неизвестный автор [399], – старики и молодые были в полной команде философов XVIII столетия. Безнравственность, разврат, распутство достигли тогда до высшей степени, и по всей справедливости сказать должно, что мы, старики, напрасно порицаем нынешний век. Наши дети и внучата во сто раз лучше, чем мы были в их лета».
Глава 15
Своеволие и самоуправство. – Помещичьи наезды. – Грабежи и насилие. – Карточная игра. – Взяточничество. – Сенат. – Суды. – Тяжебные дела. – Отсутствие правосудия и скорого решения дел.
Отсутствие нравственных и духовных идеалов и пустота жизни заглушаются хорошей едой, богатой одеждой, страстью к золоту и ко всякого рода легкой наживе. Для достижения последнего всякие средства считаются позволительными: взяточничество, картежная игра, грабеж и даже воровство. Дворянство того века не чуждо было этих пороков. «Подлее ничего не знаю, – говорит фон Визин, – как дворянина, недостойного быть дворянином». Когда Зорич прожил свое состояние, тогда он обратился сначала к шулерничеству, а потом занимался подделкой фальшивых ассигнаций. Старорусский дворянин Галицкий и помещик Григорий Анушкин, согласившись с крестьянином Александро-Невского монастыря Феклистом Прокофьевым, ограбили проезжавшего крестьянина Федора Суслова. Они отняли у него 5 руб., лошадь с санями, 7 свиных туш, 2 пуда соли и несколько калачей. Галицкий дворянин Кирилла Кадников с беглым крестьянином Ивановым украли в деревне двух лошадей, из которых одну продали в Костроме за 4 руб.[400]
Дворянин Илья Аристов, впоследствии пугачевский полковник, занимался корчемством и кражей, приведшими его в толпу мятежников.
Право сильного играло весьма видную роль в жизни дворянства прошлого столетия.
Богатые помещики отнимали землю у бедных, делали друг на друга наезды, кончавшиеся нередко смертью или увечьем. В 1768 году брянские помещики майор Василий и вахмистр Иван Бахтины напали и разграбили имение помещика поручика Фаддея Тютчева, убили многих крестьян, косивших и собиравших сено[401].
Помещик Ржевского уезда, отставной майор Степан Чилеев, собрав своих крестьян, вооружил их топорами, кольями и, наполнив две телеги каменьями, отправился в имение соседней помещицы Екатерины Похвистневой, жившей с матерью своей, вдовой княгиней Авдотьей Гагариной. Разоривши дом и службы, Чилеев приказал своим крестьянам бить княгиню Гагарину каменьями, а Похвистневу бил сам «плетью немилостиво». При производстве следствия и суда дал ложную клятву, в чем уличен был свидетелями, а затем из страха наказания бежал из имения и долгое время скрывался от преследования. Семь лет тянулось это дело, и, наконец, Похвистнева просила императрицу поручить новгородскому губернатору Сиверсу лично рассмотреть ее тяжбу, чтобы избавиться от «непрестанной волокиты, таскаясь из место в место и питая себя одним подаянием».
Новгородская губернская канцелярия решила дело в пользу Похвистневой. «Но как помянутый Чилеев, – сказано в записке, поданной императрице[402], – зная матери ее старость и обеих их несостояние, намерен сие дело продолжать апелляциями, чтоб в тех [апелляциях] век их кончился, то и на сие правосудное новгородской губернской канцелярии решение подписал апелляцию». Хотя по закону подобные поступки наказывались весьма строго[403], но при отсутствии правосудия и чистоты нравственных убеждений подобные насилия повторялись почти ежедневно и повсеместно. Титулярный советник Николай Зубов с сыном Александром разграбил имение ротмистра Василия Анненкова. Отставной сержант Григорий Седин подговорил до 500 человек однодворцев Белогородского уезда, приехал в слободу статского советника Якова Бахирева, разграбил церковь и дворы, разрушил до основания мельницу, сжег 60 дворов и разогнал всех жителей.
Для подобных целей севский помещик А.В. Касагов сформировал даже из своих дворовых полроты пехоты, обучил их строю и производил в чины. При объезде епархии севским архиереем Касагов представил ему свою полуроту, произвел на дворе ученье и маневры с пальбой[404]. Наезды помещиков друг на друга были явлением обыденным: они происходили в Орловской, Тульской, Воронежской, Псковской и других губерниях. В архиве Сената до сих пор хранится множество документов, относящихся до своеволия, самоуправства помещиков и захвата ими чужой собственности.
«Из общего слуха, что здесь носится, – писал П.В. Завадовский И.А. Потапову[405], – якобы отставной полковник Вадковский в Ефремовском уезде великие делает озорничества, сечет плетьми целые однодворческие и государственные селения, порабощает их себе и многие насильства творит. Ее величество высочайше повелеть мне изволила отписать к вашему превосходительству, – чтобы вы, разведав, неукоснительно дали знать, так ли шалит в самом деле сей помещик, как здесь о том говорят общим голосом. А между тем не оставили б вы законным образом воздержать таковые его беспутства и продерзости».
По произведенному дознанию оказалось[406], что полковник Егор Вадковский завладел насилием землей отставного секретаря Глаголева, сеял на ней хлеб и собирал его в свою пользу. То же самое он сделал и с другим помещиком, соседом Лутовиновым, у которого сверх того сломал и снес несколько крестьянских дворов. Собравши своих крестьян, Вадковский отправлялся с ними в чужой лес и рубил его; всех противящихся его воле он сек плетьми и батожьем. Он приезжал на чужие пашни, жал чужой хлеб, косил сено на чужих лугах, отбирал у однодворцев дочерей и отдавал их замуж за своих крестьян. Не довольствуясь всем этим, Вадковский отобрал в разных местах у соседних крестьян 156 десятин земли и присоединил их к своим владениям.
Духовенство не отставало от дворян и также не чуждалось подобных проделок. Ростовские мелкопоместные дворяне жаловались императрице, что ростовский архиерей отнял у них поместья и вотчины и приписал к архиерейскому дому.
Пахотные солдаты г. Сызрани заявили, что на принадлежащих им землях живут многие помещики, пользуются покосами и рыбной ловлей. Однодворцы Казанского уезда говорили то же, присовокупляя, что по каким крепостям или записям поселившиеся это делают, о том не объявляют и, проживая вместе с ними, причиняют большие обиды: травят своим скотом их хлеб и топчут луга. В наказе, данном депутату г. Саратова, черносошные крестьяне писали, что офицеры, дворяне, купцы и приказные служители завладели самыми удобными их землями, самовольно перевели на них крестьян и до того стеснили коренных жителей, что они принуждены у них же нанимать луга. Крестьяне жаловались, что самовольные пришельцы запрещают им пользоваться лесом и причиняют разного рода обиды[407].
«Многим из лиц сего присутствия, – писал Никита Жилин[408], – известны вреднейшие для общества два порока: лихоимство и насилие в завладении чужой собственностью. Лихоимство, произведя все злые страсти ко вреду рода человеческого, давало им и способы к приведению их в исполнение, отчего общество потеряло тишину и спокойствие. Из сих пороков я считаю важнейшим насилие, которое и поныне производит во многих местах великие бедствия. Много есть такого рода людей, которые, потеряв совесть и добродетель и прилепясь единственно к корыстолюбию, без всякой причины нападают на своих ближних, отнимают у них силой имения и через это лишают их последнего пропитания. От такого насилия происходят большие драки, смертоубийства и проливается кровь невинных людей. Столь бесчеловечные поступки, противные естественному нраву, делают большой урон государству. Тем же, у которых таким образом бывают отняты имения, представляются труднейшие средства к отысканию отнятого. По законам о насилиях надлежит производить суд по форме. Но я уверен, что всем здесь присутствующим известно производство суда, и поэтому они знают, как затруднительно по суду возвращать отнятое, даже и таким, у которых не все отнято и которые еще в состоянии лично отыскивать отнятое. Надлежит нанимать поверенного за большие деньги, оставлять свой дом и хозяйство, самим жить в том месте, где будет производиться его дело, наблюдать, дабы их поверенный не сделал какого-либо по суду плутовства, и ожидать окончания решения дела.
Но издавна вкоренившееся во многих присутственных местах лихоимство не допускает делать по закону справедливость. Это ведет к тому, что по делам бывают промедления и даже неправые решения, по которым берут апелляции. В таком продолжении дел оканчивается жизнь многих челобитчиков, и имения их остаются у насильников. Хотя некоторые успевают возвратить по суду свои имения, но они обходятся им дорогой ценой. До сих пор я говорил о таких лицах, у которых не все было отнято и которые в состоянии были отыскивать свои имения. Но надобно представить бедных вдов, сирот и людей малоимущих и безграмотных. Такие уже не имеют способов возвратить отнятое и, лишась от насильников всего имения, проживают остальной век в крайней бедности и бездомстве. Положение таких обиженных поистине жалостно…
Есть такие люди, которые дают позволение пахать свою землю или рубить лес в своих дачах, и при этом позволении не бывает никого посторонних. Когда же получившие позволение приедут в их дачи и станут рубить лес или пахать землю, то те, которые это позволили, станут свидетельствовать, что к ним приехали насилием».