Дело его было проиграно, и князь Орлов решился удалиться от двора: он просил об увольнении его на пять недель в деревню. 6 июня он получил это разрешение, и в тот же день граф Захар Чернышев объявил Военной коллегии высочайшее повеление, чтобы Г.А. Потемкин был зачислен в штатном воинском армейском списке[380].
Отпуская Орлова, Екатерина писала Потемкину[381]: «Только одно прошу не делать – не вредить и не стараться вредить князю Орлову в моих мыслях, ибо я сие почту за неблагодарность с твоей стороны. Нет человека, которого бы он более мне хвалил и, по-видимому мне, более любил и в прежнее время и ныне до самого приезда твоего, как тебя; а если он свой порок имеет, то ни тебе, ни мне непригоже их расславить. Он тебя любил, а мне они друзья – я с ними не расстанусь».
В конце июля Г.А. Потемкин был назначен начальником всей легкой кавалерии и иррегулярных войск[382]. Будучи вице-президентом Военной коллегии и пользуясь полным доверием императрицы, он был единственным докладчиком по военному министерству. Устранение от наиболее важных дел графа Захара Чернышева заставило последнего просить об увольнении его от звания президента Военной коллегии и от прочих должностей.
«С сожалением, – писала Екатерина графу Чернышеву от 23 августа[383], – усмотрела я из письма вашего, что ослабевающие ваши силы препятствуют вам по известной ревности и усердию к службе продолжать оную с надлежащим рачением и вниманием – суть причиной, побуждающею вас желать и просить увольнения вас от должности президента Военной коллегии и от прочих комиссий.
Снисходя на сие, я приказала послать о том указ в Сенат, с которого прилагается здесь точная копия[384]. Согласно же с прочим в письме вашем изложенным поручаю вам, как назначенную вам дивизию, так и в управление ваше обе Белорусские губернии с надеянием, что вы, по мере ваших сил, не оставите иметь об оных надлежащее старание и попечение. Для поправления же вашего здоровья дозволяю вам находиться в тех местах Империи нашей, где вы для того за полезное усмотрите».
С увольнением президента Военной коллегии Г.А. Потемкин стал полным распорядителем по военной части и забрал в свои руки большую часть распоряжений по усмирению восстания.
Глава 11
Назначение князя Щербатова командующим войсками, действовавшими против Пугачева. – Рескрипт императрицы князю Щербатову. – Разделение секретной комиссии на две части. – Состояние края. – Действия войск. – Преследование калмыков. – Деятельность князя П.М. Голицына. – Наступление отрядов Тимашева, генерала Фреймана и подполковника Михельсона.
Находясь в Казани и получив 11 апреля известие о кончине Александра Ильича Бибикова, генерал-поручик князь Щербатов, как старший из начальников, на другой же день выехал в Бугульму. «Едучи по почте в кибитке, – писал он впоследствии[385], – по чрезвычайной в здешнем краю дороге, не в состоянии был больше переехать в двое сутки 70 верст».
На берегу реки Камы князь Щербатов встретил походную канцелярию покойного главнокомандующего, которая с большим трудом и опасностью переправилась через реку. Видя невозможность переправиться через реку Каму, князь Щербатов возвратился в Казань, где и решил ожидать распоряжений о назначении нового главнокомандующего.
Последние донесения из-под Оренбурга, победы, одержанные повсюду правительственными войсками, и, наконец, известие, что Пугачев бежал из Берды с весьма незначительным числом своих сообщников, убеждали правительство, что дело самозванца проиграно, что сила его уничтожена и что для окончательного подавления мятежа остается успокоить население и переловить мелкие шайки, бродившие еще по разным местам края, но не имевшие между собой общей связи и единства. Для такой цели, конечно, не было никакой надобности назначать главнокомандующего, облеченного обширной властью, такой, какой пользовался А.И. Бибиков, а достаточно было назначить начальника над войсками и предоставить губернаторам, каждому в своей губернии, усмирить население и, при содействии войск, привести его к покорности и повиновению.
Исходя из этой точки зрения и все еще не сознавая хорошо, в чем сила самозванца и где ее источник, правительство так и поступило.
«Через донесение ваше известились мы, – писала Екатерина II князю Щербатову[386], – как о смерти генерала Бибикова, так и о восприятой вами по нем, в качестве старшего военачальника, главной команде над войсками, предводительству его вверенными. До получения впредь от нас новых повелений, поручаем мы вам принять между тем главную над сими войсками команду и вести по тем же самым основанием, кои от покойного генерала Бибикова толь благоразумно и удачливо распоряжения были, дабы инако не остановить течение и исполнение всего дела. Но как порученная покойному Бибикову комиссия в рассуждении переменившихся ныне обстоятельств в гораздо лучшее положение приведена, то находим мы за нужно предписать вам к руководству вашему на первый случай следующее: 1) чтоб вы продолжали неусыпно поражения и преследование бунтовщиков, вооруженно воюющих, и не пропускали их в околичные губернии, а притом по крайней возможности старались приводить в повиновение отложившуюся чернь; 2) чтоб вы в постановлении нужного устройства с повсеместной тишиной предоставляли, однако же, губернаторам, каждому в его губернии, яко истинному оные хозяину и состояние людей и нравов лучше знающему, главнейшее попечение по собственному каждого в своей части лучшему усмотрению; 3) чтобы для сего беспрестанное имели вы сношение с окрестными губернаторами и по их требованием подавали им воинскую помощь, не теряя из вида главного вашего предмета, в первом пункте описанного, требуя взаимно и от губернаторов их способствование вашим делам там и тогда, где того истинная польза службы нашей требовать будет; 4) чтоб вы строгими от себя грамотами требовали от башкирцев выдачи Пугачева, изъясняя им всю гнусность его злодейства и жестокость праведной им от законов мести, если они его укрывать станут, или же из своих рук упустят и не возвратятся добровольно в повиновение монаршей нашей власти, с обещанием напротив в сем последнем случае всемилостивейшего от нас прощения им вины, а притом и награждение за поимку и выдачу злодея Пугачева, причинствовавшего толикому разорению и толикому пролитью невинной крови.
Мы ожидаем несомненно от вашей верности и усердия к службе нашей, что вы благоразумием вашим сделаете себя наивящще достойным как нашей монаршей милости, так и общего почтения.
Что принадлежит до произвождения по вверенному вам корпусу, оное долженствует теперь идти обыкновенной дорогой, почему и имеете вы при каждом случае о достойных представлять в те места, куда то следовать может. О чрезвычайных расходах имеет тоже разуметься, поколику на то времени доставать будет. Но для случаев оного несносящих определяем мы вам через сие из казанских доходов 5000 рублей, из коих и позволяем мы вам чинить нужные расходы, по собственному вашему усмотрению там, где нужно будет. На стол же определяем вам по 300 руб. в месяц, пока сия ваша комиссия продолжится».
Поручая князю Щербатову одно лишь командование войсками и преследование мятежнических шаек, императрица устранила его от всякого вмешательства в гражданские дела и административные распоряжения. Последние она возложила на губернаторов казанского и оренбургского, предоставляя им производство следствия над захваченными мятежниками, утверждение приговоров и приведение их в исполнение[387].
Таким образом, вместо одной были образованы две секретные комиссии, одна в Казани, а другая в Оренбурге.
«Обеим секретным комиссиям, – сказано было в высочайшем указе[388], – по делам иметь сношение и друг другу помогать должно. Причем обеим секретным комиссиям рекомендуется, чтобы они, при следствиях, сколь возможно от пристрастных расспросов воздержались».
В состав вновь образованных двух комиссий были назначены те же лица, которые находились в прежней, подчиненной А.И. Бибикову.
С разбитием мятежников под Татищевой крепостью и по освобождении Оренбурга от осады число захваченных участников мятежа было столь велико, что для производства следствия и суда пришлось образовать в Оренбурге особую следственную комиссию. В начале апреля 1774 года в Казани содержалось 169 колодников, тогда как в Оренбурге число их доходило до 4700 человек. Желая освободить Оренбург от такой массы арестантов, А.И. Бибиков отправил туда из Казани капитана Лунина и капитан-поручика Маврина, которые и должны были открыть действие секретной комиссии. С отъездом их в Казани остался один только Собакин, в помощь которому были отправлены капитан Волоцкой и прапорщик Горчаков, находившиеся в то время в Москве в распоряжении главнокомандующего князя М.Н. Волконского, для производства следствий.
Накопившееся в Первопрестольной столице значительное число арестованных по разным случаям сообщников Пугачева и беспрерывные допросы их затрудняли князя Волконского, и потому Екатерина II, собственно для допросов арестованных, отправила ему в помощь двух офицеров: лейб-гвардии Преображенского полка капитана Волоцкого и лейб-гвардии Семеновского полка прапорщика Горчакова. Императрица поручила князю Волконскому употреблять этих офицеров «при допросах по тайным делам, но с тем, чтобы ни малейшего истязания не делали»[389].
«Я думаю, – писал при этом князь Вяземский