[712], – не успею поспешить, то, по крайней мере, для преследования в тыл вышлется из города Оренбурга за ним корпус». Кар требовал, чтобы Чернышев донес ему, когда дойдет до Татищевой, дабы соображать с этим и свое движение, и ранним появлением с одной стороны «не отогнать сего злодея от теперешнего места, чрез что в преследовании подвержены будут лишним затруднениям».
План Кара и его расчеты были совершенно верны, и казалось, что правительство имело все средства рассеять мятежников. Подходившие к Оренбургу подкрепления окружали толпу самозванца с трех сторон: в деревнях Сарманаевой и Мустафиной находился отряд Кара; на пути из Сорочинской крепости в Татищеву – отряд Чернышева; в Верхнеозерной крепости – отряд бригадира Корфа, а за ним в Орске – весьма значительные силы Деколонга, пришедшие из Сибири. При одновременном и единодушном действии этих отрядов, подкрепленных еще вылазкой из Оренбурга, конечно, толпа мятежников не в состоянии была бы бороться с регулярными войсками; но, к сожалению, начальники отрядов не выказали единства в действиях по причинам от них не зависевшим. Кар не подозревал о близком присутствии отряда Деколонга и о сосредоточении в Верхнеозерной крепости отряда Корфа. Точно так же Деколонг и Корф не имели никаких известий о поручении, данном Кару, да и сам оренбургский губернатор узнал об этом, когда Пугачев успел уже напасть на отряды по частям, разбил их и праздновал победы.
7 ноября Кар получил известие, что Хлопуша разграбил Авзяно-Петровский завод и поднял все заводское население, что 500 башкирцев передались на сторону самозванца и идут к Оренбургу с захваченными на заводе пушками и мортирами. Кар решился перехватить Хлопушу с его толпой, и так как дорога от Бугульчанской пристани к Оренбургу проходила около деревни Имангуловой, то шедшему впереди нижегородских гарнизонных батальонов секунд-майору Шишкину, с 400 пехотных солдат, 92 всадниками и с двумя орудиями, приказано было занять деревню Юзееву, находившуюся в 32 верстах от Мустафиной.
Подходя к деревне Юзеевой, авангард Шишкина, состоявший из 75 человек пехоты и 92 всадников, был неожиданно атакован Никой (Зарубиным) с толпой в 400 человек с двумя орудиями. Восемнадцать конных татар тотчас же передались на сторону самозванца, и сторонники Пугачева приглашали к тому же остальных всадников, но огонь пехоты ободрил их, и они остались при авангарде. Тогда мятежники, заметив приближение отряда Шишкина, подобрали своих убитых и раненых и, положив их в сани, ускакали. Шишкин занял деревню Юзееву, а в 4 часа утра пришел туда и Кар со своим отрядом. Темнота ночи и недоверие к оставшимся всадникам не позволили ему отправить разъезды для собрания самых необходимых сведений о неприятеле. Выставив кругом пехотные пикеты, Кар решился ожидать рассвета и тогда уже атаковать неприятеля[713].
Наутро 8 ноября оказалось, что деревня Юзеева и отряд Кара были окружены толпой, состоявшей человек из шестисот с одним орудием. Не нападая на войска, мятежники подсылали одиночных всадников уговаривать солдат, чтоб они не сражались против самозванца. В ответ на это отправлен был увещевательный манифест императрицы, но мятежники, приняв его, отвечали, «что их манифесты правее, и начали стрелять из пушки». Кар приказал открыть огонь из своих орудий, и после нескольких выстрелов толпа разбежалась.
В это время прибыл подпоручик Татищев и донес Кару, что в тот же день должна присоединиться к отряду рота 2-го гренадерского полка, шедшая из Симбирска, в составе 4 офицеров и 176 человек гренадер[714], под начальством поручика Карташева. В ожидании ее прибытия Кар весь день 8 ноября провел в деревне Юзеевой, не имея, впрочем, никаких сведений о неприятеле. Он считал его разбежавшимся в разные стороны, а между тем Овчинников со своей толпой стоял всего в двух верстах в стороне от дороги на мельнице и зорко следил за правительственными войсками. Выставленные им по дороге, в тылу Кара, казачьи посты успели захватить полкового квартирмейстера, который объявил, что едет в деревню Юзееву, а позади его идет рота гренадер. Получив это известие, Овчинников с наступлением ночи предпринял с частью своих сил смелое движение в тыл отряда Кара и навстречу подходившей гренадерской роты. Последняя шла без всяких военных предосторожностей: ружья не были заряжены, и солдаты спали в санях. Выстрелы из орудий Овчинникова разбудили солдат, и, пока они разобрали ружья, мятежники окружили их и «более уговариванием, – показывал впоследствии Пика[715], – чтоб они не стреляли», преклонили гренадер на свою сторону. Солдаты положили оружие и отказались защищаться[716]. Два офицера и семь нижних чинов были убиты, а остальные взяты в плен и отправлены в Берду. Там Пугачев устроил им народную встречу: вышел на улицу, приказал поставить себе кресла, сел в них и велел представить пленных. В числе их было два офицера: поручик Волжинский и прапорщик Шванович. Так как они оба сдались без боя и изъявили желание служить самозванцу, то и были назначены: Волжинский атаманом, а Шванович есаулом. Всем пленным приказано было присягнуть и затем подойти к руке мнимого государя, который утирал глаза платком, показывая, вид что плачет.
– Вот, детушки, – говорил при этом Пугачев, – Бог привел меня опять над вами царствовать по двенадцатилетнем странствовании.
По окончании обряда целования руки самозванец встал с кресел и, махнув в воздухе рукой, проговорил: «Жалую вас землями, морями и лесами, крестом и бородою и всякой вольностью». Двое солдат объявили, что бывали в Петербурге и его знают. Пугачев остался этим доволен, потому что, по его словам, такое заявление еще более уверило толпу, что он истинный Петр III, ибо «мужики верят более солдатам, чем казакам».
Приказав всем пленным остричь волосы, самозванец ушел в свою квартиру и спустя несколько дней призвал к себе Швановича.
– Откуда ты родом? – спросил Пугачев.
– Я из Петербурга, – отвечал Шванович, – государыня Елизавета Петровна меня крестила.
– Я слышал, – сказал самозванец, – что ты умеешь говорить на иностранных языках?
– Умею, надежа-государь, – отвечал Шванович.
Пугачев подал ему лист бумаги и приказал написать по-шведски, «а как я не знал, – показывал Шванович, – по-шведски, то написал по-немецки».
– Напиши еще на каком ты знаешь языке.
Шванович написал по-французски: «Ваше величество Петр III».
– Мастер, – заметил самозванец, повертев пред собою лист бумаги, и, видя, что на Швановиче кафтан худ, подарил ему шубу и шапку, с объявлением, что он будет у него наведывать иностранной перепиской.
Шванович действительно написал в разное время несколько немецких писем, и в том числе к оренбургскому губернатору[717].
Первая победа над правительственными войсками была отпразднована в стане самозванца усиленным пьянством, а спустя несколько дней получено известие, что и генерал-майор Кар со своим отрядом отступил к Казани.
В полночь с 8 на 9 ноября в деревне Юзеево в тылу отряда были услышаны орудийные выстрелы, поставившие Кара в весьма неприятное положение. Считая себя окруженным со всех сторон и опасаясь быть отрезанным от Казани, он решился немедленно отступить и идти на соединение с поручиком Карташевым и с башкирцами, высланными к нему со Стерлитамакской пристани. Едва утром 9 ноября он вышел из деревни Юзеевой, как был окружен толпой мятежников в две тысячи человек с девятью орудиями значительно больших калибров, чем в отряде Кара. У Овчинникова были двенадцати-, шести– и трехфунтовые пушки и восьмифунтовые единороги, тогда как у Кара был всего только один восьмифунтовой единорог и четыре никуда не годные трехфунтовые пушки. Рассыпавшись по степи и поставив орудия на расстоянии недостижимом для орудий Кара, мятежники открывали огонь и стреляли весьма метко, «не так, как бы от мужиков ожидать должно было». Единственный единорог, бывший при отряде, был скоро подбит, и удачное действие артиллерии мятежников произвело замешательство среди отступавших; солдаты кричали, что бросят ружья, а экономические крестьяне в числе 31 человека ускакали в толпу самозванца. Все это, но мнению Кара, происходило от того, «что люди собраны из разных команд, и то либо очень стары, или недавно из рекрут, а офицеры по большей части молодые и небывалые в сражениях». При содействии генерал-майора Фреймана и премьер-майора Варнстедта Кару удалось удержать некоторый порядок в отряде, и он, «построясь ко всегдашнему отпору» в колонну, отступал 17 верст и отстреливался восемь часов.
Потеряв в течение трех дней, 7, 8 и 9 ноября, 123 человека, Кар отошел к деревне Сарманаевой, где узнал, что пришедшие сюда накануне с князем У раковым 150 человек башкирцев при первых выстрелах со стороны деревни Юзеевой разбежались. Имея на все орудия только 167 зарядов и одного канонира, лишенный почти всех средств к приобретению продовольствия, Кар решился еще отступить и 11 ноября прибыл в деревню Дюсметеву, где к нему присоединились 57 тарханов и башкирцев и 20 мещеряков, при старшине Юсупе Надырове и сотнике Суюше.
Наступившие сильные морозы увеличили число больных в отряде. Сам Кар заболел лихорадкой; многие нижние чины, не имевшие теплой одежды, перезнобились. Все это заставило начальника отряда, остановившись в деревне Дюсметевой, выждать прибытия из Казани артиллерии и боевых припасов, заготовить продовольствие, купить шубы, онучи и лапти для нижних чинов и затем уже перейти в наступление и атаковать мятежников одновременно с отрядом полковника Чернышева. С этою целью еще 10 ноября Кар отправил Чернышеву приказание не двигаться далее, а остановиться или в Переволоцкой крепости, или отступить в Сорочинскую и до времени ограничиться прикрытием Самарской линии.