да гарнизону. Видя, что овладеть укреплениями казакам очень трудно и почти невозможно, Перфильев старался вступить в переговоры и имел свидание с капитаном Крыловым, высланным для этой цели из ретраншемента полковником Симоновым. Перфильев старался убедить Крылова, что Пугачев не самозванец, а истинный государь Петр III, и гарнизону необходимо сдать ретраншемент.
– Долго ли вам противиться батюшке нашему государю Петру Федоровичу? – говорил Перфильев. – Пора вам образумиться и принести покорность.
– Перестань ты, Перфильев, злодействовать, – отвечал Крылов, – и быть участником в злых делах разбойника, которому вы служите. Помянул бы ты Бога и присягу свою в верной ее императорскому величеству службе и старался бы исполнить то высочайшее повеление, с коим ты отправлен из Санкт-Петербурга от всемилостивейшей государыни.
– Меня нечего увещевать и учить, а послушай-ка лучше моего совета. Я знаю, с чем я послан от государыни, да мне там сказали, что будто бы батюшка наш донской казак Пугачев, но вместо того это неправда. Приехав к нему, я нашел, что он подлинный государь, так не могу злодейства предпринять против законного нашего государя. Да что и вы стоите, ведь ежели не сдадитесь, так после вам худо будет, а лучше признайте свою вину и принесите покорность: батюшка вас простит и пожалует. Ты здесь капитан, а у него, может быть, и генералом будешь. Пожалуй, не сомневайся, право, он подлинный государь. Да чего больше говорить, у него в Берде служит коллежский асессор из Симбирска, так ему лучше нашего можно знать, кому он служит – государю или нет? Итак, сами рассудите: когда государь с государыней не согласны, так нам нечего в их дела вступаться – они как хотят между собою, а нам лучше сторону держать государя, потому что мы еще прежде присягали ему верно служить.
Взаимные доказательства были недостаточно убедительны, и обе стороны остались при прежнем положении: казаки надеялись, что голод заставит гарнизон сдаться, а полковник Симонов был уверен, что ему будет оказана помощь, и он выйдет из своего крайне стеснительного положения.
Глава 5
Вылазка из Оренбурга. – Заботы Рейнсдорпа о продовольствии. – Захват мятежниками Илецкой защиты. – Письмо из Берды генералу Рейнсдорпу. – Наступление отрядов князя Голицына и генерала Мансурова. – Столкновение их с мятежниками у Бузу лука и деревни Прошенной. – Победа под Татищевой и ее последствия.
Получив известие об отъезде Пугачева в Яицкий городок, генерал-поручик Рейнсдорп пытался еще раз перейти в наступление и атаковать Бердинскую слободу. В случае успеха он надеялся захватить там запасы и хотя на некоторое время обеспечить себя продовольствием. Собрав 1700 человек пехоты, 400 казаков с 23 орудиями, Рейнсдорп разделил их на три отряда и поручил общее командование генерал-майору Валленштерну. Войска должны были выйти из города в пять часов утра 13 января и стремительно ударить на неприятеля.
К назначенному часу пехота была готова, но казаки, несмотря на неоднократные требования Валленштерна, присоединились к отряду только на половине пути. Глубокий, по колено, снег и истощенные лошади замедляли движение и дали возможность мятежникам собраться и приготовиться к бою.
Когда Валленштерн стал выходить на дорогу в Берду, то мятежники, скрывавшиеся в лощинах, окружили его почти со всех сторон. Притянув к себе отряды бригадира Корфа и секунд-майора Наумова, генерал-майор Валленштерн хотя и открыл огонь из своих орудий, но после нескольких выстрелов, видя многочисленность неприятеля, принужден был начать отступление. Пугачевцы наседали на отряд с такой энергией и настойчивостью, что Валленштерн потерял 8 орудий, 281 человека убитыми и 123 ранеными[127].
Неудача эта, совершившаяся на глазах жителей, следивших с городского вала за действиями войск, произвела на них тяжелое впечатление, и генерал-поручик Рейнсдорп доносил, что без посторонней помощи не только вылазки против пего, злодея, сделать уже не в состоянии, но и получить сведение, что делается в Берде, почти невозможно[128]. Гарнизон был до такой степени истощен и деморализован, что посылаемые для разъездов казаки, не надеясь на своих лошадей, ограничивались выездом за ворота и не решались отдалиться от стен крепости. Чтобы получить сведения о неприятеле, добыть «языка», генерал Рейнсдорп принужден был, по совету коллежского советника Тимашева, расставить вокруг города 27 капканов, «в том намерении, – пишет Рычков[129], – чтоб, выехав за город, яицким казакам заманить злодеев на сие место, и когда оным инструментом под кем из них уязвлена и подшибена будет лошадь, чтобы, наскакав, подхватить его было удобнее». Выдумка эта не привела к желаемым результатам; мятежники растаскали все капканы и, осыпав оренбургского губернатора насмешками, обещали заморить голодом. Они хорошо знали, что в Оренбурге давно уже приказано было выдавать половинную дачу провианта и что число больных в городе, в особенности цингой, стало умножаться. Цены на все продукты быстро возвысились; пуд муки продавали от 10 до 15 руб., а фунт печеного хлеба доходил до 30 коп.
В таких затруднительных обстоятельствах оренбургский губернатор вновь просил генерала Деколонга доставить провиант и обещал весьма хорошую плату подводчикам. Хотя по состоянию запасов в крепостях Орской дистанции можно было отделить 7980 четвертей муки, 248 четвертей круп, но генерал Деколонг не находил никакой возможности доставить их в Оренбург. Чтобы поднять такое количество, необходимо было 886 подвод; для запряжки можно было набрать казачьих лошадей, но саней и хомутов достать было негде. «Сверх того, – доносил Деколонг[130], – ежели крепостных казаков и жителей употребить под извоз того провианта, то уже крепости останутся совершенно обнаженными, так что разъездов производить и курьеров препровождать будет некому, сена и дров привезти будет не можно и не на чем».
Отправленный транспорт среди глубокого снега и непроходимых дорог должен был встретить огромные препятствия. Преследуемый башкирцами, обоз должен был бы втянуться в длинные ущелья Губерлинских гор, столь узкие, что иначе как в одну повозку пройти было невозможно. По выходе из гор и до Озерной крепости дорога пролегала по местности пересеченной, а далее начиналась степь без всякого жилья. Подходивший транспорт и конвоирующий его отряд могли быть встречены мятежниками далеко от Оренбурга и поставлены в безвыходную необходимость защищаться в степи без всякого пристанища и опоры.
Все эти обстоятельства и волнения, возникшие в Пермской и Исетской провинциях, заставили Деколонга отказаться от исполнения просьбы Рейнсдорпа, и оренбургский губернатор еще раз обратился к возмутителям с словами увещаний. Он отправил в Берду оба манифеста императрицы и свое воззвание ко всем «находящимся в изменнической толпе вора и возмутителя Пугачева всякого звания людям».
Рейнсдорп требовал, чтоб мятежники раскаялись в своих поступках и разошлись по домам. Он обещал им прощение именем императрицы, «понеже, – писал он, – дерзость ваша приписана быть может невежеству вашему, а паче коварному упомянутого злодея и вора уловлению».
«Буде же, – прибавлял оренбургский губернатор, – сие мое увещание, по жестокосердию вашему, действа не возымеет, то, конечно, останется погибать вам как в сем, так и в будущем свете, ибо не льстите себя, чтобы вы напоследок от праведного ее величества гнева ускользнуть могли»[131].
Мятежники не помышляли о покорности, и дела их в это время шли удачно: захватив в свои руки Илецкую защиту, они праздновали новую победу.
Пользуясь вторичным отъездом самозванца в Яицкий городок, Максим Шигаев, как начальник толпы, остававшейся под Оренбургом, отправил Хлопушу для занятия Илецкой защиты и доставления оттуда хлеба.
В начале февраля Хлопуша выступил из Берды с четырьмя сотнями заводских крестьян, несколькими казаками и с двумя орудиями. Подойдя к Илецкой защите, он окружил ее, и после нескольких выстрелов 130 человек оренбургских и самарских казаков, бывших в укреплении, передались на сторону мятежников. Начальник гарнизона, капитан Ядринцев, с женой и детьми, спрятался в церкви и не сделал никаких распоряжений к защите. Капитан Варачев и подпоручик Исаев, хотя и успели собрать гарнизон, состоявший изо ста солдат разных батальонов, но они отказались защищаться и вышли к Хлопуше с повинной. Мятежники ворвались в Илецкую защиту, ранили смертельно Варачева и Исаева, выпустили всех арестантов, захватили все имущество и деньги. По приказанию Хлопуши хорунжий Уключенинов, за невыдачу будто бы жителям провианта, исколот копьями; а капитан Ядринцев, о котором жители просили, как о человеке добром, был оставлен командиром и ему приказано защищать запасы и селение от нападения киргизов.
Выдав всем арестантам и ссыльным одежду, «так как многие из них не имели рубах», Хлопуша взял их с собою в Берду, куда привез часть захваченного провианта, 280 рублей и 5 пушек[132].
Ободренный новым успехом своего сообщника, самозванец приказал написать и отправить ругательный ответ на увещание Рейнсдорпа.
«Оренбургскому губернатору, – говорилось в ответе[133], – сатанину внуку, дьявольскому сыну! Прескверное ваше увещание здесь получено, за что вас, яко всескверного общему покой ненавистника, благодарим. Да и сколько ты себя, по демству сатанину [sic], ни ухищрял, однако власть Божию не перемудрил. Ведай, мошенник, да и по всему тебе, бестии, знать должно, сколько ты ни пробовал своего всескверного счастия, служишь единому твоему отцу-сатане. Разумей, хотя ты по действу сатаниному во многих местах