[696] и всех вооруженных поселенцев.
Не получая долгое время никакого известия от Чернышева и не зная, двинулся ли он по назначению, генерал Брандт приказал Варнстедту остановиться в Бугульме, выслать авангард по новомосковской дороге и небольшой отряд в деревню Усманову[697].
Таким образом, протянув линию постов до Бузулукской крепости, Брандт установил ежедневные разъезды, «дабы жители, видя толикую строгость, не льстились на злодейские разглашения и удобнее бы могли от того остерегаться, а паче бы всего от злодейской толпы или партии не имели способу вбегать в здешние пределы и производить злодейства»[698].
Сделав все эти распоряжения, казанский губернатор хотел как можно скорее уведомить о том Рейнсдорпа, «но и за обещанное денежное вознаграждение, – доносил он[699], – не сыскалось охотников провезти прямо в Оренбург мое сообщение, почему уже и отправил оное в Бузулук, предписав тамошнему коменданту, чтоб он доставил чрез город Яик, киргизской степью».
В таком положении была защита Казанской губернии, когда 30 октября генерал-майор Кар приехал в Кичуевский фельдшанец, находившийся в 432 верстах от Оренбурга. Войска, которые должны были поступить в его распоряжение, состояли из трех незначительных отрядов: 1) секунд-майора Астафьева, находившегося в Кичуевском фельдшанце и на постах по границе Казанской губернии; 2) премьер-майора фон Варнстедта, стоявшего за Бугульмой, по новомосковской дороге, и имевшего авангард в Кутлумбетевой слободе, и 3) симбирского коменданта полковника Чернышева, стоявшего в Бузулуке и имевшего авангарды в Тоцкой и Сорочинской крепостях.
В отряде майора Астафьева было 794 человека с одним орудием[700], у Варнстедта – 1825 человек с пятью орудиями[701] и у Чернышева – 849 с двумя орудиями[702], – всего 3468 человек. Таким образом, войска эти стояли преимущественно из старых, никуда не годных гарнизонных солдат (1631 человек), плохо вооруженных поселян (121 человек) и лишь незначительного числа полевых войск (606 человек).
Собранное ополчение было в самом печальном положении и не имело никакого понятия о военном деле. В отрядах не было продовольственных и боевых запасов, не было ни обоза, ни достаточного числа артиллерии. В отряде майора Варнстедта было по счету пять орудий, но из них два никуда не годились, а три могли быть употреблены только по нужде. Недостаток в артиллерии был так ощутителен, что генерал-майор Кар признавал невозможным ожидать прибытия орудий из Москвы и просил генерал-поручика Баннера, за отсутствием Брандта, командовавшего войсками в Казани, чтоб он приказал доставить к нему, из Саратова, хотя четыре орудия с полным числом прислуги. Прибывший уже в то время в Саратов астраханский губернатор Кречетников взял эти орудия и отправил их к Кару на обывательских подводах, с полным числом прислуги и под прикрытием 20 человек нижних чинов саратовского гарнизонного батальона[703].
Разослав повсюду увещевательные манифесты и отправив на усиление отряда Варнстедта только что прибывшую команду Томского полка и до 200 человек гарнизонных солдат казанского батальона, генерал-майор Кар намерен был сам немедленно отправиться к передовым войскам. Не имея никаких положительных сведений о степени распространения мятежа и не подозревая, что отряд Деколонга уже прибыл на театр действий и находится в недальнем расстоянии от Оренбурга, Кар знал только, что Пугачев со своей толпой стоит под Оренбургом, по реке Сакмаре до казачьего городка[704]. При этом он был введен в заблуждение казанским губернатором фон Брандтом, уверявшем, что толпа Пугачева немногочисленна и состоит из сущей сволочи.
На основании этих данных Кар решил: прикрывая границу Казанской губернии, между Волгой и Камой, двигаться вперед по двум направлениям: по новомосковской дороге и по Самарской линии, для атаки мятежников одновременно с двух сторон. «Опасаюсь только того, – доносил он императрице[705], – что сии разбойники, сведав о приближении команд, не обратились бы в бег, не допустя до себя оных, по тем же самым местам, отколь они появились».
Желая воспрепятствовать такому бегству и отрезать главнейшие пути отступления мятежникам, Кар предписал полковнику Чернышеву занять как можно скорее Татищеву крепость и для подкрепления его намерен был отправить генерал-майора Фреймана с 300 человек пехоты и некоторым числом башкирцев, как только они прибудут к отряду. Но присоединение последних было делом весьма гадательным и для самого Кара. Хотя на Богульчанской и Стерлитамакской пристанях собиралось до 2 тысяч башкирцев, но рассчитывать на их содействие было нечего, так как часть их открыто изменила, а остальные заявили, что пойдут к «законному государю».
Местное население было вообще неблагонадежно, и увещательные манифесты императрицы не оказывали никакого действия. Илецкие казаки задержали посланного с манифестом и намерены были отправить его в стан самозванца; у яицких же казаков, доносил Симонов[706], по получении манифеста «оказалось зловредное отрыгновение».
– Хотя и устрашают нас, – говорили казаки, – публикуемыми манифестами, но мы того не боимся.
Противодействие казаков имело весьма важное значение для Кара: оно лишало его кавалерии, а следовательно, и всех средств для получения сведений о неприятеле и преследовании в случае успеха.
«Я бы усердно желал, – писал он[707], – сие злодейское сборище захватить, но нахожу весь здешний край в смятении и потому не надеюсь получить к преследованию довольно легких войск, ибо калмыков собрано было на Самарской линии до пятисот, которые, выступя уже в поход, взбунтовавшись против определенного к ним штаб-офицера и не приемля никаких увещаний, разбежались врознь, а куда – доныне неизвестно. Подобного сему происшествия опасаюсь я, чтобы не последовало и от башкирцев, потому что от бежавшего в толпу, со своими подчиненными, башкирского старосты Кинзи Арсланова, чрез рассеяние во всю Башкирию злодейских возмутительных писем, в великой колеблемости находятся и по сие время приходом к регулярным командам медлят.
Однако ж, будут ли они или нет, с одной пехотой прямо на толпу наступать стану. Только когда, не дождав меня, [неприятель] обратится в бег, то преследовать, по нынешнему уже почти зимнему времени, к тому же и по малоселениям, за неимением провианта и фуража, с одной пехотой весьма трудно будет или и совсем невозможно».
Видя, что до его прибытия казанский губернатор сделал по сбору войск все, что было возможно, и не находя откуда больше получить людей для усиления своих боевых средств, генерал-майор Кар отправился в отряд майора Варнстедта [708].
2 ноября он прибыл в Бугульминскую слободу, где узнал, что большая часть окрестных селений перешла на сторону самозванца, что жители покинули свои дома, что край совершенно разорен и что, следовательно, прежде чем двигаться вперед, необходимо заготовить продовольствие и фураж. Заготовление это производилось весьма медленно, и пришлось прибегать к помощи реквизиции, посылая для того довольно значительные и самостоятельные команды. К тому же плохое состояние артиллерии в отряде дурно действовало на собранные войска, и среди гарнизонных солдат замечалась «некоторая колеблемость, что и принуждает меня, – писал Кар[709], – обождать следуемых сюда армейских команд и артиллерии, дабы тем самым можно было малодушие их утвердит, а в противном случае и к достойному повиновению принудит. Однако ж, и при сем состоянии помаленьку со всем корпусом подаюсь».
Наступившие жестокие морозы задерживали движение, а неверно обозначенные на карте расстояния между селениями сбивали все расчеты Кара: вместо одного перехода приходилось делать два или ночевать в степи.
К 6 ноября генерал-майор Кар с отрядом Варнстедта дошел до деревень Мустафиной и Сарманаевой, где и решился ожидать присылки к нему из Казани артиллерии и прибытия гренадерской роты 2-го гренадерского полка.
В это время в отряде Кара находилось налицо: 631 человек армейских солдат, 740 гарнизонных, 96 вооруженных татар, конных поселенных и экономических крестьян, всего 1467 человек с пятью орудиями.
Несмотря на разнохарактерный состав своего ополчения и ограниченность боевых сил[710], генерал-майор Кар признавал, что быстрота действий есть единственное средство для успеха. «Ныне употребить одно средство остается, – писал он графу Чернышеву[711], – ввести волнующуюся чернь в границы повиновения их должности, предприятием к разбитью злодейской толпы с теми только войсками и расположением, что ваше сиятельство из рапортов моих усмотреть изволите».
Все еще опасаясь, чтобы Пугачев, узнав о приближении войск, не «бросился» по Яицкой линии или, перебравшись за реку, не пошел киргизской степью, генерал-майор Кар вторично отправил 4 ноября приказание полковнику Чернышеву, чтоб он как можно скорее выступил из Сорочинской крепости и занял Татищеву, а затем, со всеми предосторожностями, следовал к Чернореченской крепости.
Обещая подкрепить его людьми, провиантом и фуражом, генерал-майор Кар поручал ему зорко следить за неприятелем и при первом покушении его к бегству преследовать самым настойчивым образом, «ибо если я, – писал он